бумажник, оттуда выпала фотография родителей Эндрю на лужайке у замка.
— А это что?
Адъютант взял коричневый конверт из толстой бумаги, запечатанный восковой печатью.
— Он с адресом. — И адъютант прочел на конверте: — «Пилоту желтого SE5a».
Он удивленно посмотрел на Майкла.
— Это вам, Майкл. Какого дьявола!
Майкл взял у него конверт и ногтем подцепил печать.
В конверте оказался единственный листок такой же первоклассной бумаги.
Написано от руки — почерк явно континентальный, потому что буквы готические — но на прекрасном английском:
«Сэр, Ваш друг лорд Эндрю Киллиджеран похоронен сегодня утром на кладбище протестантской церкви в Дуэ. Немецкий воздушный флот оказал ему все воинские почести.
Имею честь известить и в то же время предупредить Вас, что смерть на войне — не убийство. Цель военных действий — уничтожение противника любыми средствами.
С нетерпением жду встречи с вами.
Отто фон Грайм.
Близ Дуэ».
Все выжидательно смотрели, как Майкл сворачивает и прячет в карман письмо.
— Они нашли тело Эндрю и с воинскими почестями похоронили сегодня утром в Дуэ.
— Чертовски порядочно с их стороны, — сказал один из пилотов.
— Да, для гуннов, — Майкл направился к выходу.
— Майкл, — остановил его адъютант. — Думаю, Эндрю хотел бы, чтобы это было у вас.
Он протянул Майклу серебряную фляжку. Майкл медленно поворачивал ее в руках. «Вмятина, очевидно, от пули», — подумал он и вздрогнул.
— Да, — кивнул он. — Я сохраню ее.
Он повернулся к двери и прошел сквозь толпу молчащих офицеров.
Биггз помог ему одеться, еще более внимательный к мелочам, чем обычно.
— Я смазал их доброй порцией жира, сэр, — сказал он, помогая Майклу натянуть сапоги из мягкой шкуры куду.
Майкл словно не слышал.
Хотя после суматохи, вызванной пролетом немца, он снова лег, уснуть больше не удалось.
Но он был спокоен, даже безмятежен.
— В чем дело, Биггз? — рассеянно спросил он.
— Я сказал, сэр, что приготовлю к вашему возвращению парадный мундир. И договорюсь с поваром, чтоб были пять галлонов горячей воды для мытья.
— Спасибо, Биггз.
— Такое не каждый день бывает, мистер Майкл.
— Это верно, Биггз. Одного раза в жизни вполне достаточно.
— Я уверен, вы с молодой леди будете счастливы. Мы с моей миссис поженились двадцать два года назад, сэр. Как раз в будущем июне сравняется.
— Большой срок, Биггз.
— Надеюсь, сэр, вы побьете мой рекорд.
— Попробую.
— Еще одно, сэр. — Биггз выглядел смущенным, он не поднимал головы от шнуровки. — Не следует лететь в одиночку, сэр. Это совсем не безопасно, нет. Нужно взять с собой по крайней мере мистера Джонсона. Прошу прощения, сэр, я знаю свое место, когда так говорю.
Майкл на мгновение положил руку на плечо Биггза.
Раньше он никогда так не делал.
— Пусть ванна будет готова к моему возвращению, — сказал он и встал.
Биггз смотрел, как он нагибается, выходя из палатки; он не попрощался и не пожелал Майклу удачи, хотя ему потребовалось усилие, чтобы удержаться. Потом подобрал сброшенную одежду Майкла и с предельным тщанием сложил ее.
Когда мотор «уолсли» кашлянул и заработал, Майкл добавил газу, пока не установился устойчивый ровный ритм. Тридцать секунд он критически прислушивался к нему, прежде чем посмотреть на Мака, который стоял у крыла рядом с кабиной; его волосы и костюм трепало потоком воздуха от пропеллера.
— Отлично, Мак! — перекричал Майкл грохот мотора, и Мак улыбнулся.
— Задайте им перцу, сэр!
И он спрыгнул, чтобы убрать клинья из-под передних колес шасси, чуть добавил газу, и большая машина покатила вперед.
На холме за шато снова было пусто, но иного он и не ожидал. Он поднял нос, собираясь уйти вверх, но передумал, снова опустил его и круто повернул, едва не цепляя концом крыла вершины дубов.
Он вышел из разворота, когда шато оказался прямо перед ним. Майкл прошел над замком на уровне розовой крыши. Не увидев никаких признаков жизни, он, миновав здание, снова круто повернул восьмеркой и вернулся, по-прежнему вровень с крышей. На этот раз он уловил движение. Распахнулось окно на первом этаже, у кухни. Кто-то махал ему желтой тканью, но он не мог понять, кто это.
Он опять вернулся, на этот раз спустившись так низко, что колеса шасси едва не коснулись каменной стены вокруг огорода Анны. И увидел в окне Сантэн. Невозможно было ошибиться и не узнать эти густые темные волосы и огромные глаза. Она свесилась с подоконника, что-то кричала и махала тем самым шарфом, который был на ней, когда они вдвоем летали на встречу с Шоном Кортни.
Подняв нос и прибавляя газ, Майкл чувствовал себя заново родившимся. Безжизненная, равнодушная вялость испарилась, он снова чувствовал, что полон жизни. Он увидел ее. Теперь все будет хорошо.
— Это Мишель! — счастливая, воскликнула Сантэн, оборачиваясь в комнату, к сидевшей на кровати Анне. — Я видела его, Анна, точно видела. О, как он красив — и нашел меня, несмотря на папу!
Лицо Анны неодобрительно сморщилось.
— Плохая примета жениху видеть невесту в день свадьбы.
— Вздор, Анна, иногда ты несешь ужасную чепуху! О, Анна, как он прекрасен!
— А ты не будешь, если до вечера мы не закончим.
Сантэн подобрала юбки и села на кровать рядом с Анной. Она уложила на коленях старинные желтоватые кружева своего подвенечного платья, поднесла к свету иглу и прищурилась, вдевая нитку.
— Я решила, — сказала она Анне, вновь принимаясь подшивать край юбки, — что у меня будут сыновья, не меньше шести, только сыновья и никаких дочерей. Быть девочкой так скучно… не хочу этого для своих детей. — Она сделала десяток стежков и остановилась. — Я так счастлива, Анна, так волнуюсь. Как думаешь, генерал приедет? Как по-твоему, когда закончится эта дурацкая война и мы с Майклом сможем отправиться в Африку?
Слушая ее болтовню, Анна чуть отвернулась, чтобы скрыть полную любви улыбку.
Желтый SE5a мощно зарывался в мягкое серое подбрюшье неба. Майкл выбрал один из просветов в нижнем слое облаков, быстро пролетел в него и вырвался в открытый коридор. Высоко над ним по- прежнему все тот же сплошной облачный свод, но ниже воздух чист и прозрачен. Когда альтиметр показал восемь тысяч футов, Майкл выровнял машину. Теперь он в чистом пространстве на равном удалении от обоих облачных слоев, а сквозь разрывы в облаках видны ориентиры.
Деревни Кантен и Обиньи-о-Бак — опустевшие, разрушенные снарядами. Остовы. Лишь несколько каменных труб пережили неоднократно накатывавшиеся на них волны войны. Трубы торчали из грязной рваной земли, как надгробия.
