не сговариваясь, устроились отсыпаться, и пару часов в купе можно было слышать только шелест переворачиваемых Наташей страниц: ещё с детских лет спать днём она могла лишь по очень большому настроению и предпочитала обычно нечто более увлекательное простому обогреву щекою подушки.
В этот раз ей сильно хотелось увидеться с Ийечкой, но та на самом деле была сейчас занята – на сто вёрст округ приближавшегося Натадара находилась санитарная зона, хлопот было у дежурившей Ийечки полон рот и даже возможности вместе встречать и выпроваживать пассажиров не было. А всё утро Наташа нахально пялилась в тёмно-сиреневые треники Николая на причинном месте. Заметно торчавший в направленьи пупка бугор приводил в беспокойство вопрос у Наташи: когда же Колька не вытерпит выебать Танечку – прямо днём или всё же дотерпит до вечера и дождётся отбоя?
Марина, на этот раз не обладавшая вчерашней своей бесшабашностью, бесцеремонностью такой не располагала и во время длительной трапезы на хуй Коли в штанах бросала лишь мимолётные взгляды украдкой. А теперь она просто спала, повернувшись ко всем своим спутникам жопой.
По прошествии шестнадцати ноль-ноль часов вечера Наташа сочла подобный Маришкин ракурс невежливым и, отложив книгу в сторону, тихонько опустила ноги с полки и, сев, призадумалась на чуть-чуть, созерцая пышное великолепие туго стянутых простынёй булок. Задница, спору быть не могло, была просто страх аппетитная. К тому же край её в вагонном потряхивании сместился и нависал немного над полочкой, покачивая дутыми дынями, что приводило в лёгкий тревожно-безумящий животик восторг. Но будить сладко спящую Маришку Наташе пока совсем не хотелось, между тем как натянутая простыня представляла из себя самое серьёзное препятствие на пути всевозможных фантазий в вариантах использования этой головокружительной задницы в не самых мирных Наташиных целях.
На семнадцатой секунде раздумий проблема уже начала досаждать Наташе своей затруднительностью, и она чуть прикусила нижнюю губку, но позабытые на столе Мариной маленькие маникюрные ножнички выявили всю мнимость казавшейся неразрешимости. Всё так же в осторожности стискивая острыми зубками краешек губы, Наташа аккуратно прокралась ножницами по разъезжающейся ткани простыни, ало-атласного халатика и по тонко-китайскому шёлку трусов. То что она натворила ей очень понравилось – волосатая Маришкина пизда теперь зияла в колоссальной прорехе полностью высвобожденно и в отличие от всё ещё стиснутых тканями булок задницы дышала в такт дыханию хозяйки почти заметно, легко и свободно. Алый зёв до этого плакал в трусы – во сне Маринке что-то там грезилось – и сейчас предстал перед Наташей во всеразвёрнутом краями влажно-поблёскивающем обаянии. Тихонько скользнув коленками на коврик в проходе, Наташа приблизила лицо к пылающему в Маринином сне жару раскрытой пизды. Пахло вкусно, пряно и от инопарфюма смешно. Со всей осторожностью, почти внечувственно Наташа поцеловалась с крупными валиками больших губок, лишь согрев их дыханием. Второй поцелуй был уже немного плотней, а язычок тонкой трубочкой вскользнул в горячую мокрую дырочку и замер там. Марина спала без задних ног. «Не спи солдат – проспишь пехоту!», подумала ей в напутствие Наташа, и «пехота» ринулась в глубокую разведку. Чуть кислило и всё сильней горячо текло, Наташа вжёсткую шарила язычком по мягким податливым стеночкам жаркой пещерки и топорщившиеся кущи волос на пизде Марины щекотали ей носик. Нализавшись вдоволь, она выдернула уже смело, не боясь больше разбудить, язычок и обвилась губами вокруг напряжно показавшегося клитора. Сосать было совсем уж упоённо, Марина заворочалась сонно на полочке, и Наташа двумя руками, сильно сжав, развела для удобства обе половинки её сраки пошире. Простынка хрустнула дальше швом, трусы и халатик разъехались самостоятельно и бесшумно. Вжавшись всем лицом Марине в промежность, Наташа чувствовала прикрытыми веками мягкое тепло правой булки и дёргала в губах скользкий ставший огромным сосок. «Уумх… А-ах!», Марина пробиралась на помощь своей пизде изо сна, но было поздно: жопа её резко вздрогнула и задёргалась, как заведённая, сотрясаемая конвульсиями нахлынувшего оргазма, пизда звонко хлюпнула о Наташин подбородок и в первую стремительную струю прыснула… «А-а-а-а-а-а-ах!», Марина вцепилась на выдохе в уголок подушки и зажевала хлопчатобумажную наволочку, чтоб совсем уж не заорать. «Ну вот умница!», Наташа, отстранившись с раскрасневшимся мокрым лицом, похлопала вздрагивающую попочку по щёчкам и взялась пальчиками за нутрь пизды, приоткрыв. И ещё пара горячих струек в ответ напористо брызнули ей на грудь, измочив вконец ворот футболки.
