Они оба помолчали немного. Наконец она заговорила, едва сдерживая гнев:
— Тебе не надо было приезжать. Ты нам больше никто. Я говорила врачам, чтобы они не пускали тебя сюда.
Джордж посмотрел на доктора Рошу — тот кивнул.
— Да, — подтвердил он, — миссис Донат была настроена категорически против. Это ваш отец настоял.
Марика отвернулась.
— Хотите войти? — спросил доктор Роша. Джордж молча кивнул. Его голосовые связки парализовало.
Войдя в палату, он постоял минуту, глядя на иссохшую фигуру в белом одеянии, окруженную грудой подушек.
Старик ощутил его присутствие и просипел:
— Это ты, Дьюри?
Вопрос сопровождался мучительным кашлем.
— Это я, — сказал Джордж, все еще стоя неподвижно:
— Подойди поближе к кровати. Не бойся. Смерть не заразна.
Джордж, волнуясь, пошел к нему.
— Я оставлю вас наедине, — сказал доктор Роша, перед тем как выйти из палаты.
— Сядь, — скомандовал старик, указывая костлявым пальцем на деревянный стул, стоявший около кровати.
Джордж молча повиновался.
До сих пор он не смел смотреть отцу в лицо. Каким-то образом ему удавалось избегать его взгляда. Но теперь их глаза встретились и уже не могли оторваться друг от друга.
Лицо Иштвана Колошди, хотя и исхудавшее и чрезвычайно бледное, было все таким же суровым. Джордж неотрывно смотрел на него и думал: это и есть тот демон, которого я боялся всю свою жизнь. Посмотри на него. Он такой маленький и хрупкий.
Он слышал, с каким трудом дышит отец.
— Дьюри, у тебя есть дети? — спросил он.
— Нет, отец.
— Кто же тогда придет и утешит тебя, когда ты будешь лежать перед смертью, как я?
— Я скоро собираюсь жениться, — ответил Джордж.
И задал себе вопрос: может, поэтому он и захотел увидеть меня — убедиться, что я нашел себе жену?
Наступило неловкое молчание.
— Как ты себя чувствуешь, отец?
— Не так хорошо, как буду потом, когда все закончится, — ответил старик, рассмеявшись, и тут же поморщился от боли. — Послушай, Дьюри, — продолжил он, — я рад возможности поговорить с тобой. Я хотел кое-что сказать тебе…
Он умолк, чтобы перевести дыхание и набраться сил.
— Впрочем, нет, я передумал. Мне не нужно ничего говорить. Просто выдвини тот ящик.
Он показал на серую прикроватную тумбочку.
— Выдвини его, Дьюри.
Джордж наклонился, чтобы выполнить приказ отца.
Внутри ящика он обнаружил сваленные в кучу всевозможные вырезки из газет на разных языках. Некоторые из них пожелтели, некоторые обтрепались.
— Посмотри. Посмотри на это, — взывал к нему старик.
Это были статьи из различных зарубежных изданий. О нем. О Джордже. Он увидел среди них даже публикацию из прошлогодней «Интернэшнл геральд трибьюн» с его биографией — одному богу известно, как она здесь оказалась. Это потрясло его до глубины души.
— Что ты видишь? — спросил глава семьи.
— Я вижу кучу старого хлама, отец, — ответил Джордж, всем своим видом показывая, что не относится к этому серьезно. — А ты что видишь?
С огромным трудом старик приподнялся на локте и потянулся к Джорджу.
— А я вижу тебя, Дьюри. Я вижу твое лицо во всех газетах мира. Знаешь, что ты сделал со мной?
Джордж ждал этого мучительного вопроса.
— Отец, я… я…
— Нет, — перебил его старик. — Ты совсем не понимаешь. Ты теперь такая важная персона в этом мире.
— Но не на той стороне, — словно извиняясь, сказал Джордж.
— Мой мальчик, в политике нет той или другой стороны. Есть только выигравшая сторона. У тебя все задатки стать настоящим политиком, Дьюри. Киссинджер когда-нибудь оступится, и ты станешь государственным секретарем!
— Что ж, мечтать не вредно, — улыбнулся Джордж, стараясь вернуть себе присутствие духа.
Ему с трудом верилось, что Иштван Колошди впервые в жизни его похвалил.
— Ты умнее Киссинджера в два раза, — настаивал старик. — И потом, ты не еврей. Как жаль, что меня уже не будет на свете, чтобы увидеть это.
Джордж почувствовал, что глаза его наполняются слезами. В попытке их сдержать он решил беззаботно подшутить над отцом.
— Я-то думал, ты убежденный социалист, — сказал он с улыбкой.
Старик скрипуче засмеялся.
— Эх, Дьюри, есть только одна философия, которая правит миром, — это успех.
Он посмотрел на Джорджа долгим и пристальным взглядом и произнес, просияв:
— Добро пожаловать домой, сын мой.
Через двадцать минут Джордж Келлер вышел из больничной палаты отца, тихо закрыв за собой дверь. Марика все так же сидела в коридоре с отрешенным видом. Он присел рядом с ней.
— Знаешь, у тебя есть все основания сердиться на меня, — сказал он, волнуясь. — Мне так многое надо объяснить. Я должен был хотя бы написать тебе…
— Ты многое должен был сделать, — сказала она машинально.
— Я знаю. Я знаю.
— Неужели, Дьюри? Ты вообще подумал о чем-нибудь, когда бросал нас? Ты хоть когда-нибудь пытался узнать, что с отцом? Или со мной? Или даже с Аникой?
Он внезапно похолодел. На него вдруг дохнуло морозом — как в тот зимний день много лет тому назад. Все эти годы, как только он начинал думать о тех событиях — или когда сны заставляли его вспоминать о них, — он испытывал жгучий стыд. И утешался лишь тем, что это его личная тайна. Но теперь он понял, что другие тоже знают об этом. Но откуда?
— Я пытался найти ее, — беспомощно возразил Джордж.
— Ты бросил ее! Ты бросил ее, истекающую кровью, умирать.
— Где… где она похоронена?
— В одной убогой муниципальной квартире.
Джорджа словно оглушило ударом, он не верил своим ушам.
— Ты хочешь сказать, она жива?
— Едва, Дьюри. Едва жива.
— Чем она занимается?
— Сидит в инвалидном кресле, — ответила Марика — Это все, чем она может заниматься.
— Как ее найти?
— Нет, Дьюри, ты и так сделал ее несчастной. И я больше не позволю тебе причинять ей боль.
— Пожалуйста, Марика, я должен увидеть ее. Я должен. Я хочу ей помочь.
