Метафедерация всегда платит по всем счетам. Мы можем себе позволить закупать необходимое снаряжение непосредственно на местах.
В таком случае, после обеда оформим надлежащие документы. Иногда с бумагами воевать трудней, чем с повстанцами.
Намного трудней, – вставил «руководитель экспедиции» Ошима-сан. – К тому же бумаги не победишь.
Это точно. – Взгляд полковника наконец-то сделался чуть менее суров, словно общая ненависть к «бумагам» оказалась долгожданным консолидационным фактором. У разных людей обязательно отыскивается хоть что-то общее! Главное – обнаружить точки соприкосновения. Дальше – проще простого.
Бумаги… Хрупкие, в огне горящие, недолговечные листочки и рулончики… Давно уже бумаги как таковой нигде, кроме музеев, и не увидеть, а название всё ещё сохранялось, и сохранится, наверняка, в веках. Бюрократическое наследие предков несгораемо и неистребимо.
…Джунгли, джунгли, джунгли…
Сколько зелени! Миллионы оттенков зелёного. Немудрено, что здешний язык – в принципе не сложный, образованный от древнефранцузского, – поражает обилием «зелёных слов».
Бесконечная зелень внизу, безбрежная синева вверху, а между ними летящее невесть куда средство передвижения – брюхо синее, колпак зелёный…
Внизу ярко вспыхнуло, словно зеркало поймало солнечного зайчика и навело его на атмосферный коптер. Ещё вспышка. Ещё…
Пилот Джосф нечленораздельно завопил и попытался отвернуть флайер, но неуклюжая транспортная «коза» не вытянула вираж… Шваркнуло со всей мочи, точно врезались в каменный склон.
Тела в креслах удержали ремни, но каким чудом кресла не слетели с креплений… Виды окружающей среды замелькали так, словно их снимала упавшая со штатива камера. Зелень периодически менялась местами с синью, причем зелень становилась всё ближе и ближе… Неуправляемый коптер падал, и падал если не с ускорением свободного падения, то в очень сходном темпе. Катапультироваться из крутящегося на вертеле гроба было практически невозможно.
Людям отчаянно не повезло – сгусток высвобожденной плазмы ударил в хвост и раскрутил коптер вокруг центра тяжести.
Джосф остервенело сражался с пультом, пытаясь выровнять «козу», а все остальные сидели «ни живы ни мертвы», но сгруппировавшись и приготовившись к встрече с Творцом или вечным беспамятством – кому кто ближе. Тот факт, что после смерти организма отчётливые следы его и Эли разумов останутся в семье, что сохранится всё, накопленное памятью, – Макса почему-то совершенно не утешал.
Смертельная центрифуга неумолимо падала. В последний раз промелькнула синева, послышался хруст древесных верхушек. Тряхнуло, ударило, ещё раз тряхнуло, ещё раз ударило, и…
Очнулся он от боли. Болело всё, что только могло болеть, даже зубные имплантаты и удалённый аппендикс. Болело жутко.
К тому же…
Он ощутил, что лежит на ровной твёрдой поверхности, вызвавшей ассоциацию не с почвой, а с земляным полом. Было темно. Ну, не совсем темно, скорее, противно-серая темнота, которую обычно называют «интимным полумраком».
«Эли?!» – заметалась панически мысль.
Макс попытался настроиться на волну Эли. Пришлось напрячься, чуть не лопнуть от натуги, так как боль в сочетании с нестабильной работой соображения (судя по всему, в мозгах что-то перегорело, что-то оборвалось и что-то заклинило) совсем не способствовали улучшению качества дистанционного восприятия. ЭЛИ!!! ЖИВА-А…
Да, она была живой. Без сознания, но при памяти. Не потеряла себя… Скорее всего, тоже лежала вот так на грязном полу, в полной власти потных, небритых мужиков, именуемых явственно-скабрезным словом «повстанцы». В том, что они очутились в плену, сомнений не было. Макс отчётливо ощутил волны враждебности, исходящие со всех сторон, окутывающие вязким туманом ненависти.