«Наташка, бля, ты что наделала?!», Марина сидела на полочке укутанная в сбившуюся простыню с широко раздвинутыми ногами и пыталась заглянуть куда-то себе в очко. От усердий её простынка ещё больше похрустывала убегающим швом, а трусы разъехались до самой резинки. Наташа сидела на коленках на коврике и взглядом изображала жалобно-неповинного кролика. «Как теперь с жопой такой по вагону?», Маришка оставила терзать дальше трусы и наклонилась, впиваясь в Наташины губы. Поцелуй вышел жарким, поскрипывающим от чувств и затяжным. Возможно именно это его влажно-упоённое чмоканье и пробудило, наконец, спящую на верхах парочку юных молодожёнов, перекрыв дежурный постук вагонных колёс.
– Ребят, не спускайтесь пока – я переоденусь… – Марина выбарахтывалась из объятий растерзанных чувств простыни, халатика и Наташи.
«Ребята» не спустились. Им и так хорошо было видно в зеркало. И, перемигиваясь, Коля с Танечкой вовсю наблюдали, как трясёт налитыми белыми буферами и порядочной жопою переодевающаяся в джерси-блузку и внедорожную юбку Марина.
– Зря! – комментировала Наташа со своего диванчика, сидя с поджатыми лапками на подушке. – Только помнёшь, да и неудобно. Прикиньте там, Маришечка халатик порвала как-то нечаянно… Говорила ей не ходить писять без меня по вагону! Там же шатает! Зацепилась, наверно, за что? Не ушиблась хоть?
– Натка, брысь! – Марина извлекла 'обеспокоенную' Наташину руку из-под своего лобка и завершила экстренный туалет. – Всё, ребят.
Вечер при свечах
Предстоящий вечер было решено организовать 'при свечах'. Организация, впрочем, затронула лишь активистов: Марина изготавливала из походной снеди какое-то празднично-пышное великолепие, а Коля добывал в ресторане и по запасам проводников коньяк, сигареты и кофе. Наташа, сказавшись «заботливою подругой», со всем случившимся с ней вдруг прилежанием заштопывала Маришкин халатик аккуратной стёжкой по новому шву. А Танечка после трёх категорически отвергнутых и в результате бесплодных попыток оказания помощи хозяйничающей Маринке сидела теперь просто на обратном конце Маришкиной полки и листала выданный ей загранманьячицей 'Necckermann'. О её голые вытягиваемые из-под цветастого халатика ножки то и дело спотыкалась присаживающаяся и подскакивающая в заботах Марина, но хозяйка же полки ни за что не отпускала её наверх, каждый раз лишь спохватываясь зацепившейся задницей и легко касаясь в извинительных жестах тёплых икр.
Ближе к восьми всё было, наконец, готово. Трапециевидный столик купе представлял из себя некое подобие своего продвинутого собрата с королевского раута, вместо свечей светили четыре включенных по полочкам ночника, и тёплое содружество четырёх пассажиров дальнего следования уютилось в готовности приступить к скромному торжеству. Танечка с Колей сидели на отведённом им месте Марининой подушки, а Марина бедро в бедро прижималась восстановленным на ней алым атласом к Наташе. Весь полуинтим создавшейся почти праздничной атмосферы чуть не порушил Михалыч:
– Чай пить будемте, граждане-сотоварищи, пожалуйста вам?
Его усатое вдосталь лицо нарисовалось на пороге купе с нах и сдавшейся бы тут всем его вежливостью.
– А где Ийечка?!? – спохватилась ответом ему, всполошившись, Марина. – Ты куда, старый вкусный хрен, Ийечку дел? Она же обещала придти!
– Оп, а вона хто тут! – подивился-обрадовался непонарошку Михалыч, разглядев в полумраке пылкий атлас своей ночной через ж.. наездницы. – Значит так. Ийечка отдыхает пока – ей дежурить в ночь. А чай, так понимаю, тут пока совсем ни к чему! Что понадобится – обращайтесь. Пути доброго в зачинании!
Он сторожко прикрыл дверь за собой и исчез.
В купе вновь воцарилось мирное расположение, и вечер при свечах вступил в свои права.
Пилось не много, но весело. К началу десятого всё приканчивалась ещё вчерашняя бутылка
