во главе с адмиралом Бастианом, а летом 1939 года на Карельском перешейке и в Рованиеми находился начальник немецкого Генерального штаба генерал Гальдер, наверное, не для прогулки по тундре, — говорил Куусинен. — Добавьте к этому активность Франции и Англии в вопросах срыва переговоров между Москвой и Хельсинки. Финская сторона отказалась продолжать переговоры и тем самым вызвала войну, которая начнется завтра, — с сожалением сказал Куусинен. — Конечно, — добавил он, — войной дружеских и добрососедских отношений не построишь. Но перед лицом большой войны, которая уже стоит у порога нашего дома, Финляндию надо сделать настоящим другом и добрососедом СССР.
Продолжая беседу, он, отхлебывая крепкий кофе, пояснил мне, что достигнуть такой ситуации можно будет, когда нынешнее реакционное диктаторское правительство Финляндии будет вынуждено уйти в отставку, а на место его придет правительство демократических сил, готовое пойти на тесное сближение с Советским Союзом, как это произошло в Прибалтийских странах.
— Существенную помощь, — сказал он, — во всех этих мероприятиях окажет Указ Верховного Совета Союза Советских Социалистических республик о преобразовании Карельской Советской Социалистической республики в Карело-Финскую Советскую Социалистическую республику, который будет опубликован спустя полмесяца после подписания с финнами мирного договора.
Под конец беседы я спросил Куусинена, желает ли он сообщить что-либо Герте Оттовне, с которой я завтра увижусь. Подумав немного, он ответил, что в первые дни войны по радио будет передаваться обращение его правительства к народу Финляндии, чтобы он начал борьбу за прекращение войны и за мир с Советским Союзом. Пусть Герта слушает радио, и она поймет, как им действовать.
Так закончилась наша беседа с О. К уусиненом.
Ночь кончилась, поезд подходил к Ленинграду. Чтобы не вызывать любопытство у встречающих, я сошел у начала перрона, взял такси и поехал в гостиницу «Астория».
С боем удалось получить место. Мне отвели трехкомнатный люкс. Заперев все двери на замок, свои миллионы положил под подушку и мгновенно уснул. Сказались две бессонные ночи.
На Финляндский вокзал приехал за час до отхода поезда. В вагоне, в который я сел, оказалось только два шведа. Такая ситуация для меня оказалась наихудшей. Запросто могут ограбить и удушить. Паспортные формальности на нашей границе были быстро закончены, и поезд медленно передвинулся на финскую сторону. Там тоже проверка документов прошла без задержки. Дипломатический паспорт сыграл свою роль. Поезд двинулся к Хельсинки. Мне предстояло провести ночь без сна, охраняя свои миллионы и документы.
В первой половине следующего дня поезд, с вынужденными остановками в пути, все же прибыл в Хельсинки. На вокзале меня встречали наши работники, предупрежденные Москвой о моем прибытии.
Во второй половине дня, как мы условились еще до моего отъезда, пришла Герта Куусинен, и мы сразу приступили к делу, обсудив с ней все поручения Москвы и ее отца. Я сказал, что для организации переправы, проживания финских товарищей в Швеции и на содержание их семей, остающихся в стране, Москвой выделено 7 миллионов финских марок, которые я должен передать ей не позднее сегодняшнего вечера. Она растерялась от такой большой суммы денег, которые должна унести.
— Я не могу вынести из представительства такую кучу денег. В случае задержания меня хотя бы с малой частью их охранка получит предлог для преследования и арестов наиболее активных членов КПФ, — взволнованно сказала она.
После долгого обсуждения пришли к следующему решению: сегодня поздно вечером она с надежным коммунистом, выделенным ЦК КПФ, должна получить шесть миллионов триста тысяч финских марок в городе, в обусловленном месте. В случае, если они не смогут принять эти деньги вечером, то утром следующего дня в восемь часов на прежнем месте. Семьсот тысяч она получит сейчас в представительстве, и как только стемнеет, я вывезу ее на дипломатической машине в город и, если не будет «наружки», подвезу ее к дому члена ЦК КПФ, которому она передаст деньги на хранение до того, как они потребуются.
Как только стемнело, около 17 часов, мы с женой, — прикрыв на заднем сиденье вместительной машины бьюик Герту, выехали со двора представительства в город. Тщательно проверившись и убедившись в отсутствии наблюдения, высадили ее недалеко от дома одного члена ЦК, которому она должна была передать деньги. Через час работник, посланный к месту условного сигнала, вернулся в представительство с сообщением о положительном завершении ее встречи.
