Она соскользнула на землю, и вдвоем они спустили Майкла с лошади и повели к кухонной двери.
В этой кухне дюжина поваров могла бы приготовить обед на пятьсот персон, но сейчас только в одной печи горел небольшой огонь. Майкла усадили перед ним на стул.
— Принеси свою знаменитую мазь, — приказала Сантэн, и Анна торопливо ушла.
— Вы фламандка? — спросил Майкл. Он радовался исчезновению языкового барьера.
— Нет, нет. — Сантэн огромными ножницами обрезала остатки рубашки вокруг ожогов. — Анна с севера. Она стала моей няней после смерти мамы и теперь считает себя не служанкой, а моей матерью. Она еще в колыбели научила меня своему языку. Но где ему научились вы?
— Там, где я вырос, все говорят на нем.
— Я рада, — сказала она, и он не понял толком, к чему это относится, потому что она продолжала осмотр его плеча.
— Я высматриваю вас каждое утро, — тихо признался он. — Мы все высматриваем, когда летим.
Она ничего не ответила, но он заметил, что ее щеки снова приобрели изумительный призрачно- розовый цвет.
— Мы называем вас своим маленьким ангелом удачи, l’ange du bonheur.
Сантэн рассмеялась.
— А я называю вас le petit jaune — маленький желтый, — ответила она. Желтый «сопвич». Майкл испытал душевный подъем. Она знает его.
А девушка между тем продолжала:
— Я жду, когда вы вернетесь, словно пересчитываю своих цыплят, но часто они не возвращаются, особенно новые. Тогда я плачу и молюсь за них. Но вы и зеленый всегда возвращаетесь, и я радуюсь.
— Вы очень добры, — начал он, но тут из кладовой появилась Анна с каменным кувшином, от которого пахло скипидаром, и настроение сразу изменилось.
— Где папа? — спросила Сантэн.
— В подвале, заботится о скоте.
— Нам приходится держать скот в подвале, — объяснила Сантэн, подходя к началу каменной лестницы, — иначе солдаты раскрадут кур, гусей и даже молочных коров. Нюажа мне пришлось отбивать! — Они крикнула вниз по лестнице: — Папа! Где ты? — Снизу послышался приглушенный ответ, и Сантэн снова крикнула: — Нам нужна бутылка коньяка. — Тон ее стал увещевательным. — Непочатая, папа. Для медицинских целей. Не для тебя, для моего пациента.
Сантэн бросила вниз связку ключей. Несколько минут спустя послышались тяжелые шаги, и в кухню вошел рослый, лохматый пузатый мужчина с бутылкой коньяка, которую он, как ребенка, прижимал к груди.
Волосы у него были такие же густые и курчавые, как у Сантэн, но нависали на лоб и в них проступали седые пряди. Усы, пышные и нафабренные, превратились по краям во внушительные пики. Папа смотрел на Майкла единственным темным блестящим глазом. Второй глаз был закрыт пиратской черной повязкой.
— Кто это? — спросил он.
— Английский летчик.
Мрачное выражение исчезло.
— Брат-воин, — сказал мужчина. — Товарищ по оружию, еще один истребитель проклятых бошей!
— За последние сорок лет вы не истребили ни одного боша, — напомнила Анна, не отрывая взгляда от ожогов Майкла, но папа не обратил на нее внимания и направился к Майклу, широко раскрыв медвежьи объятия.
— Папа, осторожней, он ранен.
— Ранен! — воскликнул папа. — Коньяк!
Он произнес это так, словно между этими двумя словами существовала самая тесная связь, нашел два тяжелых стеклянных стакана, поставил на кухонную стойку, подул на них, распространяя запах чеснока, протер полой пиджака и сломал красную восковую печать на горлышке бутылки.
— Папа, но ты ведь не ранен, — строго сказала Сантэн, видя, что он до краев наполнил оба стакана.
— Я не могу обижать столь мужественного человека, предлагая ему пить в одиночестве.
Он протянул Майклу стакан.
— Граф Луи де Тири, к вашим услугам, мсье.
— Капитан Майкл Кортни, Королевские военно-воздушные силы.
— A vфtre santй[15], капитан!
— A la vфtre, господин граф!
Граф пил с нескрываемым наслаждением, потом вздохнул, вытер тыльной стороной ладони великолепные усы и обратился к Анне:
— Лечи дальше, женщина.
— Будет жечь, — предупредила Анна, и Майклу на мгновение показалось, что речь о коньяке, но Анна взяла из каменного кувшина горсть мази и наложила прямо на открытый ожог.
Майкл взвыл от боли и начал подниматься, но Анна удержала его большой красной, со следами тяжелой работы, рукой.
— Перевязывай, — приказала она Сантэн, и когда девушка наложила повязку, боль утихла и сменилась приятным теплом.
— Так гораздо лучше, — сказал Майкл.
— Конечно, — ответила довольная Анна. — Моя мазь помогает от всех болезней, хоть это оспа, хоть почечуй.
— Мой коньяк тоже. — Граф снова наполнил стаканы.
Сантэн отошла к корзине с выстиранным бельем на одном из кухонных столов и вернулась с только что выглаженной рубашкой графа; невзирая на возмущение отца, она помогла Майклу надеть ее. Потом, когда она готовила импровизированную перевязь для раненой руки, за окном послышался звук работающего мотора, и Майкл увидел знакомую фигуру на столь же знакомом мотоцикле, который развернулся, разбрасывая гравий.
Мотор закашлялся и замолчал. Послышался голос:
— Майкл, мальчик мой, где ты?
Дверь распахнулась, и показался лорд Эндрю Киллиджеран в шотландском берете. Лорда сопровождал молодой офицер в мундире Королевской медицинской службы.
— Слава Богу, вот ты где! Не бойся, я привез тебе костоправа. — Эндрю подтащил врача к Майклу и с легкой досадой в голосе добавил: — Похоже, ты и без нас неплохо управился. Я совершил нападение на местный полевой госпиталь. Под дулом пистолета увел врача, сердце мое разрывалось от тревоги, а ты тут со стаканом в руке и… — Эндрю впервые заметил Сантэн, замолчал и начисто забыл о состоянии Майкла. Смахнул с головы свой шотландский берет. — Так это правда! — воскликнул он на прекрасном французском языке, раскатисто, по-галльски произнося «р». — Ангелы действительно ходят по земле!
— Немедленно отправляйся в свою комнату, дитя! — рявкнула Анна, и лицо ее нахмурилось, как страшная морда дракона, охраняющего вход в китайский храм.
— Я не дитя, — столь же яростно ответила ей Сантэн, но, когда она повернулась к Майклу, выражение ее лица изменилось. — Почему он называет вас «мальчиком»? Вы старше его!
— Он шотландец, — ответил Майкл, уже терзаемый ревностью, — а шотландцы все немного сумасшедшие. К тому же у него жена и четверо детей.
— Грязная ложь, — возразил Эндрю. — Дети — да, их я признаю, бедных малышей. Но не жену, определенно нет.
— Йcossais[16], — сказал граф, — великие воины и великие пьяницы. — И на вполне понятном английском добавил: — Позвольте предложить вам капельку коньяку, мсье.
Они обменивались словами на разных языках, понимая друг друга с полуслова.
— Кто-нибудь представит меня этому эталону мужчины, чтобы я мог принять его щедрое