В тумане прорисовались концентрические кольца разных цветов… радужные круги застили мир…
Вновь Макс очнулся от яркого белого света, который резко бил ему в глаза. От этой внезапной «оказии» он застонал.
Ожил, – послышался мужской голос.
Свет… уберите свет, – чуть слышно сказал он, удивляясь самой способности говорить.
Умничает, – произнес с явной издёвкой другой голос, но свет всё-таки убрали.
Макс открыл глаза. Вроде бы над ним сидели на корточках двое резко воняющих потом, давно небритых мужиков. Один в руке держал большой, тяжёлый фонарь.
Где я?..
А как ты думаешь? – Они засмеялись.
Вообще-то смех считается положительной эмоцией, но эти ребята были явным исключением из данного правила.
Ты… этот, эпидемолог?
Да…
А остальные кто?
Коллеги…
И куда ж вы летали?
В лес…
На кой?
Болезнь… появилась… мы изучаем…
На кой в лесу болезни учить?! Вы, метафедераты, с жиру беситесь…
А какое у тебя воинское звание? – спросил второй.
У меня нет… звания военного. Я цивильный… доктор медицины.
Цивильный доктор! – Они опять заржали.
Ты понял, он говорит, ихней жирной Метафедерации есть дело до наших лесных болезней!
И на кой вам наши болезни? Мы болеем, наша проблема!
Вы… можете заразить…
Ах, ну да! Что ж вам мешает посыпать нас чем-нибудь сверху, потравить на хрен заразных?
В Метафедерации… гуманный, демократический принцип… жизнь человека – священна…
Гуманные! Демократичные! Ой не смеши!!! – Они ржали так яростно, точно он рассказал им убойный анекдот.
Общественное мнение граждан…
Так это общественное мнение заставляет вас следить за тем, чтобы мы тут убивали друг друга без поносов и ангин?
Серьёзный вирус, стоит ему только вырваться…
А есть ли он на самом деле?
Это мы и должны выяснить.
Ладно. Пошутили, и хватит. Фамилия, звание, цель полета?
Я уже говорил…
Макса щедро угостили фонарём по рёбрам. Что ж, такова консолидация усилий с точки зрения повстанцев.
Говори, сука!
Я сказал…
Ещё порция «от фонаря». По печени. Боль адская…
– Всё равно скажешь. А если нет, то у нас есть ещё двое. Так что подумай.
«Двое?! Кто?»
Говори.
Цель миссии… – прошептал Макс чуть слышно.
Громче!
Но он не выполнил требование, продолжал шептать.
Вот тварь, – сказал один из них, наклоняясь, чтобы приблизить ухо к губам.
Цель миссии – затащить тебя в яму, – отчеканил Макс и буквально проглотил его ухо.
Край непуганых идиотов. Разве ж можно позволять себя касаться…
Наклонившийся качнулся и едва не упал на Макса. Выпрямился он, уже будучи периферийным сегментом. Макс не прогадал.
– Что он сказал? – спросил напарник.
– Наклонись, он и тебе скажет. Хочу, чтобы ты услыхал эту метафедератную тупость своими ушами от него…
Второй заржал и тоже наклонился…
Приобщённых стало двое. С партизанами, повстанцами и вообще с «военными» – ПРОСТО. Подавляющее большинство из них прекрасно подготовлено психологически (армейские мораль и бытие, по определению, – процесс склонения и обобществления) к слиянию в одно касание.
Что ж. Будь ближе к народу – если нет другого выхода. Народ любит «секту», значит… Почему бы не использовать методы Секты. Достаточно лишь «отключить» соответствующий слой сознания и задействовать необходимый.
Трофейное оружие из вражеских рук – с не меньшей убойностью стреляет.
… Накопленный поколениями опыт твердит, что человеческий организм ко всему способен адаптироваться (в определённых пределах, конечно). Потому такой живучий.
