прекрасно! Мне кажется, должно случиться какое-то чудо! Многие рассказывали, что это должно обязательно случиться. Да-да-да! Я чувствую! Это обязательно должно произойти! Да! Но как я преодолею эту боль? Ведь это же очень больно! Тогда с Егором ничего не получилось, а как больно было! А теперь что будет? А вдруг я не выдержу и опять не получится? Некоторые мои подружки говорили, что боль бывает такая, что «хоть на стены лезь». Как я все это вытерплю? Ой-ё-ей! Караул! Может отказаться от всего этого? Уехать просто назад, в Сокур? И ничего не делать?»
Но гормон диктовал Рыбе свое: «Размножайся! Твоя пора пришла! Надо размножаться! Немедленно! Сейчас же! Не думай! Я хочу продолжать через тебя человеческий род! Не думай! Размножайся! Вперед!»
У Рыбы тоже чесалось между ног, и чтобы оправдать свои будущие действия, она продолжала строить в своей башке компромиссы:
— «Ах, он такой необычный, этот Саша, такой скромный, интеллигентный. С ним есть, о чем поговорить! Он очень даже умный! Именно таким я себе и представляла мужчину своей мечты! Ну и не страшно, что он ростом немного ниже меня. Я же каблуки носить не собираюсь! Ну, а что лицо немного рябое — так ведь с лица-то воду не пить! Саша, очень даже приятной наружности мужчинка».
Поток ее говняных мыслей неожиданно прервался переменой обстановки. Холмогорцев привел ее к какому-то одноэтажному кирпичному дому с двумя подъездами.
— Где мы? — удивилась Рыба.
— У меня дома, — произнес Холмогорцев и, схватив Рыбу за руку, потащил ее за собой в подъезд.
Нервно шебурша в замке ключом, озабоченный сэксот открыл-таки дверь, ворвался в квартиру и врубил свет в прихожей.
Рыба, стоящая и прислушивавшаяся к нарастающему внутри нее страху, зажмурилась от яркого света. На мгновение она забыла о своих гнилых мыслишках.
— Ну-с! Прошу, как говорится! Будь как дома и забудь, что ты в гостях, — стараясь держаться как можно непринужденнее, произнес Холмогорцев.
У самого же в голове у него крутились совершенно другие мысли:
«А интересно, чем я буду ее кормить? У меня самого-то дома — кати-шаром, а еще вот один рот появился, хуже пистолета! Придется теперь на нее свои деньги тратить. А куда деваться, ебаться-то охота. Да и раб-силу бесплатную привез. Будет у меня работать, ремонт делать, квартиру благоустраивать. Нормально! Заодно и поебу ее немножко. Полезное с приятным!»
— Проходи, проходи, Рыб, ты есть будешь?
— М-м-м! — оживленно закивала Рыба головой. — Конечно — конечно!
— А у меня пока ничего нет, кроме печенья, хлеба и варенья. Ты как на это смотришь?
— Очень даже хорошо! — ответила она, хватая печенье, лежащее прямо на полу. Мебели в кухне не было никакой.
«Ну вот, так и знал, прожорливая попалась! Еще бы! Вон, какую задницу наела! Худышкой ее не назовешь». - думал «про себя» Холмогорцев. А вслух услужливо произнес:
— Ты кушай — кушай, не стесняйся! А вот еще хлеба возьми и варенья тоже!
Рыба уплетала за обе щеки. За ушами у нее хрустело, и она блаженно мечтала: «Какой он внимательный, обходительный, заботливый! Именно таким я и представляла себе своего рыцаря! Я нашла то, о чем мечтала!»
Холмогорцев, внимательно наблюдая за тем, как убывают пищевые запасы, стал и сам быстренько уплетать их, чтобы не остаться голодным. И хоть он и старался улыбаться всем своим ртом со слегка подгнившими зубами, его все-таки глодали крамольные мыслишки: «А чем я ее вообще буду кормить эту неделю? До получки далеко. И что я скажу жене, когда она увидит, что я все деньги протратил? Эх, надо что-нибудь придумать! А!!! Вот что! Нужно жене сказать, что меня облапошили цыгане. А ее можно кормить пакетными супами. Они дешево стоят и на них можно здорово сэкономить. Здорово! Так, хлеба побольше накупить, а остальное ей не нужно. Какая ей разница: апельсин или желуди? Свинья все- равно соловьем не станет! Ну, а если мне самому чего-нибудь вкусного захочется, я вон к Любке, пробляди местной зайду, у нее поем. Заодно и ее поебу! Красота! Так, с этим вроде-бы нормально, но вот ведь еще одно «но»: голова-то у нее хуй знает, сколько не мытая, потная, вонючая. Одежда на ней, наверно, год не стиранная. Как вообще с такой можно что-то делать? Бр-р-р! А вдруг у меня от отвращения еще он и не встанет?! Я так и импотентом сделаюсь! Ух! Что же делать? Ну и ввязался же я в переделку!»
