хватал всех за ляжки, короче — всячески способствовала нашему бегству. Потом — танцы в парке под шансон, льющийся из автомобильной магнитолы (упросили таксиста Гургенчика за символическую плату в тысячу рублей). Потом звонили полковнику Снайперу, и всячески упрашивали его присоединиться. Командир ОМОНа присоединяться в шесть утра не захотел, а на наши настойчивые просьбы пообещал отправить к нам в поддержку роту своих гавриков. В полном обмундировании и с оружием. От предложения единогласно отказались. Потом завтракали в пиццерии. Потом оккупировали открывшийся пивной паб. Потом… Короче — потом было весело.
А листочек, положенный шефом в карман, всё-таки не пригодился.
29 декабря
А вот сегодня, в офисе, творилось ужасное…
Шеф, как безумный метеорит, носился по офису, сверкал лысиной, орал, интеллигентно матерился, короче — всячески показывал, что он зело недоволен и дюже зол. Даже позволил себе стукнуть кулаком по столу и метнуть в секретаршу биржевую сводку, что свидетельствовало о крайней степени возбуждения и максимальном недержании эмоций. Метание макулатуры на точность прошло не так, как хотел Евгений Владимирович, поскольку наша секретарша, хоть и являлась девушкой ярко выраженного декоративного типа, но уклониться от снаряда, летящего в её голову с дозвуковой скоростью, смогла. Этим своим геройским поступком ввергла шефа в состояние обалделого экстаза, которое продолжалось едва ли пять секунд. Потом, видимо, начальствующий мозг оценил ситуацию, выдал «непопалу» оценку: лучше не повторять. И его пламенный взор обратился в нашу сторону.
Как всегда, каждый из сотрудников постарался максимально мимикрировать под окружающую действительность. Кому-то даже удалось полностью перевоплотиться в принтер. Шеф побесился еще пять минут, потом, вспомнив о чем-то, почесал лысину и рванул в сторону своего кабинета, громко хлопнув дверью.
Секретарша, чудом избежавшая травмы от тяжеленной биржевой сводки, сделав печальную гримасу, трагическим шепотом поведала нам, что шеф рано утром прилетел из Швеции, куда, никого не предупредив, улетел позавчера глубокой ночью.
Прощебетала что-то про то, что наши партнеры никак контракт подписать не могут, все подвоха от русских ждут. Хм. Ну а нас тогда всё-таки ждут бессонные ночи в потовыжимательных попытках показать, что вот от нас-то никакого подвоха они не дождутся. И начались… Доказательства…
Домой пришел поздно, смог только прошамкать супруге приветственное и помахать ручкой. Сил хватило на добраться до кровати и рухнуть лицом в мягкие, прохладные, шелковые складки. Подтянуть подушку, обхватить её и…
30 декабря
Шеф, прямо с самого утра, забрал у меня всю проделанную мной работу и поручил её профильному отделу. Всю работу по партнерам, над которой я корпел уже целый месяц. Все, что было подсчитано, подбито и сложено, ожидало только просмотра партнерами и подписания, всё было отдано другим. Без объяснения причин, без ничего. Молча.
В отупении просидел полтора часа. Да как — же так? Ведь финансовый анализ это же не хухры-мухры, да и в концерне я — один из ведущих специалистов. Вчера, до глубокой ночи, проверял и перепроверял все, что касалось нашего последнего контракта. Естественно, проверял не все, только самое важное и главное, то, от чего будет зависеть не только рентабельность всей затеи, но и наш кусок хлеба с маслом. Вернее, толщина последних. И вот, выполнив львиную долю работы — её забрали, ничем не мотивировав. Забрали… А мне… Мне поручили проверку наших дочерних предприятий. Задача маловажная, второстепенная и занимающая пару часов рабочего времени… В неделю… М-да…
Начали одолевать тягостные мысли: про отработанный материал, ненужность и ближайшее увольнение. Масла в огонь подливали и коллеги, сочувственно посматривающие из-за своих столов, грустно вздыхающие и покачивающие головами.
