счастья нужно. Ой, а че это от него так потом воняет? И долбится он как отбойный молоток. У, сука, как больно!!!
Холмогорцев отчаянно прорывал злосчастную целку. С одержимостью танка он пер и пер вперед. Страшно сопя, извергая потоки горячего пота, он выпучил глаза и … пробил-таки броню и первым, да именно первым проник туда, куда еще никто не проникал. А что еще больше может возбуждать воображение, чем эта мысль. Теперь он мог мысленно поздравить себя! Он был первым!
— Так, а че там Рыба? — Вдруг вспомнил он. — Чей-то она подо мной не шевелиться? Не порядок это! — Думал он. — Что я, мужик плохой че-ли, что она как бревно лежит? А ну-ка, не бывать этому позору. А ну-ка, расшевеливайся, Рыба свежемороженая! Камбала глушенная! Под нормальным мужиком, говорят, и баня ходуном заходит. А я че, выходит, плохой мужик чей-ли. Нет! Ни хуя! Я докажу это! Я енту дуру до оргазму доведу! Непременно доведу!
И тут он стал шептать на ухо Рыбе:
— Ну, давай, шевелись, двигайся, бедрами двигай, ищи положение, в котором тебе будет приятно!
Рыба, едва что-либо соображавшая от болевого шока, лежала с вытаращенными глазами и почти его не слышала.
— Тебе хорошо, милая? — С деланной лаской в голосе произнес эгоист.
— А? Что? — Сквозь пелену тумана спросила она.
— Да двигайся же ты, кому говорю! Че лежишь, как полено!? Ты че, фригидная что-ли?
— Не знаю! — Проблеяла Рыба.
— Не знаешь, так давай узнавай! — Едва сдерживая нетерпение, бесился «принц».
— А как надо двигаться?
— Как-как, бедрами, задницей, туда-сюда, туда-сюда! Будешь двигать, двигать и найдешь!
— А?! Ну сейчас попробую!
Рыба стала делать неуклюжие угловатые движения, как будто она хотела задницей протереть дыру в кровати.
— Ну, ведь это нужно для принца, — думала она.
Холмогорцев обрадовался, что обучение пошло как надо и тоже стал гарцевать на ней, пытаясь подстроиться в такт ее сумбурным движениям.
— Так! Так! Давай-давай, пытайся-пытайся, ищи его, то положение, в котором тебе будет сказочно приятно!
— Черт, че-то ничего не получается. Боль только одна и больше ничего. — Простодушно пожаловалась Рыба.
«Ну вот! Столько с ней возился, столько ей объяснял, а она, тупая, ни во что не въезжает! Ну дура какая-то попалась! — Думал он про себя. — Ну почему у меня хуй такой маленький? Был бы он побольше! Я бы ей его как запиндюрил! И она бы сразу же потащилась, а тут возиться надо! Эх, испробую последний способ! Пусть-ка она ноги задерет и тогда-то уж мы на нее посмотрим!
— Рыб, слыш, а ты попробуй ноги повыше поднять.
— А это зачем?
— А в этом положении мой хуй до твоей матки достать сможет. И ты тоды кончишь!
— А? Ну коли так, тоды можно и поднять.
Рыба задрала свои ходули вверх. Одеяло поднялось и холодный воздух добрался до горе- любовников.
— Да ты их не прямыми поднимай, дура, ты согни их в коленях! Так лучше будет!
— А? Согнуть? Ладно.
Рыба согнула ходули и держа их навесу, стала опять таращиться на луну и уплывать в какие-то мечты о случившемся счастьице.
— Эй, ты че замерзла-то? Ноги согнула, а двигаться-то кто будет за тебя? Папа римский?
— Не-е-ет! — Проблеяла Рыба.
— А, ну вот тогда сама двигайся. Я что-ли за тебя кончать учиться буду?!
Рыба немного обиделась на такое обращение, но вида не подала и стала все-таки самоотверженно двигать задницей.
