В храм за почти не изменившимся Григорием Ивановичем — просто бесконечным живым потоком потекли люди.
Сначала — дети…
От трех лет и до юношеского возраста.
Девочки в белых платьицах.
Мальчики в черных костюмах.
— Приютские! Еле-еле успели купить и пошить им все это! — шепнул Ник, вставая позади Стаса.
После детей храм стали заполнять — Стас глазам не поверил — уже взрослые юноши и молодые мужчины в одежде семинаристов.
Десять…
Двадцать…
Сорок…
Не менее пятидесяти человек!
Все они встали на клиросе.
Перед ними — серебряный камертон в руке — бородатый регент с иерейским крестом на груди.
Стас посмотрел на Григория Ивановича, осторожно — в храме не принято здороваться — поклонился ему.
И спросил взглядом:
«Как? Откуда?!»
И тот, улыбнувшись, тоже взглядом, ответил:
«А разве могло быть иначе?»
И тоже встал в самый конец очереди на исповедь.
Наконец, отец Михаил вышел из алтаря с Крестом и Евангелием.
Прошел к алтарю.
Громко прочитал положенные молитвы.
Исповедовал первым Стаса.
Затем, хотя, обычно сначала исповедовали детей, затем мужчин и уж потом девушек и женщин — Лену.
Словно понимая их — ее и Стаса — он не мог сейчас даже на пару минут разлучить их!
Затем исповедовались дети из приюта.
Потом — Сергей Сергеевич.
Владимир Всеволодович.
Ваня — как успел заметить Стас — со слезами на глазах…
Начавший было картинно ударять себя в грудь, но потом смиренно склонивший голову и, в конце концов, опустившийся на колени Молчацкий.
И, последним, уступавший всем очередь — Григорий Иванович.
Один из семинаристов в это время размеренно, на одной ноте — не иначе как будущий монах, подумал Стас — прочитал часы.
Закончив исповедь, отец Михаил снова удалился в алтарь.
И подал из него
