уборщицы.
За те немногочисленные минуты, пока новоявленная женщина пребывала на сто восемьдесят восьмом уровне бизнес-небоскрёба, под самую крышу забитого офисными помещениями тысяч фирм, компаний и обществ, она успела много чего наделать.
Старательно избегая прямых соприкосновений с телами энергичных по-утреннему клерков и секретарш, лавируя по длиннейшему магистральному коридору, успела добраться к дверям одного из арендаторов со скромной пластиковой вывеской: «Миссия всеобщего возъединения»…
Успела шагнуть в убого обставленную приёмную, и, проигнорировав вопросительно приподнятые брови толстой немолодой секретарши с нездешним, нераскрашенным завитушками лицом, закрыться изнутри; выхватить из глубины корзины самый что ни на есть реальный мощный штурмовой скорчер, походя всадить первый сгусток освобождённой плазмы прямо в переносицу между удивлённо приподнятыми секретарши-ными бровями, а второй и третий – в головы высоких, плечистых, тоже чистолицых парней, сидевших в углу на узкой скамейке…
Затем проследовать глубже в недра офиса, вдвинуть в стену створку, очутиться во вместительном, большом зале без окон, плохо освещённом и сплошь заставленном рядами стульев, на которых – слушая речи возвышающейся над массивной кафедрой фигуры в некоем подобии длинной серой проповеднической мантии, – в одинаково сосредоточенных напряжённых позах сидели одинаковые люди в одинаковых серых рубашках и брюках…
Здесь без малейшей паузы она ухитрилась шипящим шквалом плазмы накрыть всех, мужчин и женщин, юношей и девушек, детей, стариков и старух, кого в затылки, кого в одинаково нетатуированные лица, резко повернувшиеся к внезапно пришедшей смерти; после этого успела даже постоять немного, любуясь содеянным, удовлетворённо оглядывая заполыхавшее ясным белым пламенем помещение; боевое оружие превратило его в сюрреалистическое вместилище хорошо прожаренного мяса, расплавленного пластика и обугленного дерева…
Постояв мгновенье неподвижно, успела метнуться сквозь огонь, перепрыгивая трупы и обломки; у двери в дальнем от входа углу застыть, расставив ноги, со скорчером наизготовку, и когда изнутри полезли живые, несожжённые, с искорёженными ненавистью лицами, прицельно жечь их, жечь, жечь…
А затем ворваться в эту дверь, поднырнуть под жёлтый луч маломощного бластера, в перекате снять ещё двоих чис-толицых, моментально вскочить, броситься к огромному, во всю стену окну и не позволить протиснуться на карниз ещё одной живой мишени; а в следующем кабинете, старательно не задевая компьютеры, без остатка испарить воду из двух молодых женских тел; и на закуску пройтись по нескольким каморкам, в которых оказалось всего ничего мишеней, лишь три – двое подростков женского пола и один старик мужского… и всё. Опустила скорчер. Более не нужен. Отстрелялся.
ОНА УСПЕЛА ВСЁ УСПЕТЬ.
А ещё, перед тем как сквозь разгорающийся огонь, сквозь падающие с потолка струи противопожарной смеси и сквозь смрад изжаренной плоти вернуться в коридор, она успела набрать серию команд на сенсорной доске клавиатуры терминала в кабинете, где испарились две молодые операторши, нажать «ВВОД» и запустить экспресс-перекачку информации из подраздела «Адепты», обнаруженного в локальной сетке этого офиса религиозной миссии. Затем вернуться в приёмную, взять корзину, спрятать в неё скорчер и преспокойно выйти в коридор.
Проход, что выводил на лестницу, она успела миновать буквально за секунду до того, как из лифтовых кабин на этаж хлынули люди в форменных комбинезонах службы охраны здания. За ту минуту, пока спускалась десятью пролётами ниже, она успела стать… вожделенным призом любого уважающего себя босса – жгучей брюнеткой с налитыми конусами юных грудей, осиной талией и пышными бёдрами. Секретут-кой в серебристом плащике и мини-юбочке, очередной раз супермодной. Вместительная сумка, бывшая корзина, оттягивала плечо…
А уже когда стояла на сто восемьдесят третьем, картинно выгнув спинку и отставив ножку, в томительном ожидании прибытия кабины, «младшая жрица Меркурия» успела подключить личный терминал к местным каналам службы межзвёздной коммуникации и связаться с инопланетным абонентом.
