ценностей, составили воззвание, направленное против изъятия ценностей, и, распространив его через низшие ячейки церковной организации среди широких масс, вызвали многочисленные эксцессы».
К слову заметить: кто их вызвал, они сами вызвались! Так было и так будет!»
Председатель: Заседание продолжается.
Обвинитель: Логинов, продолжайте ваши вопросы.
Обвинитель: Я вам задал вопрос: сознательно ли вы в своем воззвании употребили выражение, которое должно быть отнесено к советской власти, выражение, по смыслу которого ясно, что вы представителей советской власти называете ворами?
Патриарх: Я привожу только каноны.
Обвинитель: Но смысл этого канона знаете?
Патриарх: Конечно.
Обвинитель: И этот смысл, что тать — значит вор, вам известен?
Патриарх: Конечно.
Обвинитель: Значит, это сделали сознательно?
Патриарх: Я вам отвечал.
Обвинитель: Я не слышал: сознательно ли вы в своём воззвании употребили это выражение или это случайность, или недоразумение?
Патриарх: Я привожу канон, это советской власти не касается.
Обвинитель: Как не касается? Кого же касается?
Патриарх: Кто это сделал бы.
Обвинитель: А кто это делал, разве не знаете?
Патриарх: Не знаю. Это, может быть, касается мирян, верующих.
Обвинитель: Вам известно, что представитель советской власти стоит на точке зрения выполнения декрета?
Патриарх: Известно. Но с точки зрения законов советской власти это правильно.
Обвинитель: Я прошу вас ответить на вопрос: зная, кто изымал ценности, сознательно или по ошибке вы употребили это выражение?
Патриарх: Конечно, не по ошибке.
Председатель: Значит, вы, употребляя эту ссылку на каноны, давали себе отчёт в том, что слово «тать» значит — вор, что в данном случае речь идёт о церковных ворах. Далее, вы знали, что изъятие церковных ценностей производится в порядке — по распоряжению, — указанном ВЦИК, т. е. высшего органа Республики. Таким образом, вы не могли не знать, что церковный вор в первую очередь относится к тем, кто это изъятие будет производить. Отсюда Трибунал может сделать вывод, что «церковные воры» вы употребили по отношению к существующей советской власти и вполне сознательно. Так это или не так?
Патриарх: Это толкование.
Председатель: Но это вытекает из ваших показаний.
Патриарх: Всё можно видеть, и даже контрреволюцию, которой я не вижу. Я привожу канон и указываю, что Церковь смотрит на это, как на святотатство. И это касается всех верующих, которые будут отдавать.
Председатель: У вас в воззвании сказано совершенно ясно, что с точки зрения Церкви является святотатством, и после этого определения вы там же в воззвании прибавили: «После резкого выпада газет по отношению к духовным руководителям 13/26 февраля Всероссийский Центральный Комитет для оказания помощи голодающим постановил взять из храмов все драгоценные вещи, в том числе и священные сосуды и прочие богослужебные предметы. С точки зрения нашей, этот акт является актом святотатства», т. е. именно акт изъятия, и далее: «Мы священным нашим долгом почли выяснить взгляд Церкви на этот акт, а также оповестить о сём всех верных чад наших». Разве не ясно, что здесь речь идёт о том самом акте, который был издан ВЦИК и называется декретом об изъятии церковных ценностей? Неужели и теперь не ясно, что именно этот акт является, с вашей точки зрения, святотатством?
Патриарх: Нет, с точки зрения канонов.
Обвинитель: Известна ли вам разница между святотатством и кощунством?
Патриарх: Да.
Обвинитель: Какая разница?
Патриарх: Святотатство — похищение священных вещей, кощунство — насмешка над ними.
Обвинитель: Надругательство?
Патриарх: Да.
Обвинитель: Если, с вашей точки зрения, могло быть надругательством прикосновение мирян к сосудам, то почему в своём воззвании вы говорите общие выражения: «Изъятие ценностей есть святотатство и кощунство»? Почему вы не узнали точно, что это относится к прикосновению не к кадилу, а именно к священным сосудам?
Патриарх: Все случаи трудно указать. Например, при уборке выходило, что снимали ризу, и она не входила в ящик, тогда её топтали ногами.
Обвинитель: когда это было?
Патриарх: В церкви Василия Кесарийского.
Обвинитель: Кто это вам передавал?
Патриарх: Батюшки.
Обвинитель: Вы можете назвать?
Патриарх: Я, по крайней мере, посылал к Преосвященному Антонину, и он участвовал в самой контрольной комиссии.
Обвинитель: И у вас даже, таким образом, не установлены фамилии?
Патриарх: Это уже их спрашивайте.
Председатель: Свидетель Белавин, вы только что видели, какое впечатление производят на некоторые элемента, присутствующие здесь, в зале, ваши слова. Раз вы передаёте такой факт, как совершенно достоверный, то вы обязаны подтвердить доказательствами. Иначе это носит голословный характер.
Укажите фамилии тех, кто топтал ногами, иначе Трибунал не может верить вам. Вы можете назвать фамилию?
Патриарх: Нет.
Председатель: Значит, вы заявили голословно?
Патриарх: Я в собственных руках держал документы.
Обвинитель: Мне точно известно, как происходило в церкви Василия Кесарийского изъятие ценностей, и я спрашиваю: кто эту гнусную клевету распространял?
Патриарх: Я не знаю, или Василия Кесарийского, или в другой церкви.
Председатель: Вы можете назвать фамилию священника? По крайней мере тех, кто вам сообщил об этом?
Патриарх: Это было в церкви по соседству с Василием Кесарийским, или Валаамского подворья, или в которой-нибудь из них.
Председатель: Значит, назвать фамилии вы не можете?
Патриарх: Нет, я не могу, но для этого нужна справка. Но это было у Василия Кесарийского или в Валаамском подворье.
Обвинитель: Точно вы не знаете?
Патриарх: Так это было в один день.
Обвинитель: Значит, вы отказываетесь сказать, в какой церкви это было?
Патриарх: Я могу сообщить, только не сейчас.
Председатель: Ваш ответ должен быть дан сейчас же. Прежде чем утверждать, вы должны ваши слова десять раз взвесить. По долгу совести вы должны назвать фамилии.
Патриарх: Фамилии тех, кто совершил, я не могу сказать, потому что это для меня совершенно безразлично, я следствия производить не могу. Из священников же были священник от церкви Василия Кесарийского и протодиакон Валаамского подворья.
