Оберегая Коннора

Гарри почувствовал, как его мысли словно расплываются и подергиваются рябью, а затем вспомнил день, когда им с Коннором было по пять лет, и Лили вышла с ними на лужайку перед домом в Годриковой Впадине. Коннор играл с игрушечной метлой, ловя её в воздухе как снитч, когда она пролетала мимо, а Гарри читал книгу о простейших заклинаниях - Wingardium Leviosa и Alohomora, в исполнении которых собирался попрактиковаться той же ночью, когда Коннор уснет. Ярко сияло солнце, небо было чистым и безоблачным, и мама сидела неподалеку и наблюдала за ними лучистыми глазами, в которых не было и тени тревоги.

Воспоминание перетекло в образ той ночи, когда Гарри учился использовать новые чары и сумел поднять подушку в воздух уже с третьей попытки. В этот момент Лили вошла в комнату и на несколько минут крепко обняла Гарри. Всё это было так живо в его памяти, что Гарри как наяву почувствовал её руки вокруг своей талии и плеч.

В следующем воспоминании был он сам, семи лет отроду. Лежа на спине, на траве Гарри повторял про себя длинный список чистокровных обычаев, которые он изучил в тот день, и наблюдал за звездами вместе с Коннором. Ремус рассказывал Коннору историю о дружбе молодого волшебника и маггла. У Гарри же была своя собственная история, рассказанная ему Сириусом, который если и посчитал странным, что его маленький крестник хочет узнать об официальных приемах в доме Блэков, однако не отказал ему в просьбе.

Потом всплыло воспоминание о том времени, когда Гарри было девять, и он впервые использовал беспалочковую магию, после чего сразу же потерял сознание. Но он был настойчив и, упорно тренируясь целое лето, достиг впечатляющих успехов. Однажды, он отвлекся от практики и, подняв глаза, увидел, что мама наблюдает за ним, стоя у порога, с гордой и немного взволнованной улыбкой на лице.

Когда Гарри было десять лет…

Погруженный в собственные воспоминания, которые всплыли на поверхность из глубин его памяти, Гарри боролся, пытаясь открыть глаза. Он понял, что его воспоминания создали в воздухе образы, играющие ослепительными цветами и звуками, парящие между ним и Люциусом. Нахмурившись, Малфой внимательно их рассматривал.

Раньше Гарри никогда не слышал о таком заклинания, но теперь имел представление о его действии. Он стиснул зубы и призвал свою настойчивость и волю, что так хорошо послужили ему в Запретном лесу. Он оттолкнул светло-голубое сияние, которое потрескивало вокруг него, выискивая и поднимая на поверхность его памяти все больше воспоминаний.

Оставь меня.

Окружавшее его плетение заклинания поначалу сопротивлялось, но Гарри был сильнее. Вытянув руку, он сжал перед собой магические нити и резко оторвал их.

Пошатнувшись, он сделал шаг назад, но быстро восстановил равновесие и посмотрел на Люциуса. Маг все еще стоял, вытянув перед собой волшебную палочку, наблюдая за Гарри, как за некой разновидностью неизвестной живности.

Несколько минут Гарри переводил дыхание. Невозможно было скрыть, что он несколько смущен, но ему хотелось выглядеть так спокойно, насколько это возможно. Выказать слабость в танце было гораздо хуже, чем ошибиться во взгляде или жесте. Неправильный взгляд или жест могли быть ошибкой. Слабость же раскрывает истинные чувства волшебника, а значит, её должно избегать и скрывать.

- Мистер Малфой, - наконец сказал он, - Вы применили ко мне чары без предупреждения и без моего согласия, в надежде не получить ответ, насколько я могу видеть. Вы пригласили меня в свой кабинет, а я принял Ваше приглашение. С Вашей стороны недопустимо обращаться со мной, как с гостем, нарушившим законы гостеприимства. Я дождусь возвращения Драко и миссис Малфой, чтобы проститься. Прошу после этого предоставить мне порт-ключ, чтобы я мог вернуться в Хогвартс. Желаю хорошего дня, - он развернулся и направился к двери кабинета.

Использовав невербальное заклинание, Люциус закрыл дверь прежде, чем Гарри добрался до нее. На этот раз Гарри обернулся, готовый использовать магию. Никогда еще он не испытывал такой холодной ярости. Он сделал все правильно. И Люциус был неправ, поступая подобным образом. Быть Пожирателем Смерти - это одно, но Люциус посмел направо и налево нарушать древние законы. Он оскорбил Гарри на таком уровне, что тот даже не подозревал о его существовании в самом себе.