Когда стало известно об удачном начале проведения мероприятий Москвы, я с хорошим настроением начал совещание с разведчиками резидентуры о предстоящих задачах в ситуации войны.
Не прошло и двадцати минут беседы, как раздался сигнал воздушной тревоги. Со стороны порта, который находился в 300 метрах от нашего представительства, послышалась стрельба зениток и вслед за этим началась бомбардировка порта нашей авиацией. Две мощные бомбы разорвались рядом с представительством. Здание пошатнулось, оконные стекла оказались выбитыми, погасло электричество. Осколками стекла легко поранило двух наших товарищей. Один из них так испугался, что мгновенно залез в высокий железный шкаф, откуда его вызволяли уговорами. Пришлось всем срочно спускаться в подвал.
Когда закончилась бомбежка, приступили к уничтожению всей документации, оставили только шифровальный код на случай передачи в Москву телеграмм. При попытке растопить печь оказалось, что у нее слабая тяга. Комната наполнилась дымом, мы задыхались. Попробовали дать кислород из баллончика, предназначенный для ускорения сжигания, но он бездействовал, отказал редуктор. Только часа через два, благодаря разным ухищрениям, нам удалось сжечь документы.
Таким образом, в Хельсинки вечером 30 ноября 1939 года мы почувствовали начало войны между Финляндией и Советским Союзом.
Война! Сколько горя, слез, разлук, смертей принесет она финнам и русским. Несколько авиационных бомб этого первого налета попали в университет. Из окна представительства было видно, как он сильно горел, слышались крики и стоны раненых людей. Это были только первые жертвы.
Ровно в 23 часа на автомашине с дипломатическим знаком «СД» вместе со своим товарищем выехали в город, имея при себе пакет с деньгами, опечатанный печатями дипломатической почты. Расчет был на то, что даже при задержании поверенного в делах СССР в Финляндии для проверки документов полиция не посмеет вскрыть дипломатический пакет. В городе несколько раз тщательно проверялись, но «наружки» не было замечено. К месту встречи подъехали за пять минут, и, оставив пакет в машине невдалеке от пункта встречи, я пошел убедиться, на месте ли Герта. Прождал пятнадцать минут. Шофер в это время имитировал поломку машины. Герта на встречу не пришла.
Вернувшись домой около полуночи, я увидел, что здание представительства было уже оцеплено большим нарядом полиции и взводом солдат. Стоящие у входной двери полицейские, узнав меня, пропустили в представительство, взяв «под козырек». Видимо, сработали старые рефлексы.
В представительстве спали только дети. Взрослые упаковывали домашние вещи, готовились к эвакуации. Трудной и для меня оказалась эта ночь. Надо было принимать решение: идти ли на запасную встречу с Гертой в такой сложной оперативной обстановке. Нет ли другого способа связаться с ней и выяснить причину невыхода вечером? В прошлом она каждый раз звонила по телефону к нам на квартиру, когда не могла прийти на урок. Могла ведь и в этот раз позвонить, если ей не помешали сделать это. Сколько я ни перебирал вариантов контакта с Гертой, альтернатив встрече не было. Стало очевидным, что только личная встреча может внести полную ясность в это дело. С раннего утра стал готовиться к ней. Поскольку эта встреча была назначена в 8 часов утра на рыбном рынке города, выехал туда с тем же товарищем и нашими женами, прихватившими с собой корзины для рыбы. К счастью, выход в город из представительства не был закрыт. Пакет остался в машине, стоящей у самого рынка, я же с женой и ее подругой смешались с толпой. Герты на месте не оказалось. Приближаясь и отдаляясь, но ни на минуту не теряя наблюдения, я Герту так и не встретил. Корзины наших жен уже доверху были заполнены рыбой, прошло двадцать минут после обусловленных 8 часов, она так и не пришла.
Невыходом ее на встречу срывалось выполнение самого важного поручения Москвы. С тяжелым чувством горечи вернулся в представительство. Меня все время не покидала мысль о том, как же так могло случиться, что война началась, по крайней мере, на два дня раньше расчетов Берии. Ведь он говорил мне о двух днях, которые я мог использовать по приезде в Хельсинки. Видимо, какие-то неординарные обстоятельства заставили Москву выступить раньше.
Мне стало ясно, что финны, которые должны перейти в Швецию, а оттуда в СССР, чтобы стать
