познакомился с Зоей.
И, наконец, попросив разрешения, подержал на руках виновника торжества, вернул его Зое.
И протянул Стасу толстый конверт.
— Вы получите — когда тоже родите! — предупредил он Олега с Ириной. — Тем более что это с моего первого контракта. Но, надеюсь, Тише хватит здесь на подарок, скажем — на новую кроватку. А вам пока желаю безбедно прожить до моего нового удачного проекта!
В чем-в чем, а в этом Ник оставался прежним!
Относя конверт в кабинет, Стас не утерпел и заглянул в него.
В нем лежали три пачки пятитысячных купюр.
Полтора миллиона рублей…
Он тут же сообщил об этом Лене.
Но та словно не услышала его.
Как-то рассеянно кивнула и словно отсутствующая заняла свое место за большим столом, рядом с мужем.
«Неужели даже крестины сына не помогли?» — с болью подумал Стас.
Владимир Всеволодович сам догадался, что Ник подарил большую сумму и, как показалось, с легким сожалением тихонько спросил:
— Что, будешь теперь забирать свою коллекцию обратно?
Стас подумал и отрицательно покачал головой:
— Нет, отдавайте уж лучше в церковный музей! В вашем храме ежедневно столько паломнических групп. Не денег жалко. А людей, которые мало верят. Или не верят вообще. Которые, как бы это правильнее назвать — духовно слепоглухонемые. Вот! Что может быть страшнее этого? А такой земной материал поможет им наглядно и на ощупь убедиться в Небесном, убедиться, что все это действительно было на нашей земле и — соответственно лишний раз укрепиться в вере.
До начала обеда оставалось еще несколько минут — соседка вносила все новые и новые кушанья.
И Стас, улучив момент, подойдя к отцу Иоанникию, спросил:
— Ну как ты там?
— Слава Богу за все! — коротко ответил он.
— Вика… была?
Отец Иоанникий, совсем как в детстве, с хитрецой в глазах, ответил на этот вопрос вопросом:
— Что там сказал Юлий Цезарь после победы… не помню над кем там: «Пришел… увидел…»
— Не сказал, а написал сенату, — уточнил Стас. — После того как практически без сражения разгромил Фарнака: «Пришел, увидел, победил!»
— Вот так и Вика… Пришла, увидела и… ушла. В смысле, увидела не меня, а — монастырь. Я ведь к ней так и не вышел. Как говорится, себе дороже…
Стас взглянул на своего друга детства и — ну, кто лучше мог знать его? — сразу понял, что эта победа над собой, этот подвиг не выйти из кельи к женщине, которую он продолжал любить, и с которой мир готов был осыпать его всеми благами и удовольствиями, досталась ему намного труднее, чем Цезарю, причем, во всех его многочисленных битвах…
Отец Иоанникий тоже умел понимать Стаса с полуслова, сразу догадался, что от того ничего не укрылось.
И заторопился:
— Давай начинать, а то мне еще на вечернюю службу успеть надо!
