Дмитрия, что он на долгое время отлучил себя от женщин. Он стал монахом в миру, отказываясь обсуждать с кем-либо свою личную жизнь, точнее — ее отсутствие.
Находясь именно в таком состоянии, Рогозин приехал в это утро на работу. Он заплатил таксисту, вышел из машины и с удовольствием вдохнул морозный воздух. Он приехал, как всегда, намного раньше открытия. Это стало привычкой. Проведя рукой по жестким тщательно уложенным волосам, Дмитрий уверенно, широким шагом направился в салон. Несмотря на зиму, он не носил головного убора, что было, несомненно, элементом щегольства. Он не мог представить себя другим. В любое время года Дима демонстрировал безукоризненность своего внешнего вида и прически в первую очередь. Наверняка мало кому понравится стоматолог, улыбка которого откроет пожелтевшие, гнилые зубы. Так считал и Рогозин, только применительно к своей профессии. Он должен быть всегда на высоте, это должно быть заметно с первого, самого беглого взгляда.
— Здравствуйте, — Дима ответил на приветствие мужчины, средних лет, работавшего в салоне сторожем и охранником. — Только сменились?
— Да, за час до вашего прихода.
— Все в порядке?
— Как всегда, Дмитрий Ильич, — охранник улыбнулся, внимательно глядя вслед удаляющемуся Рогозину.
Восхищение, которое Дима вскоре увидел в глазах уборщицы, не было наигранным. Покраснев, она выдохнула «доброе утро» и, отведя взгляд, принялась домывать полы.
— Доброе утро, Катюша, — ослепительно улыбнулся он, подумав про себя, что девчонка явно влюблена и, кажется, приходит сюда только ради этих мимолетных встреч с ним. Он не мог ничем ей помочь. Его сердце давно не выпрыгивало их груди от наплыва эмоций, все чувственное в организме взяло тайм- аут и пока бесстрастно взирало на невообразимое «мини», в которое облачилась Катя.
Рогозин проверил кондиционеры, чтобы в помещении не было слишком жарко, и направился к себе в комнату, чтобы подготовиться к работе. Через несколько минут он в последний раз критически осмотрел себя в зеркале и вышел в зал, чтобы занять привычное место у окна. Здесь стояло удобное кресло, огромные зеркала вокруг делали помещение светлым, парящим, с трудно определимыми размерами. Казалось, ты попадаешь в бесконечное преломление, где происходит волшебство. Большое количество яркой зелени фикусов, монстер делали помещение уютным, домашним.
Дмитрий оглянулся на шум: пришла его ассистентка. В ее обязанности входило мытье волос, мелкая работа, не требующая особого умения, но отнимающая время. Еще она была диспетчером, докладывающим в конце рабочего дня о записавшихся на завтра. Если обращавшийся не просил личной беседы с Рогозиным, Лена улаживала вопросы сама.
— Доброе утро, Дмитрий Ильич.
— Доброе утро, Леночка. Как настроение?
— Все хорошо, — она тряхнула роскошными волосами цвета воронового крыла, и Рогозин невольно залюбовался ими.
— Вот и чудесно.
Вошла Люда-косметолог и, поглядывая на часы, направилась на высоченных каблуках к своему кабинету. Дмитрий не мог не восхититься этой женщиной: она всегда была сама элегантность, демонстрируя это в любой обстановке, любую погоду.
— Здравствуйте, Дмитрий Ильич, — она кокетливо улыбнулась Рогозину, проходя мимо.
— Здравствуйте, Людмила, — Рогозин приветливо улыбнулся ей. Она категорически запрещала обращаться к себе по имени-отчеству, скрывала свой возраст и, честно говоря, выглядела лет на тридцать пять. Наверняка ей было больше. Вездесущая Катюша смогла войти к ней в доверие, но так и не узнала истинного возраста этой роскошной блондинки с игривыми, чуть раскосыми глазами цвета меди.
— Вы сегодня обворожительны, как всегда, — не удержался от комплимента Рогозин.
— Спасибо, — еще ослепительнее улыбнулась она в ответ и вошла в кабинет, оставив за собой шлейф сладкого, возбуждающего аромата.
