какого-то необъяснимого волнения бывший учитель Отряда Дамблдора забыл нужное заклинание; а снова пугать однокурсников тем, что он говорит на серпентарго Гарри не хотел. Поэтому прежде, чем Малфой успел открыть рот, Гарри закричал:
- Петрификус Тоталус!
Заклятие должно было только обездвижить противника, но Гарри, наверное, был очень рассержен, потому что оно подхватило слизеринца и, как тряпичную куклу, бросило о стену. Роскошные светлые волосы растрепались, Драко сполз по стене вниз, из его приоткрытого рта потекла струйка крови... кажется, он потерял сознание.
Гарри стоял на месте, словно на него самого наложили заклятие оцепенения, и смотрел, как Люпин поднимает Малфоя, приводит его в чувство, что-то говорит. Гриффиндорец вдруг ощутил, как больно, наверное, Драко, и на секунду даже почувствовал что-то, похожее на угрызения совести. Но разве Малфой поступил бы иначе? От удара о стену самого Поттера спасла только мгновенная реакция, с которой он поставил щит, когда слизеринец метнул в него заклятие. И все же Гарри понял, что сейчас переживает его враг - раздавленный, униженный на глазах у всего класса, Слизеринский Принц ни за что не простит этого.
И действительно, проходя мимо Гарри в конце урока, Малфой зацепил его плечом и, приостановившись на минуту, прошептал:
- Думаешь, тебе удалось проделать это безнаказанно? Ну уж нет, Поттер. Сегодня, в двенадцать, в пустом коридоре на восьмом этаже. Сам понимаешь, секунданты нам не нужны. Да, и не опаздывай, я не люблю ждать, - толкнув гриффиндорца, Драко ушел.
Гарри хмыкнул и пробурчал:
- Надеюсь только, на этот раз никто не побежит ябедничать профессору МакГонагалл.
Драко его даже не услышал.
* * *
Гарри осторожно прокрался на восьмой этаж, избежав попадания на глаза миссис Норрис, и не удержался, чтобы не позлорадствовать: у Малфоя нет мантии-невидимки, и он запросто может встретить Филча. «Не опаздывай, я не люблю ждать». Гарри снова хмыкнул: слизеринец будто на свидание приглашал.
Немного волнуясь - неизвестно, чего можно ожидать от Малфоя, а он даже не предупредил Рона и Гермиону - Гарри вошел в темный коридор. Он пришел даже раньше, но Малфой уже был там.
- Что, Поттер, соскучился? - раздался насмешливый голос блондина, и он собственной персоной вышел из темноты. Что-то странное, завораживающее было в игре бликов света в платиновых волосах, что-то, от чего резкий ответ застыл у Гарри на языке, и он некстати подумал: «Двенадцать часов - время превращений». Неужели Малфой превратится в прекрасного принца?.. Улыбнувшись этой нелепости, Гарри сказал:
- Может быть, начнем?
- А тебе не терпится? - Драко подошел к нему вплотную. Определенно, слизеринец был сегодня какой-то странный - даже в голосе проскальзывали незнакомые интонации, а глаза... Гарри отогнал неясные даже для него самого мысли, и сказал, не сообразив сразу, как можно истолковать его слова:
- Может, ты сразишься со мной с помощью волшебной палочки, а не своего языка?
Зато Драко уловил второй смысл мгновенно.
- С помощью языка?.. Ммм... вот, о чем ты думаешь?
Сначала он играл словами, и это доставляло какое-то удовольствие, потому что «святой» Поттер так смущался... Но Малфой не почувствовал, как заигрался сам.
Огромные часы на башне начали бить.
Блестящие светлые глаза были всего в нескольких дюймах от глаз Гарри, и мальчик готов был поклясться, что рука блондина едва ощутимо коснулась его бедра. От Драко волнами разливалось напряжение и что-то еще, чему Гарри не мог или не смел дать названия.
