Капитан Сулимо холодно, без всякого выражения посмотрел на розовощекого молодца и проскрипел равнодушно:
— Ну?
— Ушел. Спрыгнул с крыши, — парень побледнел. Он прекрасно знал, что означает этот зловещий тон. Когда Сулимо разговаривал вот так, спокойно, даже чуть скучно, совершенно не окрашенным эмоциями голосом, это значило, что близка граница, за которой ярость и злоба капитана достигали высшей точки кипения. И если подлить в огонь хотя бы каплю масла, то произойдет взрыв — Сулимо начнет «стравливать пар». В такие минуты ему лучше было не перечить, отвечать четко и по делу. Иначе можно было лишиться зубов или остаться с переломанными ребрами. А в самом худшем случае капитан мог просто убить.
Сулимо продолжал смотреть на парня тяжелым колючим взглядом. Тот не выдержал и опустил глаза.
— Пошли, — коротко кивнул капитан. — Давайте все вниз.
Боевики скатились на первый этаж. У тела Ясенева Сулимо остановился, поднял с пола пистолет сержанта, выщелкнул из магазина обойму и положил ее в карман. Не говоря ни слова, он вытянул руку открытой ладонью вверх.
«Чистильщик» сразу понял, что от него требуется, сунул руку в карман, вытащил «ПМ», из которого был застрелен Уфимцев, и положил капитану на ладонь.
Сулимо усмехнулся:
— Молодец, соображаешь, хвалю.
Пнув тело Ясенева ногой, он перевернул труп на спину и, почти не целясь, выстрелил. Пуля попала точно в ножевой разрез. Гильза со звоном поскакала по кафельному полу. Сулимо выстрелил еще два раза — в живот и в сердце, затем приказал коротко:
— Уходим.
Все пятеро торопливо зашагали к выходу, прогрохотали по пустынному коридору, свернули в предбанник. «Чистильщик» подхватил пакет й куртку, и в этот момент дверь распахнулась. На пороге возникла низкая коренастая фигура, облаченная в толстый черный тулуп. Не говоря ни слова, Сулимо вскинул пистолет. Входящий милиционер увидел быстро идущих к нему людей, развороченную будку дежурного и завалившегося на бок Уфимцева у конторки.
— Что, черт… — начал было он, и в. ту же секунду раскатистый хлопок оборвал незамысловатую речь на полуслове.
Обладатель тулупа попятился, запнулся о порожек, с грохотом распахнул спиной дверь и вывалился на улицу. Двое парней мгновенно, не сговариваясь, ускорили шаг, подхватили тело за ноги и втянули в предбанник.
— Жив? — спросил Сулимо.
— Дышит.
— Отлично.
Спокойно, словно ничего не произошло, группа вышла на улицу. На пороге капитан обернулся, осмотрел разгромленное отделение опытным взглядом, усмехнулся и… бросил «ПМ» на кафельный пол, рядом с телом третьего милиционера. Стоявший у магазина парень тотчас отлип от стены и зашагал через площадь.
Сулимо повернулся к шагающим за ним боевикам:
— Вы двое, — ткнул он пальцем, — ты и ты. Посмотрите на улицах.
Названные не ответили ничего. Ни «есть», ни «так точно». Просто молча повернулись и так же молча разошлись: один нырнул в переулок слева от здания милиции, другой зашагал по узенькой улочке, уходящей вправо.
— Остальные, — Сулимо махнул рукой, — за мной, к вертолету. Ничего, никуда он не денется.
Алексей продолжал бежать вдоль бесконечно длинного ряда заборов. Штакетник сменялся глухими дощатыми стенами, те снова штакетником. Раз ему попалось даже сооружение, выполненное из настоящих бетонных плит, более похожее на фортификации, чем на забор. И везде, в каждом дворе, заливались лаем собаки.
Тот, кто планировал этот поселок, не утруждал себя особой фантазией. Улочки расчерчивали трехкилометровый пятачок с севера на юг и с запада на восток. Сейчас Алексей отдалялся от центра, все больше углубляясь в мир крохотных двориков, одноэтажных избушек, печных труб и сторожевых псов. Десяток пятиэтажных «высоток» и один восьмиэтажный «небоскреб» — краса и гордость поселка — остались у него за спиной.