Рогозин с удовольствием вдохнул его. И тут же переключился на предстоящую работу. Он проделывал это каждый день, получая огромное наслаждение: доставал из шкафчика инструменты, проверял работу фенов, зажимов для завивки. Глаз скользнул по длинной батарее средств для укладки. Конечно, сейчас ассортимент был широчайшим, а когда он начинал, кроме «Прелести» с ее резким запахом и жуткой фиксацией достать что-то другое было невозможно. А пенки, муссы, краски для волос без окислителя только начинали появляться. Сейчас времена изменились, и эти перемены нравились Дмитрию. Они способствовали возможности раскрываться его способностям по максимуму. Фантазии подкреплялись невероятным арсеналом средств по уходу за волосами. Рогозин остался доволен ревизией и нетерпеливо взглянул на часы.
На сегодня у него весь день был расписан. Предстояло несколько завивок, стрижек, три укладки, две мелировки, а там — обстановка покажет. Рогозин всегда заранее обсуждал с клиентами, чего они ожидают от встречи с ним. Он делал это по нескольким причинам. Одна из них — чтобы планировать рабочий день и не набрать заказов больше, чем он в силах выполнить. Для своих постоянных клиентов он делал исключения, когда речь шла об экстренном вмешательстве в беспорядок на голове. Тогда он оговаривал единственное: придется ждать. Обычно это не становилось причиной отказа. Провести лишний час в салоне Рогозина было настоящим наслаждением. Здесь все служило удобству посетителей, и большая заслуга в этом принадлежала Дмитрию. Это был его второй дом, поэтому и относился он к нему соответственно.
Кафе-бар на втором этаже тоже способствовал снятию напряжения, приятному времяпрепровождению.
Товарищ Рогозина еще по армии Тарас Токарев не прогадал, согласившись на казавшийся поначалу авантюрным проект Дмитрия. Давно отошли в прошлое трудности, связанные с реставрацией, строительством, поиском лучших конструкторских, дизайнерских решений. Их общее детище давало повод гордиться обоим. Творческие, неуемные натуры нашли себя каждый в своем бизнесе. Они не забивали голову такими «мелочами», как бухгалтерия, встречи с представителями правопорядка, санстанции, «братками», наконец. Для этого в их команде был Глеб Сергеевич Назаров — бухгалтер, менеджер по связям с общественностью и рекламе, начальник охраны в одном лице.
Конечно, это был не случайный человек. Он годился Рогозину и Токареву в отцы и долгое время работал на государственной службе экономистом, бухгалтером. При этом он умудрился обзавестись многочисленными знакомствами в самых различных сферах. Это были и его одноклассники, с которыми он давно поддерживал отношения. Некоторые попали в число его знакомых не так давно. Несмотря на то что по уровню доходов, образу жизни все эти люди очень отличались от Назарова, они находили общий язык. Встречались нечасто: по некоторым праздникам, дням рождения — людям бизнеса бывает трудно выкроить время лично для себя. Хотя и этого общения по современным меркам было достаточно.
Глядя на то, как живут другие, Глеб Сергеевич мечтал о том, как хотелось бы жить ему самому. Ему давно надоело получать копейки за свой труд. Работая добросовестно и ответственно, он не мог похвалиться, что чего-то добился. По сравнению с возможностями большинства его знакомых его достижения выглядели весьма скромно. Поэтому он без долгих раздумий принял предложение сына своего друга перейти на службу к нему в ресторан. Человеком, сделавшим это предложение, был Тарас Токарев. Правда, поначалу слово «ресторан» не подходило к тому, на что было похоже его заведение. Но у юноши горели глаза, и энтузиазма хватило бы на троих. Планы у него были колоссальные. Глеб Сергеевич безоговорочно воспринимал все, о чем говорил Тарас. Он верил в то, что планы амбициозного юноши обязательно станут реальностью. Да и помощник у него такой же одержимый и неутомимый — у таких все обязательно получится.