— А-га! Вот так! Хорошо! Давай-давай, ищи это положение! — Подначивал ее горе Казанова. — Двигайся-двигайся!
Рыба лежала и про себя думала:
«на хрен нужны все эти причуды?! Мать мне про это все ничего не рассказывала. Главное — енто, чтоб чуйства были друг к другу, а весь этот кордебалет мне чей-то совсем не понятен! И что во всем этом хорошего?! Между ног болит, ноги устали, все затекло, а он еще и о каком положении мне талдычит. Ничего не понимаю. Какое в этом счастье?!?
Холмогорцев яростно сопя, шептал Рыбе на ухо:
— Вот еще выше ноги задери. Чувствуешь, я своим хуем твою матку задеваю?
— Наверно. Не знаю. — Безучастно отвечала она. А сама про себя думала: «быстрей бы все это кончилось! Боль — ну просто адская какая-то! И что хорошего люди находят в этом сексе?! Че он все никак обкончаться не может? Заело что-ли?! Заебал, скотина!»
Холмогорцев, охваченный сладостным упоением, ебал с собачьей скоростью и орал, что есть мочи:
— Тебе хорошо, милая? Тебе хорошо?
Глаза его выпучились от нестерпимого наслаждения, дыхание учащалось как в цыганочке, ум ничего совсем не соображал.
Рыба совсем потеряла терпение и мысленно стала проклинать его: «Да отстань же ты от меня, идиот ебучий! А чтобы тебе такого сказать? А! Вот, придумала!»
— О, милый, мне так хорошо! Несказанно хорошо! Просто чудо какое-то! — Произнесла вслух она.
«Ага! Я и не сомневался в этом! Я победил! Я достиг! — Обрадовался самовлюбленный эгоист. — Я могу теперь себя поздравить! Я — настоящий мужик! Теперь-то можно позволить себе облегчиться!
— Вот, чувствуешь, — шептал он на ухо Рыбе, — я своим хуем долблю твою… твою… твою..
Что же он долбит своим обрубком, Рыба так и не успела услышать. Холмогорцев как-то странно взвизгнул, закряхтел, все его тело напряглось, конвульсивно задергалось. Но раб плоти грешной все-таки успел вытащить свой стручок и с большим облегчением выпустил фонтан спермы прямо Рыбе на живот. Он испустил странный хрип, похожий на предсмертный.
Холмогорцев на некоторое время потерял способность вообще что-либо понимать, думать и даже слышать.
После судороги скотского наслаждения его туша лежала как падаль. Он вообще ничего не ощущал, пребывая сам невесть где. Но через некоторое время он встрепенулся и глубоко вздохнул.
Когда же к нему вернулась таки способность что-то соображать, он первым делом подумал: «Ах, какой же я молодец! У меня это получилось. Никто не мог до меня это сделать, а я смог! Я могу себя теперь поздравить! Ну и пусть говорят, что стоит только одному открыть эту бутылку, как все начинают ею пользоваться, зато первым сделал это именно я! Я! Я! А она мне еще за это спасибо скажет! Ну и пусть они ничего из себя не представляет, зато я поебал ее, облегчился, так сказать, а это самое для меня главное! Во-вторых, я ее пробил, а в-третьих, я ее еще и всему обучу! Во как! Трех зайцев сразу убил! Да, кстати, как она там? Я ее не придавил случаем? А-то чей-то она не шевелится!»
— Эй, Рыб, ты как? — Испуганно спросил чадос.
— Нормально, — чуть живая откликнулась Рыба.
— А, ну, тогда давай спать! — Уже вяло и лениво ответил он. — Спокойной ночи, малыши!
— У-гу, спокойной ночи.
И не успела Рыба это ему ответить, как урод уже отвернулся от нее и как насосавшийся клоп засопел «в обе дырки».
В окно продолжала светить своим безразличным ровным светом серебристая луна. Вокруг стало тихо и спокойно. Ночную тишину нарушал только храп Холмогорцева.
Рыба лежала и молча таращилась в темноту, думала: «Неужели это то счастьице, о котором мне все
