И теперь только ждали этого от тех, кому они дали жизнь, выкормили, вырастили, и, счастье их, если приложили еще ко всему этому, как после смерти они ясно поняли, второстепенному, главное — зерна веры.
Которые, дав плод, помогали теперь им — там!
Денег сегодня было предостаточно — и Стас записал всех их, в том числе и проживших свой век сродников Лены, на проскомидию.
Это когда священник до начала Литургии зачитывает по записке имя каждого, вынимая при этом из просфоры частицу.
А после причастия погружает все эти частицы, соединяя их с Телом и Кровью Христовыми.
Стас читал, да не в одной книге, что этого момента души усопших ждут, как величайшего праздника.
Никакой земной день рождения, ни один самый пышный юбилей или самая высокая награда и близко не может сравниться для них с этим!
Затем он под крестом написал уже не «О упокоении», а о «О здравии».
И самым первым вписал имя Лены.
Потом — свое, чтобы даже здесь, не смотря на ссору, не разлучаться с ней.
Отца.
Своей бабушки.
Родителей Вани с Леной.
Самого Вани.
Ника — точнее Никиты…
Владимира — имелось ввиду Всеволодовича, потому что отчество на записках не ставилось.
Зато добавлялось иногда перед именами: «бол», если человек был болен.
«Пут» — если он находился в путешествии.
«Воин» — когда он был на военной службе.
Стас невольно заметил, как заполняет свою записку вставший рядом с ним человек, и понял, что еще можно писать: «закл.»
Заключенный, как сразу понял он.
Этих заключенных был целый столбик.
Стас недоуменно поднял глаза на писавшего.
Они встретились взглядом.
И сразу узнали друг друга.
Это был… тот самый оперативник из следственного кабинета.
Он хотел сказать что-то Стасу.
Но — в храме грешно разговаривать.
И лишь чинно поклонившись, понес отдавать свои записки в иконную лавку.
Стас последовал его примеру.
Затем купил на сдачу, по совету продававшей свечи и иконы матушки, маленький бумажный образок «Феодоровской» иконы Божией Матери, память которой чтилась именно в этот день.
И встал на свое любимое место.
