чем отличается от положения его сына - он так же лишён свободы и не может колдовать сам. Разве что у него не отрезают куски кожи и пряди волос. Гарри пришло в голову, что это вполне могло бы случиться, возникни у Дамблдора нужда пошантажировать кого-нибудь целостностью Люциуса. Но раз Малфой- старший считается мёртвым, удобнее просто скрывать его от общественности. Да и кого на этом свете, если говорить начистоту, волнует жизнь и здоровье Люциуса, кроме него самого?
- Понятно, - Гарри кое-как справился с перехватившей горло острой жалостью, на которую не имел право и вышел, почти выбежал из комнаты. Дверь закрылась за ним сама (видимо, директор предусмотрел и такую возможность, что никто не позаботится о своевременном и тщательном закрытии замков), вспыхнули неярким синеватым маревом запирающие заклятия.
Дом на Гриммаулд-плейс был мрачен и угрюм, как сам Гарри. Гриффиндорец тенью бродил по этажам безо всякой цели или определённого направления. Единственно, он избегал спальни и гостиной, как чумы. Зашёл на кухню, постоял на пороге, развернулся и ушёл. Когда-то (всего чуть больше недели назад!) хрупкая платинововолосая фигурка в смешном фартуке металась между столом и плитой, готовя ужин, и делала это так изящно, что, казалось, танцевала… Невыносимо.
В конце концов Гарри отыскал вход в кладовку, где сам бывал всего пару раз, когда они с Драко вдруг решали исследовать дом (правда, гриффиндорец всё равно так и не научился в нём ориентироваться). В кладовке хранились какие-то овощи (совсем немного), ещё блэковские ингредиенты для зелий (хоть завались) и какие-то вина 9сколько их было, Гарри не знал, равно как и не разбирал, какого они года под слоем многовековой пыли и грязи; Драко, впрочем, очистил одну бутылку и уверял, что это жуткая сивуха, которую любили во всём чистокровном мире только Блэки - из-за своего знаменитого темперамента и любви к острым ощущениям). Отлично.
Гриффиндорец взмахнул рукой, очищая бутылки.
- Lumos, - произнёс он вслух, и в полутёмной кладовке зажёгся свет.
Не долго мучаясь выбором, Гарри ухватил ближайшую к нему бутылку, скрипевшую под пальцами от чистоты. Подумал немного и ухватил ещё две. Развернулся и вышел из кладовой.
На этот раз он бесстрашно забрёл в гостиную, где уселся на пол прямо перед камином. Казалось, ковёр ещё хранил запах и тепло Драко. Гарри откупорил одну из бутылок и сделал большой глоток прямо из горлышка. Огненное пойло обожгло ему горло, гриффиндорец выронил бутылку и закашлялся. Пятно спиртного разливалось по ковру. Гарри подцепил бутылку снова и повторил попытку. На это раз ему удалось не закашляться, хотя на глазах от пекущего ощущения в горле выступили слёзы. Впрочем, Гарри был не прочь поплакать и так, без виски; вся беда была в том, что у него просто не получалось. Глаза оставались сухими, сколько бы он не думал о Драко; ожидание разрывало его на части, собственное бессилие заставляло скрипеть зубами, но никаких слёз. «Наверное, я уже перерос то время, когда плачут от боли. Сейчас мне это уже не помогло бы».
Делая большие глотки из бутылки, Гарри медленно раскачивался, сидя перед камином без огня - вправо-влево, вправо-влево - и напевал монотонно, как затягивает молитву муэдзин, колыбельную, подслушанную ещё в далёком детстве: тётя Петуния пела её Дадли на ночь, пока тот не пошёл в школу. Тогда маленький Гарри потихоньку выбирался из чулана и прятался у двери в комнату кузена. И слушал, и собственное жгучее желание, чтобы кто-то так же заботился о нём самом, раздирало изнутри в точности так, как теперь убивало ожидание.
- Спи, усни, краса, сверкая,
Ночи напролёт мечтая.
Спи, усни, во сне глубоком
Беды сами плачут горько15…
Гарри прикончил первую бутылку, в которой, по совести, было совсем немного - большая часть досталась ковру, и взялся за вторую. Пить её было уже гораздо проще, а третья пилась совсем, как вода.
Заплакать так и не получилось. Заснуть тоже. Гарри просидел перед камином до рассвета, уставившись в его тёмное нутро невидящими воспалёнными глазами.