Спокойно рассматривая влажно мерцающими раскосыми миндалинами чёрных глазищ перепуганные физиономии менеджеров и администраторов, что скапливались на площадке у лифтов, она разговаривала с кем-то. Вела диалог спокойно, не таясь. Вновь на языке, вероятность присутствия активных носителей коего здесь, в этом мире, была исчезающе малой.
– Да, я… Так точно. Докладываю. Всё, амба. Передавлены… Ага. Здешние издания сегодня выйдут с аршинными заголовками… Понятное дело, весь набор. Кровавый религиозный геноцид, беспощадно задавленная свобода вероисповедания, беспардонное вмешательство Метафедерации во внутренние дела суверенной планеты, зловещая тень неуловимого палача, за которой прорисовываются длинные клыки кровожадного оскала звериной пасти силовой структуры Метафе-дерации, известной как ПРЕС-Служба… Нелюди уж расстараются, точно, в здешних СМИ щупалец у сектантского спрута навалом… Что? А, да, аборигенный криминальный элемент доставил оговоренный инструмент в условленное место точно в срок, накладок не было… хороший инструмент, приклади- стый… Эй, эй. Командир, попробуйте только заявить, что отпуск отменён… Да, да, уже предвкушаю, как и с кем его проведу… Понимаю, конечно, вы ужасно завидуете… Ладно, мне пора уносить отсюда эти длинные и упругие ножки. Если что, подгребайте, вместе позагораем, вы знаете, где, от вас попробуй спрячься… Ясное дело! Давить и давить… До последнего.
Отключилась. Проворчала, по-прежнему на чистейшем русском наречии:
– Ни в жисть не стану мундиром. На кой оно мне надо, торчать в штабе… Ответственности море, удовольствия лужа. Пока уроды не дотянулись, буду шевелить конечностями… Лучше уж в полевом камуфляже на передовой навернуться, доблестно, смертию храбрых.
Звякнув, разомкнулись створки одного из лифтов. Кабина была полным-полна перепуганных физиономий. Вниз опускались в основном эвакуированные обитатели сто восемьдесят восьмого, смуглые, скуластые и татуированные. Среди них не наблюдалось ни единого чистолицего существа в характерной серой одежде… Волнительно пышнобёдрая, обольстительно высокогрудая, восхитительно узкоглазая, с роскошно расписанным остроскулым личиком суперкрасотка в супермини ослепительно улыбнулась.
Некоторые «беженцы» мужеска полу невольно заулыбались в ответ. Правда, никто не понял, что на самом деле эта улыбочка, достойная суперобложки модного журнала, вовсе не преследовала целью кого-то из них очаровать, а появилась совершенно по другому поводу.
Из кабины юная красотка вышагнула с сумкой. Но на подходе к дверям её хрупкое плечико уже ничем не отягощалось. Пересекая людный вестибюль, скользя в потоках тел, она непринуждённо скинула ремешок и как ни в чём не бывало опустила сумку на мозаичный пол. Тут же за её спиной возникла щуплая личность в низко надвинутой на брови шапке с козырьком, длинными цепкими пальцами профессионального карманника подхватила за ручку… чёрный вместительный атташе-кейс и тотчас же сгинула без остатка.
«Секретарша» выпорхнула из стрельчатого проёма на тротуар и растворилась в уличной толпе среди прохожих.
Вмиг. Канула. Даже не удосужилась успеть глянуть вверх. Туда, где на высоте шестисот с лишним метров из зеркальной стены вырывался горизонтальный огненный столб, разлохмаченный на конце. Бело-рыжее пламя полыхало вовсю, но до дна «долины» языки огня долетать не успевали.
Только звук.
Бушующая плазма ревела разъярённо и отчаянно, корчилась от бессилия. Не могла она дотянуться до палача, скорчер которого выплюнул первый её сгусток.
Хотела, но не могла объять того, кто выпустил её, успел породить, но не успел выпущенную энергию гордостью преисполнить. Не удосужился напоследок сообщить, что она – огнь воистину очистительный. … Он проснулся, когда остальные всё ещё спали.
