- Дальше – больше. Серафима Серафимовна – имя-то какое! – часами на память читала мне псалмы, отрывки из Евангелия. Я, хоть и с высшим образованием, мало что понимала. А она – как любила говорить о себе: четыре класса с коридором! – мне все растолковывала. Но все равно одной, хоть и очень нужной информации, было мало. Умом я уже начала что-то понимать. Но сердце еще молчало, - пожаловалась Виктория. И глаза ее просветлели: - А тут вдруг однажды пришел причастить ее священник. Отец Григорий. Старенький, седенький батюшка… Глаза – само понимание и Любовь!
Виктория даже улыбнулась, вспоминая священника.
- Он исповедовал, причастил Серафиму Серафимовну. Я, чтобы не слушать о ее грехах попросила медсестру надеть мне наушники на голову, да включить музыку погромче. Поэтому не знаю, о чем говорила со священником насчет меня бабушка, но затем он подошел ко мне. И представляете, поговорил со мной всего пять минут. Торопился кого-то соборовать в другое отделение, - сама удивляясь тому, что рассказывает, едва заметно качнула головой она. - А у меня после этого – целый день слезы из глаз! Вот тогда я впервые в жизни поняла, что такое Божья благодать! После этого я без нее уже не смогла! Как говорится, только тот, кто вкусил мед, знает, что он – сладкий! Словом, узнала у Серафимы Серафимовны его телефон. Позвонила. Полчаса все свое сокровенное и постыдное, никого не стыдясь, выкладывала. И упросила крестить меня. Прямо здесь, в больнице. Он пару раз еще пришел, поговорил со мной… Стасик, как это называется?
- Провел огласительные беседы или проще – огласил!
- Вот-вот. Он так и сказал, - подтвердила Виктория. - И покрестил! Ох, и воды тут было!.. После меня, кстати, еще двое из этой палаты крестились! Правда, как более легкие, уже в больничном храме. После того, как Серафиму Серафимовну выписали домой, папа привез из дома Евангелие. И я попросила так и оставить меня здесь. Думала-думала. И все же решилась вам… Попросить прощения за все. Поблагодарить – потому что некоторые зерна истины посеяли во мне и вы, прости, Стасик, особенно ты, Лена! А еще спросить…
Виктория сделала над собой немалое усилие и прошептала:
- Как там Ваня? Еще не женился?
- Да ты что? – удивилась Лена. – Нет, конечно!
- Слава Богу, - выдохнула с облегчением Виктория. – А то он все-таки такой крепкий, красивый, Герой России! И где только раньше глаза мои были? Как говорится, что имеем, не храним, потерявши – плачем! И что он теперь – по-прежнему в вашей Покровке?
- Нет, этот Герой России уже в монастыре! – поспешно ответил Стас. – Даст Бог, будет еще священником-монахом…
- Надо же… - с легким беспокойством сказала Виктория.
Попыталась привстать, но не смогла.
- И в каком?
- Прости, но этого мы не может тебе сказать, - ответила за двоих Лена.
- Почему?
- Потому что это будет неполезно для вас обоих!
- Понимаешь, как бы тебе это объяснить… - заговорил уже Стас. - Приняв постриг, Ваня умер для мира. За него даже свечку об упокоении поставь – и ему не повредит.
- Но я-то живая! – простонала Виктория. – И как только поднимусь, сама сразу найду, где он… поеду к нему и – уговорю вернуться, то есть принять свою образумившуюся жену. Ведь я знаю, он любит меня!
- Но Бога он любит больше! – подала голос Лена.
- Ну, это мы еще посмотрим! – с вызовом сказала Виктория.
И Стас с Леной поняли, что в ней еще осталось немало от той – прежней, жестокой и взбалмошной дочки генерала…
- Да… - протянула Лена, когда они вышли из больницы. – Нелегко теперь Ваньке придется.
- На гранату и то, наверное, было проще лечь, - согласился Стас. – Тут ведь не просто начнется война за тело, а - за душу. Страшная духовная брань! Мир попытается через
