— Есть важный разговор, — ответил попискивающий голос.
— Вы что ли привидения?
Голос на некоторое время замолчал, потом сказал:
— Включи тихонечко свет.
Довольно жестокая просьба посреди ночи, не правда ли? При мысли о том, что придется высунуть хотя бы палец из-под одеяла, Мишка поежился. Но привидение настаивало:
— Включи!
Собрав сонную волю, Мишка выпростался из-под одеяла и, прыгая босыми ногами по холодному полу (противней этого, как известно, нет почти ничего на свете), добрался до выключателя и ослепил себя электрическим светом.
Когда глаза удалось открыть и в них перестали извиваться зеленые червячки, Мишка увидел на тумбочке возле кровати небольшую кодлушку мышей. Один из них поднял мегафон, и тот же голос, который был в темноте, сказал:
— Разговор, Миша.
— Какой еще разговор? — сказал Мишка, залезая обратно в постель.
Гости попищали между собой.
— Вчера из-за тебя погиб пилот Ипи, орденоносец, отец пятидесяти шести детей.
— Военные пилоты часто гибнут, — сказал Мишка, догадываясь, куда грозит свернуть разговор. — На то и война.
— Не очень так. Мы считаем, что ты виноват, и намерены тебя судить.
— Ну и судите. Он за мной гнался, а мне что делать? А если бы он в меня ракетой запулил?
— Запулил в него ты. Тебя можно судить по статьям за терроризм, убийство и порчу военного имущества.
— Да я сам вас буду судить! — в запальчивости сказал Мишка.
— Приговор может быть серьезным…
— Я сам вас к такому серьезному присужу, что не обрадуетесь!
— …вплоть до смертной казни.
— Вы… меня? — сказал Мишка. — Андреич с вами знаете, что сделает? Самое страшное, что умеет!
— Однако ты можешь искупить свою вину.
— Деньги отдать? — догадался Мишка. — Ишь, какие ловкие!
— Ты должен пойти к профессору и передать наш ультиматум. Генерала Тиуи необходимо сместить. Профессор должен знать, что генерал ведет себя в последнее время преступно, на вашем языке: он стал козлом.
— А сами почему Андреичу не скажете? — спросил Мишка.
— У нас нет возможности его увидеть. Нас не подпускают.
— Не подпускают? А вы — силой пробейтесь, — посоветовал Мишка.
— В случае отказа тебя будут судить по всей строгости, — вместо спасибо за этот дельный совет сказал писклявый голос.
— А что, у него… этого летчика правда пятьдесят шесть детей? — спросил Мишка.
— Правда.
Мишка вздохнул.
— Я им потом что-нибудь куплю вкусное. Что они любят-то?
— Мы ждем, пока ты ответишь.
— Ладно, скажу я Андреичу. Повторите, чего там надо?
— Мы пойдем прямо сейчас.
— Прямо сейчас? Что я — на голову стукнутый? — фыркнув, сказал Мишка. — Сейчас спать надо.
— Надо прямо сейчас. Нет времени.
— Да ладно! — сказал Мишка. — Ночь ведь. Говорю вам: я спать хочу.
— Сейчас. Это очень важно. Потом будет поздно в любой момент.
Почему поздно будет именно потом, Мишка не понял. По его разумению, поздно было именно сейчас, ведь ночь глухая. Но он почувствовал потребность сделать мышам что-нибудь хорошее. Всё-таки надо же — пятьдесят шесть детей, оказывается, было у сбитого летчика. Как он их только всех по именам помнил?
— Прямо сейчас пойдем? — на всякий случай еще раз спросил он.
— Да.
Мишка еще раз вздохнул и окончательно вылез из-под одеяла. Напялив на себя всё, что положено, он заявил:
— Надо записку написать, чтобы не грузились: где я? и чтобы не искали. Ручки нет?
Сразу несколько мышей протянули ему нечто почти невидимое.
— Да ну вас с вашими булавками! — сказал Мишка. — Я по-своему.
Из кармана, где у него было немало всего, он вытащил коробок спичек, зажег целый пучок, потом задул и получившимися обугленными палочками изобразил на наволочке большими буквами:
'Не дрейфте. Я ушол к Андреичю…'
— Куда я ушел? — спросил он.
— В Кремль.
'…в Кремль', — дописал Мишка. Потом взял доску.
— Вот теперь попелёхали.
— Сначала положи руку на тумбочку.
Мишка положил. Двое мышей взобрались к нему на плечи и уцепились за воротник.
— Выходи в коридор.
Мишка вышел в коридор.
— Теперь иди направо, прямо к двери.
— Я эту дверь отпирать не умею, — предупредил Мишка.
— Она уже отперта.
Пройдя долгими, приглушенно-интимно освещенными коридорами, они вышли к лифту; потом долго ехали на какой-то подземной вагонетке, управляемой хмурым мужиком; наконец поднялись на самый верх и вышли в узкий московский переулок, стынущий на холодном ветерке под предутренним стальным небом. Как только в этом неласковом пейзаже появился Мишка, тут же, перебивая друг друга, застрекотали моторы, и совсем рядом в воздух поднялись несколько вертолетов, расчерчивая воздух тонкими лучами прожекторов. Мишка на всякий случай застыл на месте, но один из сидевших у него на плече сказал ему в ухо:
— Это наши.
— Куда дальше теперь? — спросил Мишка. — Где Кремль-то?
— Иди прямо, а потом скажем.
Сопровождаемый двумя вертолетами спереди и двумя сзади, Мишка направился туда, куда ему указывали провожатые. Когда впереди показались кремлевские стены, он услышал:
— Здесь мы уйдем. А ты иди к профессору. Помнишь, что надо сказать?
— А чего там помнить? Не арифметика с алгеброй!
Возле освещенной прожекторами Кутафьи-башни толпились мужики-охранники.
— Ты куда? — удивился один, когда Мишка подошел. — Ну-ка брысь!
— К Андреичу, — сказал Мишка.
— К какому Андреичу? Я т-тебе… — начал было мужик, но тут Мишка увидел у него на плече упитанную мышь, и эта мышь бесцеремонно ухватилась за мочку нависающего над ней уха и что-то пропищала.
— Погодь тут, — более приличным голосом сказал охранник и куда-то пошел.
Вскоре он появился, неся на плечах уже троих мышей.
— Поди сюда.
Мишка подошел.
