— Вот указатели, — похлопал кондуктор по деревянной табличке, привинченной к переборке. — Расстояния указаны в футах, потому как «Гангут» выстроен по британским лекалам. На границе пассажирской палубы всегда дежурит унтер или кондуктор, он всегда подскажет дорогу или вызовет матроса, который вас проводит. И запомните главное, в случае полундры или аврала, бежать строго по часовой стрелке, даже если место, куда вам надо, в двух вершках от вас. Это корабельный закон.
— Спасибо, кондуктор, — поблагодарил его штабс-капитан. — Мы вас больше не задерживаем.
Кондуктор отдал честь и поспешил куда-то в сторону мостика по своим кондукторским делам.
— Разойтись, — скомандовал штабс-капитан. — Господа офицеры, вы свободны.
— Есть, господин штабс-капитан, — ответили мы.
Я обернулся к прапорщику Семёну Кмиту, молодому человеку, который, как и новый командир второго взвода, присоединился к нам в Брянском депо.
— Прапорщик, — приказал я ему, — проследите за тем, как расположатся солдаты взвода. Потом можете быть свободны.
— Есть, — ответил он, без видимого неудовольствия, хотя, знаю на собственно примере, подобного рода приказы вызывают глухую досаду. Все отправляются отдыхать, а ты за солдатами гляди, как нянька. Однако сейчас догляд за солдатами был особенно нужен. Больше половины взвода — бывшие рекруты, ещё не освоившиеся и «пороху не нюхавшие», так что относится к ним будут с некоторым нарочитым покровительством, а молодые люди этого не любят — опять же, по себе знаю — и возможны совершенно ненужные конфликты. К которым, как говорят учёные мужи, особенно располагают закрытые помещения и постоянное напряжение.
— Жильцов, — кивнул я денщику, ловко управлявшемуся с моим нехитрым багажом одной левой. Тот дёрнул рукой, попытавшись по привычке отдать честь, отчего ремень, прикреплённый для удобства к сундуку, съехал с плеча. Жильцов поправил его и зашагал вслед за мной.
Пока он обустраивал наше временное пристанище, я решил немного прогуляться по внутренностям дирижабля. Развернуться в нашей каюте вместе с довольно дюжим Жильцовым было негде, да и очень уж интересно. Первым делом я заглянул в кубрик своего взвода, там всё было спокойно — прапорщик Кмит стоял в дверях, сложив руки на груди. Я поспешил дальше, чтобы не смущать его, а то выходило, что я вроде бы проверял нового офицера. Я быстро обернулся к указателю и принялся его внимательно изучать.
Так, что тут у нас. Мостик — 100 футов по курсу. Первая орудийная, вторая орудийная и третья орудийная палубы. Ничего интересного. А это что такое? Кубрик воздушной пехоты. И всего 15 футов — против курса. То есть, буквально за этой переборкой.
Я прошёл в страшно неудобную овальную дверь с круглым окошком-иллюминатором. За ней я обнаружил странного офицера. В петровских времён форме, треуголке и солдатским тесаком, вместо шпаги.
— Приветствую вас, господин поручик, — усмехнулся он, отдав честь. — Честь имею представиться, подпоручик Булатников, командир ударной ландунгс-команды линейного дирижабля «Гангут».
— Честь имею, поручик Суворов, — представился я, — командир первого взвода третьей роты третьего батальона Полоцкого пехотного полка.
Я протянул руку Булатникову, тот крепко пожал её.
— Держу пари, вы никогда не слышали о нас? — также весело спросил он.
— Если честно, то да, — не стал отпираться я. — Не просветите меня, подпоручик?
— С удовольствием, — ответил Булатников, — только не здесь. Идёмте в мою каюту, поручик, а то на этом дирижабле поговорить уже и не с кем. Вахтенные офицеры делами заняты, отдыхающим, сами понимаете, не до кого дела нет. Да и не слишком любят авиаторы общаться с нами — пехотой, пускай и воздушной. Со своими же солдатами запанибрата болтать нельзя, а уж пить тем более. Вы вино, надеюсь, пьёте?
