способность четко мыслить, и все чувства ее притупились. Как сквозь сон до нее доносились слова врача — о костных осколках, о базиллярной артерии, о нарастающей гематоме…
А Тяжлов, недовольный собой, говорил нарочито строго, обстоятельно, обильно пересыпая речь медицинскими терминами, пока наконец не сообразил, что старается впустую.
Казарина еще некоторое время смотрела на хирурга, будто ожидая продолжения, а потом произнесла бесцветным голосом:
— Я хочу уйти. Кто-нибудь может проводить меня?
Тяжлов, спохватившись, сказал поспешно:
— Да-да, разумеется! Пойдемте со мной!
Галина Николаевна послушно двинулась за ним. Хирург открыл дверь в кабинет старшей сестры:
— Наталья Ивановна, прошу вас, проводите женщину до проходной и вызовите такси!
Возле Казариной тотчас выросла внушительная фигура старшей сестры, затянутая в хрустящий белый халат.
— Пойдемте, милочка! — довольно бесцеремонно произнесла Наталья Ивановна. — Вы ведь супруга того мужчины с огнестрельным ранением? Дети есть? Нет? Что ж, хоть в этом вам повезло… Недавно привозили одного предпринимателя — с проникающим черепно-мозговым, жена осталась с тремя детьми…
Развлекая Галину Николаевну подобными рассуждениями, старшая сестра довела ее до проходной и вызвала такси по телефону охраны.
— Эта женщина подождет у вас машину! — заявила Наталья Ивановна стриженым ребятам. — Поможете ей сесть. И будьте повежливее. — И, напоследок сказав Казариной: «Мужайтесь!» — ушла в корпус.
Казарина чувствовала себя неуютно — больничный забор, стриженые затылки, запахи сирени, странным образом смешанные с невыветривающимся больничным запахом, раздражали ее. Поколебавшись, она толкнула дверь пропускного пункта и вышла на улицу.
Утреннее солнце едва позолотило крыши домов. Ветерок пробегал время от времени по пустой улице, едва тревожа листву.
Галине Николаевне стало зябко и неловко от того, что стоит посреди улицы в халате. Беспомощно оглянувшись, она вдруг увидела неизвестно откуда взявшуюся «Волгу» грязно-серого цвета с тонированными стеклами. Водитель открыл правую дверцу и, перегнувшись через сиденье, любезно спросил:
— Вас куда-нибудь отвезти, женщина?
Казарина с облегчением шагнула к машине.
— Только вам придется подождать у дома, — предупредила она. — У меня нет с собой денег.
— Ничего страшного, — успокоил водитель, запуская мотор. — Куда едем?
— Электрозаводская.
Водитель кивнул. Он был довольно молод, одет в бежевую замшевую куртку и линялые джинсы, на круглой голове видавшая виды кожаная кепка. В манере управлять автомобилем чувствовалась едва сдерживаемая, бьющая через край энергия.
На углу «Волга» внезапно затормозила.
— Подсадим товарища, — деловито сказал водитель.
В окне мелькнула долговязая фигура в темном костюме — Галина Николаевна не успела ее как следует рассмотреть. Мужчина открыл дверцу и быстро сел на заднее сиденье. «Волга» тронулась. Казарина безотчетно отметила, что новый пассажир почему-то не удосужился поинтересоваться, куда они едут, но тут же забыла об этом, занятая своими мыслями.
Однако, когда машина, проехав по Малой Бронной, проскочила Садовое кольцо и устремилась по улице Красина, все дальше увозя Галину Николаевну от ее дома, она встревожилась.
— Мы не туда едем!
— Туда-туда! — почти ласково промурлыкал водитель, усмехаясь пухлыми губами.
Казарина оглянулась. Сзади сидели двое! Рядом с мужчиной в темном костюме оказалась невзрачная девушка в затрапезной студенческой куртке — видимо, она пряталась на заднем сиденье с самого начала. В ту же секунду Казарина почувствовала, как сильные пальцы охватывают ее горло. От резкого, дурманящего запаха перехватило дыхание — на лицо Галине Николаевне легла тряпка, пропитанная эфиром…
Честно говоря, слова следователя в первый момент не произвели на меня особого впечатления.
