До вечера было еще далеко.
Стас смотрел на стоявшую в углу на подставке из толстой стальной проволоки большую остродонную глиняную амфору.
Она была простая, красноглиняная.
Почти вся склеенная из осколков.
Без рисунков и даже орнаментов.
Но зато — четвертый-третий век до Рождества Христова!
Подарок Владимира Всеволодовича на его двадцатилетие.
Сколько раз мама предлагала поменять ее на одну из двух ярко расписанных современными художниками амфор.
Ту поставить сюда, а эту сдать в антикварный магазин или просто вынести на помойку.
Но Стас, не переносивший ничего неподлинного и поддельного, и имевший на все это какое-то особое, трудно объяснимое чутье, благодаря которому его сразу же стали ценить в магазине даже опытные антиквары, категорически отказался.
Он бы наоборот те две амфоры с удовольствием выбросил из дома.
Но — они были предметом особенной гордости мамы.
Она подговорила двух состоятельных работников клиники подарить их на недавний юбилей мужа.
Сам Сергей Сергеевич, правда, остался к ним равнодушным.
Он больше по-детски радовался подносимым ему картинам-шаржам, роскошным бокалам с дарственными надписями и особенно авторучкам.
Которые потом передарил Стасу.
А мама специально поставила амфоры — одну в прихожей, где всякому новому гостю говорила, что ее сын пишет романы на античную тему.
А вторую — в гостиной.
Чтобы продолжать начатую беседу.
Мол, если простой писатель пишет одну книгу, то исторический — целых три, а тот, кто отважится создать роман об античном периоде, почему их не так много в мировой литературе, и вовсе — все десять!
Пустые, никчемные вещи!
И беспредметные пока разговоры!
То ли дело, эта амфора.
И людям послужила.
И ему вот теперь помогла в минуты вынужденного безделья вновь, как и тогда в Покровской, когда он, наказанный отцом, впервые задумался о смысле жизни, вспомнить о самом главном.
Сколько же протянулось месяцев, лет и веков с тех времен, когда ее старательно изготовил скудельник, а затем пользовались многие, возможно, даже не одно поколение, люди?
Рабы и господа…
Купцы и воины…
Быть может, даже поэты!
Целая вечность и всего лишь миг…