- Ваш перегар, Поттер, сшибает с ног, - заметил Снейп вместо приветствия. - Вы ужинали вчера конфетами с ромом? Хотя по Вам не скажешь, что там было так уж много шоколада…
- Перестаньте, - сумрачно попросил Гарри. Голова болела, несмотря на все его усилия вылечить самого себя. Еда вызывала глубокое и искренне отвращение. Предстоящие занятия - желание пойти и повеситься в туалете Плаксы Миртл. Это было бы куда гуманнее, даже учитывая надежды Миртл, что Гарри тоже станет привидением и будет вместе с ней жить в этом идиотском туалете.
- Отчего же? Вы предлагаете мне пожалеть Вас, принести антипохмельного зелья и сочувственно предложить пройти отдохнуть? Признаться, Поттер, я удивлён, что у Вас что-то вышло с убийством Тёмного Лорда и как Вы за эти годы ещё не спились и не скололись, обладая такой хрупкой психикой.
А можно ещё убить Снейпа. Прямо здесь.
- Просто прекратите надо мной издеваться, - процедил Гарри сквозь зубы и ожёг гневным взглядом кубок с тыквенным соком. Сок никак не отреагировал, и, если бы Гарри ещё мог, он бы порадовался тому, что содержимое кубка не испарилось и даже не нагрелось.
- Ваши манеры, Поттер, с годами становятся всё изысканней, - «твою мать, он что, нарывается?!!».
Отповеди, которую Гарри намеревался дать Снейпу, было суждено умереть на пересохших и обветрившихся губах гриффиндорца. В Большой Зал, хлопая крыльями и курлыкая, влетели совы с утренней почтой в лапах. Преподаватель ЗОТС и преподаватель Зелий, разом забыв свою перепалку, как по команде, задрали головы и начали напряжённо следить за птицами.
В таком неудобном положении (с задранной головой) они провели довольно много времени, прежде чем взъерошенный темно-серый филин тяжело опустился на стол перед Гарри, клювом сдёрнул с лапки конверт и кинул Гарри на колени. Гриффиндорец успел подхватить его на лету - инстинкты ловца не уходят никогда. Филин удовлетворённо ухнул и стремительно сорвался со стола, роняя кубки и блюда.
- Открывайте же скорее! - не выдержал Снейп. У него нервы тоже были на пределе, хоть он и не показывал этого. Слизеринец, что с него взять.
Руки у Гарри дрожали. Он криво разорвал край конверта и заглянул в него. Ещё один кусочек окровавленной кожи. Из горла Гарри вырвалось нечто вроде глухого рычания, и он прижал конверт к себе. Там была часть Драко…
- Поттер, не сходите с ума, - воззвал к остаткам его разума Снейп, неприязненно поглядывая на притихших и прислушивавшихся к их диалогу студентов. - Прекратите прижимать к себе… гм-м, это, и идёмте в лабораторию.
Гарри автоматически послушался. В лаборатории Снейп вырвал из безвольных пальцев гриффиндорца «это» и принялся разогревать своё варево на горелке.
- Когда это вырезали, он был жив.
И на том спасибо.
На следующий день филин принёс тривиальную маггловскую фотографию; впрочем, изображение на ней Гарри никак не мог посчитать чем-то банальным. Драко лежал на невзрачных простынях - такой тоненький, почти что светящийся от худобы, весь в крови, ссадинах и синяках, со слипшимися грязными светлыми волосами. Серые глаза были открыты, но безучастны и не выражали совершенно ничего; они пугающе походили на пластмассовые. На нижней части простыни ясно виднелось бурое заскорузлое пятно.
- Похоже, его неоднократно насиловали, - сухо заключил Снейп; руки зельевара дрожали от плохо скрываемого гнева.
Гарри выл и бился головой об стенку, не слушая увещеваний Снейпа и не замечая стакана с Успокаивающим зельем.
В следующем конверте лежала мочка уха Драко. Только заключение Снейпа о том, что блондин был жив на момент отрезания (и произошло оно не далее, как сегодня же утром) помогло Гарри не наложить на себя руки.
Пятый день ознаменовался отсутствием всяких вестей. Гарри устроил на всех занятиях глобальные контрольные и не обращал никакого внимания на студентов, положив перед собой на стол две колдографии - присланную позавчера и ту, что Драко сам принёс из Малфой-мэнора много-много (так казалось Гарри)