- Мистер Поттер, - сказал Люциус тихо, - пожалуйста, примите мои извинения. Я думал, что сбросив чары, Вы нападете на меня. Однако Вы поступили согласно древним законам и едва не удалились прежде, чем я смог принести извинения.

Не отрывая взгляда от Гарри, он склонил голову.

- Это заклинание было проверкой, как и Проявитель врагов, мой вам рождественский подарок, а также пристальные взгляды прошлым вечером и не слишком вежливое обращение, которое я демонстрировал с того момента, как вы прибыли к нам. Каждый раз Вы отвечали, как будто Вы - сын двух чистокровных волшебников, к тому же воспитанный в духе самых древних магических традиций. Я полагал, что Вы поступите как сын грязнокровки. Простите меня за такое предположение.

Гарри хранил молчание, пока не стало ясно, что Люциус закончил свою маленькую речь. Теперь он ждал ответа, и Гарри пришлось отвечать.

Конечно, это тоже было испытание, оно продолжалось до сих пор. Если Гарри отреагирует на слово «грязнокровка», то подтвердит предположение Люциуса о том, что он не заслуживает извинений. Если он нападет на Люциуса, то нарушит законы гостеприимства, которые, строго говоря, еще не были нарушены. Такие проверки были позволительны в танце, и по большей части составляли саму сущность танца, а примененное заклинание не было ни оскорбительным, ни приносящим вред.

В моей памяти он искал информацию о сильных и слабых сторонах Коннора, - подумал Гарри. - Это очень опасно.

Но Коннора здесь не было, а заклинание не нанесло Гарри никакого вреда: физического ли, эмоционального, магического, духовного или морального. И все последующие шаги, сделанные Люциусом, показали, что он не собирался извиняться за столь специфическое действие заклинания. Гарри должен ответить тем же, или отказаться от защиты законов гостеприимства.

Так что делай то, что должен. Выживай. Поступай так, чтобы смог вернуться после праздников обратно в Хогвартс, в Годрикову Впадину и к Коннору. И постарайся простить себя за то, что будешь вынужден сделать для этого.

Гарри снова посмотрел в глаза Люциусу и произнес:

- Мистер Малфой, я принимаю ваши извинения. Однако настаиваю на том, чтобы впредь вы спрашивали моего разрешения, прежде чем накладывать на меня чары. Я считаю себя сыном грязнокровки и чистокровного мага, которому посчастливилось получить полное чистокровное воспитание от отца и Сириуса Блэка. - Он заметил судорогу отвращения, перекосившую на мгновение лицо Малфоя при упоминании Сириуса, но не позволил этому отвлечь себя. - Я также брат Мальчика-Который-Выжил и только беспрецедентные гарантии безопасности позволили мне чувствовать себя комфортно в Малфой-мэноре. И любое отклонение от этих гарантий заставляет меня нервничать. Уверен, будучи чистокровным магом, вы меня поймете.

Долгое время Люциус изучал его. Гарри ждал. От него не укрылись ни гримаса отвращения, ни мерцание шока в этих холодных серых глаза, когда Гарри назвал свою мать грязнокровкой. Конечно, Люциусу были понятны его мотивы, ведь Гарри действовал как чистокровный...но он, должно быть, не ожидал, что Гарри решится это делать.

Гарри вздохнул. Коннор бы так не поступил. Он защищал бы честь семьи и гордо произнес бы имя матери. Я бы хотел сделать так же. И возможно, так и сделал бы, если бы хотел подвергнуть свою жизнь опасности.

Но я не могу. Моя жизнь не принадлежит мне. Она отдана Коннору. Вот что позволит мне выбраться отсюда и вернуться.

Наконец, Люциус кивнул, а затем расслабился и, кажется впервые, его ледяная маска растаяла.

- Прошу вас, присаживайтесь, - сказал он, указывая на кресло перед камином. - Клянусь, что единственные чары, наложенные на этот стул, способствуют его удобству.

Гарри кивнул, пробормотал «спасибо» и прошел к камину. Кресло с высокой спинкой было узким, жестким и высоким. Когда Гарри сел, его ноги не достали до пола, но он не обратил на это внимание. Если