Назаров не ошибся. Мудрость возраста не позволяла ему задавать лишних вопросов. Как всегда, он просто, ответственно выполнял все поручения. И сейчас был вполне доволен своей жизнью. Удовлетворение от собственных достижений изменило его. Походка Назарова стала более твердой, посадка головы более гордой. Хотя он всегда производил впечатление чиновника высокого уровня. Сейчас в салоне это был всеми почитаемый высокий, седовласый мужчина, придерживавшийся строгого стиля в одежде, словах, мимике лица. Он редко бывал в легком расположении духа, словно уравновешивая своим неприступно- серьезным видом радужность и безоблачность, которую излучал Рогозин. Когда Назаров шел к нему через весь зал, чтобы выяснить какой-то вопрос, требующий немедленного ответа, можно было подумать, что это невероятно зазнавшийся хозяин, самый главный человек в этой команде. Создавалось впечатление, что все здесь зависит исключительно от Назарова. Ни один механизм не придет в движение без его на то распоряжения. Все знали о его комплексе Наполеона и не воспринимали серьезно всю нарочитую помпезность Глеба Сергеевича. Главное, что со своими нелегкими, многочисленными обязанностями он справлялся должным образом. Он являлся необходимым звеном, освобождающим Рогозина и Токарева от бумажной рутины, оставляя им достаточно времени для плодотворной работы. Эго устраивало и Дмитрия и Тараса, а значит, можно было сквозь пальцы смотреть, как Назаров изображает из себя начальника.
Сегодня Назаров предупредил, что может задержаться в налоговой службе. Глеб Сергеевич отличался тем, что никогда не пытался праздно проводить рабочее время. Он принадлежал к тому поколению, которое считало это невозможным. Рогозин знал, что контролировать его не нужно, и был рад, что ничто не отвлекает его от творческой работы. Тарас тоже придерживался такого мнения, часто удивляясь, как Назарову удается все успевать.
— За хорошую работу нужно хорошо платить, — говорил Токарев. — Это стимулирует.
Рогозин соглашался с ним, понимая, что для Глеба Сергеевича признание его труда является действительно стимулом. Он столько лет работал, не получая должной оценки, просто для того, чтобы хоть как-то существовать самому и содержать семью.
Дмитрий посмотрел на закрытую дверь кабинета Назарова, подумав, что в салоне все уже достаточно крепко привязались друг к другу. Каждый человек стал частью единого механизма, все винтики которого работали на создание имиджа престижного салона. Результатами можно было оставаться довольным. Правда, получилось это не сразу, но недаром Дмитрий всегда повторял, что терпение и труд все перетрут. Он никогда не был лентяем, и Тарас тоже не отличался способностью переваливать свои задачи на чужие плечи. Рогозин считал, что им обоим невероятно повезло, что в армейской казарме их койки оказались рядом, что желание поддерживать друг друга в трудных ситуациях сохранилось до сих пор. Дмитрий смотрел на свое отражение в зеркалах, улыбаясь едва заметно: почему-то именно сегодня он решил, что на него смотрит состоявшийся, счастливый человек, не абсолютно, но очень близкий к этому состоянию.
Вообще сегодня Рогозин пребывал в состоянии необычайного подъема. Ему было легко на душе, словно впереди его ожидало событие, которого он давно ждал и которое перевернет всю его жизнь. Этому состоянию отвечали и музыка, звучащая в зале, и улыбки посетителей. Он не мог понять причин этого, потому что день начался как обычно и проходил как всегда. Привычна суета, общение с клиентами, авральные звонки с просьбами принять без записи. Все это было той атмосферой, без которой Рогозину было трудно дышать. Он скучал дома, хотя понимал, что нельзя загружать себя работой еще больше. Он знал, что она дает ему силы и составляет смысл существования. А сегодня внутренний голос тихонько говорил, что она подарит ему нечто иное.
Дмитрий присматривался к каждому посетителю внимательнее обычного. Он искал в их словах, выражении лица что-то необъяснимое, неожиданное, но все шло своим чередом, ничего знаменательного не происходило. К четырем часам, получив несколько свободных минут, он подошел к окну и, попивая кофе, заботливо приготовленный Леночкой, засмотрелся на довольно оживленное движение на улице.
Выходной день выдался морозным и солнечным. Лица прохожих были радостными, словно яркость давно не согревающего светила обладала свойством вызывать положительные эмоции. Рогозин почему-то сразу выделил в одном из движущихся потоков двух женщин, идущих под руку и ведущих оживленную беседу. Они довольно быстро приближались, так что скоро он смог рассмотреть их. В одной он узнал свою клиентку. Правда, ее дочь чаще обращалась к нему за