— Пью, — кивнул я и тут же добавил: — Умеренно.
— У меня остались несколько бутылок славного кьянти, из Священной Римской империи. От последнего похода остались. Идёмте, поручик.
Я охотно согласился на предложение подпоручика. Делать было, в общем-то, нечего, во вверенном мне подразделении всё спокойно, экипажу в кают-компании нас ещё не представляли, так что Булатников был, фактически, моим единственным знакомым на борту. За исключением офицеров нашего полка.
Каюта Булатникова ничем не отличалась от моей. Разве что денщика у него явно не было — слишком уж большой беспорядок царил в каюте. Скинув патронные сумки и пояс с ножнами с полусаблей, подпоручик освободил нам два места у маленького стола, на который водрузил не без гордости бутылку итальянского вина.
— По традиции, — начал Булатников, разлив вино по не слишком чистым стаканам, — за здоровье!
— Ваше здоровье, — поддержал его я.
— Между первым и вторым тостом, — не отступал от традиции подпоручик, — пуля пролететь не должна. — Он снова разлил вино.
В общем, прежде чем начать разговор, мы успели «приговорить» первую бутылку кьянти.
— Все знают, что царь Пётр Великий, — начал весьма печальную повесть подпоручик Булатников, — начал строить военно-морской и военно-воздушный флот. Для морского боя учредил Навигацкую школу и морскую пехоту. Для воздушного — Авиаторское училище и пехоту воздушную. Поначалу, мы были в большой чести, особенно после ландунга, по-русски, десанта, на Нарву и Нотебург. Во времена царствования Петра Второго, когда сгноили флот и едва не угробили Питерсбурх, о нас позабыли совсем, равно как и о моряках. Единокровная дщерь Петрова о флота вспомнила — и о морском, и о воздушном. Вот только задачи аэронавтов сильно изменились. Не стало лихих ландунгов на вражеские крепости. Их теперь предпочитали обрабатывать пороховыми бомбами и чёртовыми цепями. Хотя во время штурма Измаила ваш родственник…
— Однофамилец, — машинально поправил его я.
— Да, да, — кивнул Булатников, — прошу прощения. Так вот, во время штурма Измаила Александр Васильевич Суворов, генералиссимус наш, применил одновременный десант с воды и воздуха. Весьма удачный, кстати. Крови там пролилось — жуть! — Булатников уже изрядно выпил и то и дело сбивался, выдавая такие вот реплики. — Но канули в Лету Суворовские и Ушаковские виктории и Павел Петрович, не слишком любивший маменькиных полководцев, предал нас забвению во второй раз. Я имею в виду, воздушный флот. Возрождаться он начал только при нынешнем Государе Императоре, здравия ему и долгих лет.
Под этот верноподданнический тост распечатали последнюю, четвертую, бутылку кьянти.
— А реформа военного обмундирования вас отчего не коснулась? — Я уже основательно захмелел — не было у меня опыта тогда в питейных баталиях — и говорил от этого медленней обычного и не слишком верно строил фразы.
— Ни одна, — усмехнулся Булатников, — ни единая. Во всех указах и регламентах об изменении военной формы о нас — воздушной пехоте — ничего не говорилось. Вот и осталась у нас ещё петровская униформа. За первого Императора Всероссийского!
Мы выпили ещё по стакану вина.
— Ты, — мы уже успели выпить на брудершафт и я, как старший по званию, объявил: «Без чинов», — Серж, пойми, о нас просто позабыли. Или решили забыть.
— Но как же так, Виктор, — с ударением на «о» спросил я, — как можно позабыть о почти целом роде войск? Забыть о воздушной пехоте?! Каково?!
— Таково, — покачал перед моим лицом Булатников. — Ты ведь и сам, Серж, ничего о нас не знал, пока я тебе на глаза не попался.
Я уронил голову и едва не расплакался от стыда.
— Пора тебе, Серж, — сказал мне Булатников, — я тебя до каюты провожу.
Офицерская столовая, если по-флотски, кают-компания, представляла собой изрядных размеров помещение, большую часть которого занимал стол. Вокруг него расположились несколько десятков