Драко, не отрываясь, смотрел в зеленые глаза. Впервые при взгляде на него в глазах Гарри не было ни презрения, ни отвращения, ни даже ненависти. И сам Драко неожиданно почувствовал, что теряет свое обычное хладнокровие, и в нем вскипает кровь вейлы, переданная по материнской линии. Разум отказывался контролировать действия, а в груди, разрывая ее, билось одно-единственное желание - обнять стоявшего перед ним мальчика, принесшего ему столько страданий, прижать к себе как можно крепче, и больше не отпускать, как бы он не сопротивлялся. Рука, повинуясь велению захлестнувшего Драко безотчетного влечения, прикоснулась к Гарри, и Малфой почувствовал, как вздрогнул гриффиндорец. С последним ударом часов воцарилась тишина - такая, что Драко отчетливо услышал, как бешено бьется его сердце... и сердце Гарри. В одном ритме.
И Гарри оттолкнул его.
Что-то заставило мальчика это сделать, скорее всего, внезапная волна возбуждения, рожденная в груди и пронесшаяся вниз. Он испугался горящих странным блеском глаз Драко, а еще больше - своих собственных ощущений, о природе которых не желал даже задумываться.
Драко отскочил в сторону, словно приходя в себя. Совершенно машинально он наложил на вход в коридор заглушающее заклятие, и повернулся к гриффиндорцу. Перед ним, сверкая глазами за стеклами очков, стоял его враг.
В груди Драко вдруг закипела такая ненависть к этому мальчишке, такому доброму - ко всем, кроме него, - такому идеальному, такому непохожему на него самого.
«Сволочь! Как же я ненавижу тебя!..». Малфой размахнулся и первый метнул в Гарри какое-то проклятие.
...Они сражались уже четверть часа, но ни один не уступал другому. Оба уворачивались от заклятий, ставили щиты и нападали со все большей яростью. Она будто затопила все вокруг, заменила воздух, наполняя легкие ядом.
Глядя в ненавистные зеленые глаза, Драко вдруг выкрикнул:
- Как же я хотел бы убить тебя!
И Гарри не знал, что вдруг на него нашло: никогда в жизни он не совершал более безрассудного поступка. Отбросив свою волшебную палочку, он выпрямился и, глядя прямо в глаза обезумевшему от злости Малфою, сказал:
- Убивай.
За ту секунду, пока слизеринец одним прыжком оказался возле него, Гарри успел подумать о многом. Например, о том, что предает родителей, которые отдали свои жизни, лишь бы он остался в живых; о друзьях, которые не простили бы его, узнай они об этом глупейшем поступке; о Дамблдоре и волшебниках, возлагающих на него большие надежды... Только о своей непрожитой жизни он не подумал: ну и что ж, если Малфой убьет его - по крайней мере, может, одна мечта исполнится, и эти глаза больше никогда не будут наполнены такой ненавистью...
Тяжело дыша, Драко приставил волшебную палочку к горлу мальчика, потом провел ею по пульсирующей венке на шее, до груди, нашел сердце - сердце, которое только для других может быть таким горячим и биться так сильно, для него же - никогда. Ярость и боль ослепляли Драко: как же он хотел навсегда покончить с этим выскочкой, непонятно по какой причине занимавшим все его помыслы. «Ненавижу!..» - шептали губы, а сердце разрывалось в крике, пытаясь пробиться через защитную оболочку сознания и донести своему обладателю совсем другое слово... Да только он ничего не хотел слышать...
- Ну что же, Драко, ты ведь знаешь убивающее заклинание, - раздался тихий голос. Сейчас никто из них двоих не помнил, не осознавал, что Непростительное заклятие - прямая путевка в Азкабан. Была только обоюдная... ненависть?.. - заполнявшая их души.
«Знаю, - подумал Малфой, не в силах отвести взгляд от зеленых даже в темноте глаз, - а еще знаю - мне отец рассказывал - что вспышка от него такого же зеленого цвета. Как твои глаза. Тебе, например, не нужна Авада Кедавра, чтоб убить... меня».
Малфой опустил палочку и быстрыми шагами пошел прочь.
Ни один из них не знал, как объяснить то, что случилось сегодня ночью. Это было похоже на внезапный ток, одновременно пронзивший их сердца, ток, о котором оба поклялись себе забыть.
Только Гарри все еще будто видел глаза Малфоя, когда тот опустил палочку, а Драко думал: «Он