— Ее автор — один из профессоров Джорджа, — объяснил Эндрю.
— Исключительно великий человек, — тут же подхватил Джордж. — Он руководитель моей научной работы и с самого моего прибытия в Америку стал для меня in loco parentis [51].
— То есть будто помешанный? — поинтересовалась Фейт.
Этот вывод, как показалось Джорджу, не вполне соответствовал изложенным ранее посылкам. И он добавил:
— Вот здесь, в предисловии, он пишет обо мне. Можно, я прочитаю вам, что он написал?
— О, чудесно, — с преувеличенной радостью произнесла Фейт, передавая ему фолиант. — Среди моих знакомых еще не было никого, о ком бы писали в книжках.
Джордж быстро отыскал нужное место и зачитал вслух:
— «Невозможно в достаточной мере выразить всю мою признательность ученику и другу Джорджу Келлеру за его советы и рекомендации, основанные на глубоком понимании сути вопроса».
— Черт возьми, — вырвалось у Эндрю, — он и вправду называет тебя своим другом. Потрясающе!
— Да. И он не только назначил меня вести группу на семинарских занятиях по курсу «Управление в государственной сфере», но даже договорился, что мою статью напечатают в «Форин афферс».
— Ах, Джордж, — расцвела Фейт. — Это звучит так безнравственно!
Джордж был очарован ее восхитительным чувством юмора.
— Элиот, — с улыбкой произнес он, — да ты просто счастливчик.
— Ну, Фейт, — обратился Эндрю к жене, вернувшись после того, как отвез Келлера на машине к автобусу, — что ты думаешь о старине Джордже? Сумасшедший гений, да?
— Он очень привлекательный, — задумчиво ответила она. — Но что-то меня в нем беспокоит. Не могу точно сказать, что именно. Может, то, как он разговаривает. Ты заметил, у него совершенно нет иностранного акцента?
— Конечно. Меня это в нем просто восхищает.
— Эндрю, не будь таким наивным. Если у иностранца нет иностранного акцента, это значит, он что- то скрывает. Я думаю, твой бывший сосед по общежитию, возможно, просто шпион.
— Шпион? Ну и на кого ему, к черту, шпионить?
— Не знаю. На врагов. Может, даже на Демократическую партию.
*****
«ПОЖЕНИЛИСЬ:
Дэниел Росси, 27 лет, молодой пианист-виртуоз, и Мария Пасторе, 25 лет, его возлюбленная с университетской поры; оба впервые; в Кливленде, штат Огайо.
После медового месяца в Европе (во время которого Росси выступит с несколькими давно запланированными концертами) молодая супружеская пара планирует поселиться в Филадельфии, где Росси только что назначили вторым дирижером симфонического оркестра этого города».
*****
Единственное, о чем попросила Мария перед свадьбой у Дэнни, это чтобы он обещал ей решительно сократить безумное количество гастролей — тогда они смогли бы осесть в каком-нибудь месте, пустить корни и наладить домашний быт.
Впрочем, сначала ему не очень-то хотелось отказывать себе в удовольствии принимать восторги на разных языках мира, но предложение из Филадельфии, неожиданно поступившее к нему как по волшебству, стало чудесным решением проблемы.
Они купили большой дом в стиле поздней английской готики в Брин-Море, на участке земли площадью в полтора акра. Здесь оказалось достаточно места, чтобы переделать весь верхний этаж и устроить там студию для Дэнни. А еще подготовить светлый просторный зал для Марии, который, по настоянию Дэнни, оборудовали балетным станком; правда, ей бы хотелось, чтобы это помещение превратилось в детскую комнату, и чем скорее, тем лучше.
Свадьба проходила в отеле «Шератон» в самом центре Кливленда, где Джин Пасторе устроил роскошный банкет.
Во время торжества Дэнни был почему-то подавлен, хоть и старался не подавать виду. Все мысли его были об одном: хотя он и заработал себе репутацию донжуана международного масштаба, но вдруг в самый решающий момент его жизни ему не удастся это подтвердить.
Как и ожидалось, приглашенные на свадьбу гости заставили Дэнни сесть за рояль. И ему показалось, что это выступление лишь подтвердило его худшие предположения. Дело в том, что, пока все наслаждались полным воспроизведением содержания пластинки «Росси на Бродвее», сам он, наверное, был единственным из присутствующих, кто заметил, что исполнение этих произведений дается ему не так хорошо, как обычно.
Возможно, из-за шампанского. Он весь вечер потягивал его понемногу, чтобы успокоить нервы, хотя догадывался, что ничего хорошего из этого не выйдет. У него было железное правило — ничего крепче кока-колы перед концертом не пить. Если нервы особенно шалили, он мог принять таблетку милтауна или фенобарбитала. Но сейчас уже слишком поздно.
И вот теперь, немного захмелев, он все гадал, не навредил ли сам себе. Ведь ему вскоре предстоит войти в спальню к самой сексуально привлекательной девушке из всех, кого он когда-либо знал — и которая ждала этой минуты всю свою жизнь.
В номере для новобрачных было две ванных комнаты — для него и для нее. Когда Дэнни чистил зубы (долго и тщательно), он смотрелся в зеркало и видел там лицо испуганного подростка.
Получится ли у него? «Ну конечно, — сказал он себе. — Брось, стоит ли из-за этого так волноваться. К тому же она ведь девственница. Даже если ты будешь не на высоте, как она это поймет?»
Дэнни снова посмотрелся в зеркало. И по выражению своего лица понял, что не сможет сейчас просто так войти в спальню и предстать перед Марией.
Ему нужна помощь.
Он расстегнул молнию бокового отделения своего несессера для туалетных принадлежностей и выставил полдюжины пузырьков с таблетками на полку над раковиной. Они расположились в определенной последовательности, в зависимости от силы воздействия, как он часто шутил про себя: от largo e pianissimo[52] (транквилизаторы) до allegro e presto[53] (стимуляторы, помогавшие снять усталость после длительных перелетов).
«Благодарю тебя, Господи, за медицинскую науку», — подумал он, протягивая руку к бутылочке с надписью «Метамфетамин». Вытряхнул таблетку на вспотевшую левую ладонь, завернул крышку пузырька и снова спрятал всю свою фармакопею в потаенное место.
Из спальни донесся игривый голос:
— Дэнни, ты еще там или меня бросили в мою брачную ночь?
— Я сейчас приду к тебе, дорогая, — ответил он, стараясь не выдавать голосом своей нервозности.
Он разломил таблетку в ладони, лелея надежду, что это ускорит ее эффективность, и проглотил,