Пару раз порывался вскочить и ринувшись в кабинет к шефу, поставить все точки над «i». Но… Как всегда, вылезало это рабское «но»… Посидел, посидел, и решился. Ушел из офиса еще до обеда. Ну и пусть. Уволят, так уволят. Не пропаду. Если не испортят мне характеристику — в любую фирму примут, даже с руками оторвут…
31 декабря
Супруга так ни о чем и не подозревала. С утра напевала, чирикала, хихикала и пританцовывала. Я же с утра, с горя, бахнув полбокала шотландского виски, в глубокой меланхолии резал колбасу, крошил огурчики; матерясь, гонял по столу скользкие шампиньоны, никак не соглашавшиеся нарезаться в грибной салат.
Шампиньончики не соглашались, пришлось «нарезаться» мне. К обеду, под насмешливый взгляд супруги, сослался на головную боль, и, благо все уже было готово на праздничный стол, прилег на часок. Часок продлился до шести.
Проснулся от звуков знакомой музыки. Пытаясь сообразить, откуда она раздается, нащупал на прикроватной тумбочке телефон и, пересохшими губами пробормотал в трубку: «Я слушаю». Мгновенно протрезвев, подскочил на кровати и лихорадочно стал натягивать рубашку.
Голос шефа в трубке был холоден, тверд и непреклонен: «Одевайтесь, выходите во двор. Машина Вас ждет у подъезда!» — и частые гудки отбоя. Что творилось в голове — описать не представляется возможным. Мягкие, крахмальные мысли неспешно, жеманно бродили по черепной коробке, изредка сталкиваясь друг с дружкой. В полной прострации, не соображая, накинул куртку, повязал шарф, и выскочил во двор. И уже в машине отстраненно подумал, что проходя по темной квартире, почему-то не увидел супруги.
В теплой машине, под убаюкивающие песни Джо Дассена, в легкой дреме доехали до отворота на проселочную, но от этого не менее асфальтированную дорогу, ведущую в загородный престижный поселок. Выбравшись из мягких, обволакивающих лап Морфея, потянулся в кресле и принялся разглядывать мелькающие впереди и проносящиеся навстречу машины.
Что за черт? На секунду показалось, что в поворот на поселок олигархов, где проживал мой шеф, свернула машина, до боли похожая на машину моей супруги. Такая же маленькая и беленькая. Да что это я, что, наша машина одна единственная по городу?
И тут же забыл про нее: въехали в поселок… Маменька моя — все вокруг искрилось, полыхало и сверкало разноцветьем. Горели многочисленные гирлянды, стены домов подсвечивали лазерные установки. Мерцали, подмаргивали и пускали разноцветные лучи прожекторы, крутились, источая из себя потоки разноцветного света «мувинг хэды».
Под такую какафонию света машина подкатила к высоченным воротам и молчаливый шофер открыл передо мною дверь и так же молча указал на калитку. Нажав на кнопку селектора, услышал, как где-то в глубине раздалась приглушенная трель звонка. Через минуту, за калиткой послышались хрустящие по свежевыпавшему снегу шаги. В двери щелкнуло, и дверь открылась.
Бли-и-и-ин. А это как понимать? За калиткой, одетый в белоснежный фрак, с сорочкой густого фиолетового цвета, с туго накрахмаленной манишкой стоял… Отец моей супруги. Тот мужичок, долговязый тип с безумным взглядом выпученных глаз, всклокоченными седыми волосами, что любимая показывала мне на фотографиях. Да что за чертовщина вокруг творится? Уже было потянулся поздороваться, уже готовились сорваться с губ приветственные банальности, как встречающий повел себя вовсе уж неправильно. Прижатая к боку и согнутая в локте правая рука, указывающая на виднеющийся вдали дом, легкий поклон — все указывало на то, что меня тупо просят не задерживаться, а топать в дом. И все без единого слова.
Хмыкнув, постоянно оглядываясь на следующего за мной молчуна, дошел до темнеющего окнами трехэтажного особняка из красного кирпича. Поднялся на крыльцо, только потянулся к ручке, как папенька опередил меня, открыл дверь и первым вошел в полутемный холл. Скинув ботинки и надев предложенные мягкие, войлочные тапочки, подошел к двустворчатой двери, возле которой, в приглашающей войти позе, стоял супругин отец. Пожав плечами, зашел в дверь.
