— Обстановка изменилась, Игорь Матвеевич.
— Улучшилась или ухудшилась?
Комов еще раз приложился к напитку.
— Помните ту штуковину, что вы нашли в машине? Это уже позавчерашний день. Прогресс у этих существ идет очень быстро. У людей между топором и паровозом прошли тысячи лет, а им потребовалась всего лишь пара недель.
— Они построили железную дорогу? — заинтересовался Смагин и тоже хлебнул из стакана.
— Хуже.
— То есть?
— Хуже — значит, хуже, — сказал Комов, раздражаясь от законного, в общем-то, Смагинского любопытства.
— Странный ответ на вполне конкретный вопрос, — сказал, тоже раздражаясь, Игорь Матвеевич.
— Если бы я знал точно, я бы вам рассказал.
— Так расскажите, что знаете.
— Это только догадки и предположения.
— Получается — вы оторвали меня от всех дел…
— Срочных, — подсказал Комов.
— Срочных. И важных, — подтвердил Смагин. — Исключительно чтобы сообщить о том, что у вас имеются некие неясные подозрения, которые вы не в состоянии открыть?
— Не совсем так. Я хочу сообщить, что должен по крайней мере несколько дней быть неотлучно с вами.
Смагин на некоторое время потерял дар речи; глаза сузились и посмотрели на Комова с насмешливой брезгливостью — как при первом знакомстве.
— Я держал вас за более серьезного человека.
— Я серьезен, — сказал Комов с драматизмом, достойным лучших театров этой страны. — Поверьте, я безумно серьезен!
— Значит, в этой вашей сумке… — начал догадываться Смагин.
— Тапочки, зубная щетка и все прочее, — подсказал Комов, умолчав, однако, о пистолете.
— Потрясающе! — воскликнул Смагин. — Какой основательный подход к делу! А нужно ли это?
— Во-первых, я отвечаю за вашу жизнь, поскольку знаю, что вы в опасности. Если вас ухлопают, буду чувствовать себя виноватым.
— И не спать ночами, — хмыкнул Игорь Матвеевич. — Я легко освобожу вас от этой заботы. У меня есть друзья в лучших охранных структурах. У меня, в конце концов, телохранитель на лестнице…
— Никакие охранные гении не имеют представления, от чего вас надо защищать. А доходчиво растолковать им я не берусь. Может — вы сами?
Смагин добросовестно подумал.
— В принципе я с вами согласен. А во-вторых?
— А во-вторых, — сказал Комов с гораздо меньшим пафосом, — я уверен, что вас… за вами… — он запнулся, но решил всё же играть в открытую, — Короче, у меня есть основания полагать, что охота за вами идет уже на другом уровне. И когда-нибудь вы с охотниками всё равно встретитесь.
— Если не уеду куда-нибудь подальше.
— Вот до тех пор я с вами и побуду. И, когда произойдет встреча, я хотел бы быть рядом.
— Значит, на живца ловите? — ожесточился Смагин.
— На мне расследование, — объяснил Комов. — А я привык каждым расследованием заниматься серьезно.
— Да уж куда серьезней! — усмехнулся Игорь Матвеевич. — Может у вас и манок какой имеется, а?
— Манка нет, — сознался следователь. — Да его и не нужно. С вами во всяком случае.
Смагин хотел еще что-то добавить, но после этих слов ограничился тем, что вылил себе в рот всё, что оставалось в стакане.
В этот момент в кармане у него заиграл Моцарт. Игорь Матвеевич выудил мобильный телефон и загробным голосом сказал:
— Слушаю.
— Да нет, все нормально, — сказал он, немного погодя (очевидно, отвечая на удивленные расспросы).-Просто удручен положением в Экваториальной Африке.
'Извините', — шепнул он Комову, давая понять, что разговор затянется.
Чтобы показать воспитанность, следователь вылез из кресла и отошел к шкафу, где за стеклом заманчиво построились корешки книг. Впрочем, Комова давно подмывало это сделать.
Ничего вопиюще интересного он, как и подозревал, не увидел. Сверкала тут золотом 'Тысяча и одна ночь', Достоевский неприязненно отворачивался от Майн Рида. Всё, разумеется, стерильное, не читанное. Среди альбомов живописи в черных фраках затесалось 'Пиво Российской империи' в коричневом армяке — единственная книга для души (видно было — не раз открытая).
— Все поросята пришли в стойло, кроме двух, — говорил между тем Смагин в телефон. — Не знаю. Значит, где-то заблудились. Вот и разберись с ними…
Комов вздохнул, открыл шкаф и, достав 'Словарь антиквара', сделал вид, что увлекся иллюстрациями.
Он вздрогнул, когда по изображению серебряного набора для варенья и по его лицу порхнула тень. Вроде как от птицы.
'Нервы совсем что-то…'
Комов посмотрел в окно — и снова там мелькнуло что-то. Светлое и юркое.
На мгновение позже, чем хотелось бы, следователь догадался, что это могло быть. Но все же успел проорать:
— Ложись!..
Ошарашенный этим криком, Смагин подпрыгнул, словно ужаленный, за полсекунды до того, как из окна хлынул стеклянный водопад, и вторая ракета (первая высадила окно) прошла мимо и разнесла одно из желтых стекол, украшавших дверь в кабинет.
— На пол! Живо! — закричал Комов, но Игорь Матвеевич, похоже, его не слышал.
Вместе со свежим воздухом в комнату ворвался летательный аппарат, похожий на смешной детский самолетик. Оттаяв наконец, Смагин нырнул под стол, а над ним брызнула фейерверком вазочка со льдом.
Пилот не видел следователя Комова, который прилепился к шкафу сбоку от окна. Всё еще с книгой в руках, прошу заметить. Разумеется, не раздумывая, Алексей тут же метнул в налетчика 'Словарь антиквара', который, распушив страницы, с шуршанием понесся в воздухе. Пилот легко ушел от столкновения, но новый заход на цель был испорчен. Вот вам польза от неуемной страсти к чтению! Не давая врагу опомниться, Комов схватил первый попавшийся под руку предмет и запустил им вслед за 'Словарем'. Предметом оказалась увесистая ваза. Алексей даже не успел понять, какого она была цвета: вроде желтая, а вроде синяя. Да и какая разница, если, долетев до стены, она все равно превратилась в облако осколков.
Слава богу, барахла кругом хватало. Подцепив что-то бронзовое и ветвистое, следователь метнул, надеясь на большую площадь поражения. Но оказалось, что бронза тяжеловата для прицельного зенитного огня. Не выполнив задачу, ветвистый предмет ухнул в горку с хрупким стеклом, кроша всё, что попалось, в мелкий бисер.
Эх, 'макаров', тоскующий в сумке в прихожей!..
Заслышав, что стрельба вроде как прекратилась, Смагин высунулся из-под стола и тоже попытался вступить в бой, запустив мобильником в самолет, который выписывал в воздухе кренделя, злобно взревывая двигателями. Мобильник прошил воздух и отскочил от Комовской головы. Следователь пошатнулся: снаряд был пущен с изрядным чувством ненависти. Возникла пауза, во время которой пилот сделал еще один залп. Однако устрашающий обстрел бытовыми предметами сыграл свою роль: существо, сидевшее в самолете, нервничало и всадило две ракеты в неповинный торшер, который упал, словно