Встал, поднялся с пола. И выпрямился во весь рост.
Темнота не помешала ему. Уверенно ориентируясь, проснувшийся лавировал, обходя многочисленные тела, что вповалку лежали на полу. Ломаная траектория движения прервалась у двери, и неспящий потянул лёгкую пластиковую створку на себя.
Сквозь узкую щель несмело просочилось тусклое голубоватое свечение. Оно залило несколько фигур, растянувшихся на холодных плитах поблизости от выхода. Одежда, в которую были облачены спящие, выглядела до невозможности грязной и рваной. Эти лохмотья едва прикрывали наготу тел.
Единственный неспящий на мгновенье обернулся. Чумазое, заросшее волосами лицо исказила гримаса отвращения. Словно только сейчас его нос уловил запах. Удушливую, гнилостную вонь порождал союз «ароматов» давным-давно немытых тел с миазмами трупного разложения… Уже в следующее мгновение тот, кто проснулся, боком протиснулся между косяком и створкой.
Покинув тёмное помещение и очутившись снаружи, он плотно притворил за собой дверь. Закрыл просвет, чтобы ненароком не пробудить тех, что остались за нею, напрочь погружённые во тьму.
В смежной комнате свет имелся, и горел сравнительно ярко, если можно назвать ярким свечение запылённых лампочек, кое-где уцелевших в разбитых плафонах. Зато здесь не было спящих тел, вповалку распростёртых на голом полу.
В других помещениях их тоже не оказалось.
Тот, кто проснулся раньше, понуро сутулясь и старчески шаркая подошвами стоптанных ботинок, бродил по коридорам и залам. При этом он осматривался, безостановочно вертел головой, исподлобья выискивая взглядом уцелевший компьютерный терминал. Или хотя бы золотистый огонёк подтверждения исправности, мерцающий в темноте. Окон комнаты не имели, а многие из них даже не освещались.
Но повсюду, повсеместно находил он лишь свидетельства крайнего запустения. Нет, помещения не были разгромлены, не были опустошены, не были изуродованы. За ними просто перестали следить. Именно такой, заброшенный, запущенный вид имели комнаты, галереи, коридоры, лестницы и залы, которые исследовал неспящий. Толстый слой пыли покрывал мебель, плесень испятнала полы и стены. Везде. До прихода неспящего девственность этих серо-буро- зелёных плёнок никто не нарушал…
Людям, здесь обитавшим, явно наскучило поддерживать порядок. Им надоело заниматься уборкой, и они перестали убирать. Мало того, они, похоже, вообще перестали обитать здесь. Неспящий никого не повстречал в помещениях, меченных печатью упадка. Ни единая живая душа не попыталась его задержать.
Тот, кто уже не спал, разыскивал работающий компьютер безуспешно. Он не обнаружил в залах и комнатах ни единой исправной машины. Все пульты, консоли, «книжки» портативных терминалов умерли. Будто не сумели пережить тотального равнодушия, проявленного теми, кто вначале пользовался ими вовсю, а затем совершенно перестал обращать на них внимание. За полнейшей ненадобностью.
Пренебрежения, выказанного остальными. Всеми, кто устилал телами выщербленный пол в дальнем зале нижнего уровня.
Спящими.
Проснувшегося беглеца никто не остановил даже у центральной внешней двери Клондайк-Форта 016-го. На самый верхний уровень он поднялся по винтовой лестнице аварийного прохода. Давно умершим лифтом пользоваться не имело смысла.
С трудом, натужно сдвинув крышку, неспящий неуклюже выбрался из люка в полу. Теперь от выхода его отделял лишь короткий тоннель, оканчивавшийся просторным тамбуром. Настороженно оглядываясь, словно ожидая выстрела в спину, неспящий побрёл к воротам, что вели наружу.
Эта створка была гораздо более основательной. Толстая и металлическая, она распахивалась медленно, неохотно. Но заперта не была и не заскрежетала предательски. И вот наконец-то неспящий оказался снаружи, на… свободе?
Единственный транспортник неуклюжим треножником раскорячивался в сотне метров от купола. По обширному полю посадочной площадки разгуливал