— А можно чего-нибудь попить? — неожиданно прервала поток его раздумий Рыба.
— Попить? Конечно! — фальшиво-радушно улыбнулся он. — Вот, у меня есть кипяченая вода. А могу еще чаем тебя напоить! Выбирай!
— А мне бы чайку.
_ Вот, бери, — искривился от злобы скряга, протягивая ей заварник.
— Спасибо! — вежливо ответила Рыба.
Ей в свою очередь лезли в башку другие тараканы. «Блин! У него здесь кати-шаром! Да еще и ремонт ведь надо делать! Во всей квартире. Хорошо, что она еще однокомнатная. Это сколько же мне тут с ней придется ебашиться?! Я ему что, бесплатная рабыня что-ли?» Тут она опять подумала, а не удрать ли отсюда. Но гормон опять начал диктовать ей свое: «Размножайся! Не думай! Размножайся!» И под его властным и настойчивым натиском Рыба вновь стала искать оправдания всему безумию:
«Но ведь это же хорошо, я помогаю людям! Я нужна кому-то, а это главное! А заодно я и ремонт научусь делать, как следует. В жизни все пригодится! Дома мне мама помогала, а здесь я даже сама могу все сделать!»
Так она рассуждала до тех пор, пока не сожрала все печенье и хлеб. А Холмогорцев, деланно улыбаясь ей и в тайне скрипя зубами, думал про себя:
«Надо же, ну все сожрала. Гусеница прожорливая! Спрячу-ка я от нее остатки варенья».
— Ну вот, поели, а теперь давай, иди мыться.
— Я не хочу! Мне и так нормально!
— Нет-нет-нет, ты очень грязная, ты давно не мылась, у тебя все чешется, особенно голова и ты очень, ну просто очень-очень-очень хочешь ее помыть! — гипнотизировал ее Холмогорцев.
— Ну может.
— Никаких «ну может»! — Уже твердо и непримиримо ответил Холмогорцев. — Мыться и никаких гвоздей! Живо! Марш! В ванную! Вперед!
Напуганная таким напором, рыба пошла туда, где, как ей показалось, должна была быть ванная и с налету заскочила в кладовку, забитую краской, олифой, шпаклевкой и обоями по случаю ремонта.
— Стоять! — Раздался за ее спиной непреклонный командный голос Холмогорцева. — Ванная у нас находится вот здесь.
И Холмогорцев бесцеремонно втолкнул Рыбу в ванную.
— Шампунь у меня вот здесь, мочалка здесь, мыло здесь! Поняла?
— Поняла.
— А теперь раздевайся!
— Зачем?
— Ну мыться чтобы. Ты что в одежде что-ли мыться собралась? — Теряя терпение, проскрипел зубами Холмогорцев.
— Нет, но я Вас стесняюсь! Отвернитесь, пожалуйста!
— Ха-ха-ха! А чего тут стесняться?! Я итак тебя во всех видах увижу, а ты говоришь…
— Ну вот, когда увидишь, тогда и поговорим — Неожиданно заявила Рыба.
— Надо же! Ну и ца-ца! Ну ладно, я выйду, только ты обязательно хорошо помойся, а особенно голову. Ладно?
— Угу!
Закрывшись одна в ванной, Рыба стала мысленно рассуждать сама с собой:
«Надо же! Он ко мне предъявляет какие-то претензии! Голова, видите-ли у меня не такая, я не такая. Что это за чувства у него ко мне? Если бы он меня действительно любил, то ему было бы все-равно, что у меня за голова, и чистая я или нет. Ведь главное, мне мама говорила, — это чувства к человеку. И
