Все это мы высказали Туру, подчеркнув, что сейчас у нас нет права на риск. Экспедиция слишком долго раскачивалась. Из двух — округленно — месяцев на плаву мы фактически плыли меньше двух недель, не прошли и тысячи километров. Корпус лодки погрузился за последнюю декаду по крайней мере сантиметров на десять — спешить надо, плыть, а не в судостроителей играть.
После долгих размышлений вслух Тур принял соломоново решение: парус отвязываем от рея и берем на борт, а рей оставляем на память о себе на дау. Коль на Мадагаскаре представится возможность, сделаем новый легкий рей и все-таки проведем испытания.
КОКОС И СИЗАЛЬ
Герман побывал в воде и обнаружил огорчительное: кокосовые веревки, которыми скреплены палубные поперечины растянулись. Тур не мог этому поверить намокший кокосовый канат не растягивается, а наоборот. Сиганул за борт Норман, следом — я. Что правда, то правда: между сигарой и веревками можно просунуть ладонь. Только растянулись не кокосовые, а сизалевые, те, что употреблялись при наращивании.
Вот уже три крупных дела предстоят: канаты подтягивать, рулевые весла чинить, уключины латать. Давно пора засучивать рукава, а мы топчемся у порога.
ВСЕ ЕЩЕ ЖИВОЙ
В сумерках пришла долгожданная весть: повелением Е. В. нам разрешено пришвартоваться у пирса, а также сходить на сушу, с семи утра до семи вечера.
Явился все тот же катер, привязался с правого борта и потащил нас к пирсу. И долго не мог выбрать, куда тащить, а когда выбрал, на радостях так разогнался, что мы со всего маха ткнулись в бетон боком и кормой. Поперечина заскрежетала и сместилась вправо. Четвертое дело! Тур негодовал, полиция улыбалась, представитель «Галф-компани» разводил руками.
Поздно вечером, когда мы ужинали на норвежском корабле «Тур-I», этот представитель сказал, что я, по-видимому, первый коммунист, который сошел на берег Омана не в кандалах. «И все еще живой»,— в тон ему добавил я.
Глава VIII
Оман суша
ДЕТСКИЙ САД НА ПРОГУЛКЕ
Представьте себе базар, по-здешнему «сук»,— улочки, где троим уже трудно разойтись, крошечные кельи-лавочки, гомон, разнообразие красок — нет, как бы ни были похожи один на другой восточные базары, привыкнуть к ним, заскучать на них невозможно.
И представьте себе бледнолицых, хотя и довольно загорелых людей, проталкивающихся сквозь шумную толпу.
У бледнолицых важная цель — запастись картошкой, яйцами, луком, но все их отвлекает и все поражает и поминутно вынуждает сворачивать в стороны.
Они останавливаются у лотка и глазеют на изделия из серебра, на чаши, перстни, браслеты, на оружие в инкрустированных ножнах. Прекрасная работа, высокое мастерство, но цены!! Впрочем, один из чужеземцев, увалень с яркой повязкой на голове, раскошеливается и за сто монет становится владельцем роскошного оманского кинжала, наподобие тех, что изображены на государственном гербе,— кривого, острого и обильно украшенного.
Далее их внимание привлекает базарный брадобрей, внешностью и осанкой похожий на ветхозаветного пророка. Он весь в белом, подпоясан серебряным кушаком и на животе у него опять же кинжал. Увалень с повязкой желает испытать сильное ощущение и садится перед брадобреем на стульчик. Ему мылят щеки. Позднее он расплатится за эту экзотику раздражением кожи.
Есть в компании чужеземцев двое озабоченных. Первый, увешанный аппаратами, то и дело вскидывает кинокамеру и тут же безнадежно ее опускает. Второй — судя по активности, главный — многократно и безуспешно призывает остальных держаться гурьбой, пытается собрать их в кучу или даже построить в пары — он как мама-наседка, чей выводок вдруг вышел из повиновения. Это очень сердит главного чужеземца, потому что у него идея снять Посещение Базара на пленку, но Базар есть, а
Посещения не получается, ибо никак не поймать всех сразу в кадр.
Наконец, это удается, возле лавки торговца орехами, где на чашках весов лежат камешки-разновесы. Бледнолицые набрасываются на орехи, а кинокамера тем временем жужжит вовсю.
ОБРАТНАЯ ТОЧКА
А теперь сменим ракурс и представим себе другую картину, на которой экзотичность и будничность как бы поменялись местами.
Порт Матра, бетонный пирс. К нему пришвартовано забавное чудище, соломенная ладья с двугонной мачтой.
Добрые жители Матры толпой стоят и глазеют, забыв о своих житейских повседневных делах.
Вот с ладьи переносятся на берег огромные лопаты, и с лопат этих льются водяные струи. Вот, восклицая «Ых! Ых!», лупят кувалдой по торцам опорных брусьев, будто пытаясь своротить палубу с надстройками набок.
То, что наблюдают почтенные жители Матры, для них не менее поразительно, чем для пришельцев — базар. Подойти бы поближе, потолкаться у сосудов, рядком выставленных на бетон, потрогать диковинные весла, но хитроумные чужеземцы отгородились барьером из металлических решеток, и остается наблюдать снаружи, издали, что оманцы и делают, исполненные любопытства и радости,— разве только кинокамерой никто из ни> не жужжит.
ПЕРЕЧЕНЬ
Демонтированы рулевые устройства Состояние их плачевное. Все наклееное вспучилось, надо отдирать, сушить думать, как быть дальше.
Пополнены запасы воды. 53 канистры по 30 литров каждая, более полутора тонн,— на два месяца должно хватить
Кое-как, насколько возможно, смягчены последствия удара при швартовке Вправить скособоченное не удалось Привязали справа по борту канатный кранец, чтобы сместившемуся рулю было во что упираться.
Обстругиваются и склеиваются уключины, одна уже поставлена обратно и зафиксирована. Узлы тверды, как дерево, Тур не устает удивляться: «Юрий, Карло, откройте секрет!» В ответ даем потрогать ладони, они у нас как подметка на сапоге.
ПО НОТу
Жарко, как в сауне, пот катит градом, мышцы сводит, руки саднит. Но дело сдвинулось ощутимо, мы всего два дня в Матре и уже приступили к сборке. В Бахрейне так не было. Приобрели опыт.
Опыт, в частности, и в том, чтобы не толпиться скопом вокруг одного бревна, а разделять обязанности. Организация труда явно возросла. Взять сегодняшний день: Эйч-Пи, Детлеф, Рашад и Асбьерн обдирают и сушат лопасти рулей, Норман шлифует тело весла, Герман приводит в порядок провизию, Тору готовится к съемкам. Никто не подгоняет и не упрекает в безделье. Тур, как истинный начальник, уверенный в своем коллективе, отбыл в город — и вернулся, кстати говоря, подавленный: финансы тают, еще пара походов в банк — и все.
У меня же, напротив, есть повод радоваться: пришла из Москвы посылка с мумие, облепихой и с письмом от Ксюши. И мне перед печальным Туром немного даже неловко.