Алексей искал кого-нибудь, кого не надо выдергивать из дома и кто мог бы указать ему путь к станции, в то же время пытаясь запутывать следы. Постепенно он перешел с бега на быстрый шаг. Следовало поберечь силы. Неизвестно, какие сюрпризы заготовила ему фортуна впереди. Пересекая перпендикулярные улочки, Алексей поглядывал вправо и влево, но рабочий контингент поселка еще нес трудовую вахту, а остальные, те, у кого сегодня выдался выходной день, отсыпались дома после новогодних праздников. Или же старательно продолжали праздновать. Словом, улицы были идеально пусты. По ним как будто прошлись пылесосом. На глаза беглецу не попадались даже вездесущие бродячие собаки.
Пару раз Алексей останавливался и прислушивался, не идет ли электричка. Но вместо долгожданного тягучего, однообразного перестука колес слышал лишь лай собак да редкие завывания ветра. Но, что было куда хуже, Алексей давно перестал ориентироваться в узеньких улочках поселка и теперь никак не мог сообразить, в какой же стороне вообще находится станция. Возможно, он, сам того не желая, уходил от нее все дальше.
Наконец в одном из переулков появился первый прохожий, помятый мужичок лет сорока пяти в болоньевой темно-фиолетовой куртке, ватных штанах и кепке. Алексей заметил его метров за пятьдесят. Старательно пыхтя и потея, мужик вытаскивал со двора на улицу старенький двухколесный велосипед, тот никак не хотел проходить в узкую калитку, цепляясь то рулем, то педалями. «Велосипедист» матерился, громко, со смаком, и периодически пинал железного коня коленом. Алексей свернул в переулок и торопливо зашагал к мужику, молясь лишь об одном: чтобы тот не вытянул, наконец, своего раздолбанного «минскача», не сел на него и не укатил в противоположном направлении.
Когда их разделяло метров пятнадцать, велосипедиста вдруг осенило. Витиевато матернувшись, забулдыга поднял двухколесное чудо и попросту перетащил через забор. Судя по улыбке, он был очень доволен собственной сообразительностью. Освободив велосипед, забулдыга вывел его на неровную замерзшую дорогу. Алексей вдруг представил, как этот небритый «спортсмен» сейчас лихо вскочит в седло, даст старенькому «Минску» шпоры, велосипед заржет, словно лошадь, и, встав на заднее колесо, унесет ездока прочь. Он уже открыл было рот, чтобы произнести заготовленное заранее: «Будьте любезны, не подскажете ли вы мне…», но тут же осекся, сообразив, что общаться с помятым владельцем велосипеда подобным образом все равно, что слепому разговаривать с глухим.
Алексей бегом преодолел разделявшее их расстояние и, схватив мужика за плечо, буркнул:
— Слышь, кореш, до станции далеко туг?
Помятый вздрогнул, обернулся, увидел истерзанного, перепачканного чердачной пылью Алексея и осклабился полусгнившими зубами, среди которых рукотворным памятником отечественной стоматологии торчала пара похабных металлических фикс.
— Гы, братан, — с невообразимым полублатным придыханием произнес помятый. — Ну ты, в натуре, шугнул мя.
— Станция-то где? — упрямо повторил вопрос Алексей, глядя в тусклые, бесцветные глаза велосипедиста.
— Ты заблудился, что ли, братан? — хмыкнул тот. — Ну вот дальше по улке пойдешь, как увидишь кирпичный дом с красными ставнями, сразу налево, через речушку, по мостку. А там еще четыре двора и ровнячком к кассе выйдешь. Там и станция.
— Ага. Слышь, а до Ростова далеко? — задал новый вопрос Алексей.
— Эвон ты куда хватил, — заржал помятый. — До Ростова. Да до Ростова, братан, верст эдак девяносто будет.
— А какой тут ближайший город покрупнее есть?