— И вы полагаете, — довольно легкомысленно заметил я, — что я причастен к исчезновению гражданки Казариной?
Рыбин неодобрительно покосился на меня, а потом поискал глазами, где бы присесть. С этим у меня была напряженка — по стульям разбросана одежда на все сезоны, стол захламлен книгами и пластинками, в самом центре спортинвентарь — гантели, боксерские перчатки, на телевизоре ружье для подводной охоты. Добавьте к этому раскладной диван со смятой постелью, и безобразная картинка холостяцкого быта предстанет перед вами во всей полноте.
Я поспешно освободил для следователя стул. Он присел у стола и с интересом поворошил груду книг, сваленных как попало. Одну из них — «Биохимические сдвиги периферической крови при остром инфаркте миокарда» — даже зачем-то полистал и со вздохом заметил:
— Да-а, сложная у вас работа… — Потом кивнул на ружье: — Увлекаетесь?
— Было дело. В студенческие годы мотались с ребятами на море.
— А я больше волейболом интересовался, — живо откликнулся Рыбин. — Первый разряд имел. Ну и, конечно, самбо…
— Может быть, кофейку? — предложил я.
Рыбин с сомнением покосился на кухонную дверь и, очевидно, представив, какой бардак должен там твориться, вежливо отказался.
— Давайте сразу к делу, — предложил он. — К исчезновению Казариной вы, полагаю, вряд ли причастны, поскольку с утра находились в отделении и никуда не отлучались… Казарина покинула больницу около шести часов утра. Медсестра проводила ее до проходной и заказала такси. Охранники утверждают, что Казарина вскоре вышла на улицу и села в подошедшую «Волгу». Было ли это такси — мнения разделились. Один утверждает, что «Волга» была желтого цвета с шашечками, другой настаивает на сером цвете без шашечек. Обычное дело. Суть не в этом. Домой Казарина так и не вернулась. Хотя кто- то там ночью побывал — в квартире все перевернуто… Мы опросили соседей, осмотрели место происшествия — зацепок почти никаких. Поэтому нам важно, что вы можете сообщить. Любая мелочь. Что-нибудь необычное, что вы заметили, услышали…
Я медленно развязал галстук и стянул его с шеи. Негласные правила нашей больницы предписывают неукоснительное ношение галстука всеми сотрудниками мужского пола. В жаркое время года это становится настоящим испытанием на прочность и очень дисциплинирует. Но японские ученые всерьез утверждают, что ношение галстука ухудшает кровоснабжение головного мозга и мешает человеку соображать. Сейчас я очень это чувствовал — в голове царил полный сумбур.
До сих пор не могу понять, почему я решил умолчать о своей находке. Какой-то чертик внутри подзуживал меня и намекал на возможные неприятности. Я сбивчиво заговорил о касательном огнестрельном ранении, коме четвертой стадии… Рыбин перебил меня:
— С заключением судмедэксперта мы ознакомимся позже. Меня интересует, как бы это сказать… сопутствующий антураж. Что вы увидели на месте происшествия? Может быть, какие-то слова раненого, произнесенные в бреду…
— В его состоянии люди не произносят слов, — ответил я. — А на месте происшествия… Ну, что? Было темновато. Соседи, жена… Вот! Когда мы погрузили больного, вместе с нами в машину села девушка, назвавшаяся родственницей. Но мне показалось, что она врет, и я выгнал ее. Да, она еще суетилась около Казарина, когда он лежал там, во дворе.
— Не могли бы вы описать внешность этой девушки? — деловито спросил следователь.
— Ну-у, в какой-то степени… — неуверенно сказал я. — Понимаете, у нее была не та внешность, которая бросается в глаза. Невзрачное лицо, неухоженные волосы, куртка — вроде тех, что носили стройотрядовцы, старые джинсы… Она похожа на студентку, у которой куча «хвостов» и несчастная любовь
