При известии, что их библиотека, возможно, попала в чужие руки, Сева тоже ощутил грусть. Однако поскольку голова его не была чрезмерно испорчена высшим образованием и толстыми журналами, он не поддержал профессорский плач Ярославны.
– -С одной стороны, вероятность того, что нас ограбили, существует. Но с другой – у нас наконец появился след. Чем причитать, вспомните, что на обрывке остались еще другие буквы…
Другие буквы, которые им удалось разобрать, выглядели так:
– уф-е-
18.
– -Скажите, профессор, у вас есть приличный пиджак?-спросил Чикильдеев.
– -Разве вы не видели меня в пиджаке?-удивился профессор.
– -Видел, потому и спрашиваю.
Потапов, как всякий нормальный ученый, допускал сарказм только в отношении оппонента.
– -Вы, извините, какую-то чушь городите. Вы имеете хотя бы представление о том, что это за пиджак? Он был куплен в двухсотой секции ГУМа в 1973 году по талону Всемирного конгресса миролюбивых сил. Вы хотя бы знаете, кто отоваривался в двухсотой секции?
– -Миролюбивые силы?
– -Перестаньте ёрничать! Члены правительства и ЦК! В то время, как по всем магазинам очереди вились винтом, здесь можно было запросто оторвать самый лучший товар.
– -Ваших членов ЦК, если они не сменили те пиджаки, что я видел, сегодня не пустят в приличное общество. А мы с вами люди состоятельные, идем покупать акции, черт возьми… Слушайте, я придумал. Поскольку погода позволяет, я дам вам свой плащ. Отличный макинтош фирмы
– -А темные зачем?-возмутился профессор.-Я вам не Джон Минолта какой-нибудь! Я без оптических очков, да еще в темных, ничего не увижу!
– -И не надо. Ваше дело не видеть, а делать вид.
Когда они, уже принарядившись, съезжали в севиных 'Жигулях' с Большого Каменного моста, Сева напомнил:
– -Значит, если у вас попросят визитную карточку, скажете, что забыли их все в машине. Вместе с сотовым телефоном. Понятно?
– -В жизни столько не врал,-сказал профессор.
– -Боюсь, еще предстоит побить парочку рекордов. Вы же бывший советский человек. Обломок империи. Вам всё должно быть по плечу.
– -'Сегодня – рубеж ударника, завтра – комсомольская норма',-бесцветно процитировал Потапов.
– -Хороший лозунг,-сказал Чикильдеев.-Так и действуйте. Грудь сделайте коленом, как у жареного гуся. Изобразите солидного человека. Фотографии Муссолини видели?
– -Бюсты Цезаря видел.
– -Тоже сойдет… Вот так, уже лучше. В лице – немного от кольта…
Профессор выпятил губу и поднял одно плечо.
– -Нормально,-одобрил Сева.-Чем меньше вы будете походить на подписчика 'Учительской газеты', тем наше дело надежней… Машину мы поставим подальше, уж больно она выглядит… непредставительски. Ведь мы приехали по крайней мере на 'Мазде', не так ли?
Когда они припарковались, Сева не позволил профессору самому открыть дверь.
– -Входите в роль, шеф.
Профессор выбрался из 'Жигулей' и стал с любопытством озираться.
– -Магазин 'Букинист' в 'Метрополе' еще не закрыли, случайно не знаете?
– -Вы еще начните прохожих об этом расспрашивать!-зашипел Сева.-Вы – солидный, уважаемый человек. Банкир. Спонсор. Крестный отец. Вам до фени – Москва это вокруг вас или Лондон.
Даже несмотря на темные очки было ясно, что профессор заморгал; он снова стал удручающе похож на спущенную шину.
– -Так не годится, профессор,-сказал Чикильдеев, прохаживаясь возле него, как режиссер возде актера, путающего роль.-Взбодритесь. Скажите мне: 'Всеволод, это вам минус!'.
– -Зачем?
– -Скажите.
Профессор облизнул губы и вяло произнес:
– -Всеволод, это вам минус…
– -Строже!
– -Это вам минус.
– -Еще строже!-гаркнул Чикильдеев так, что несколько воробьев перелетели на всякий случай подальше.
Голова у профессора дернулась, словно тоже пытаясь улететь, но не улетела, а проскрежетала треснувшим голосом:
– -И когда вы наконец засохнете, Всеволод!
На его очках запылал солнечный отсверк, как на стеклах лимузина.
– -Прекрасно!-восхитился Сева.-Потрясающе! Так держать. Идемте.
Они неспешно пошли по широкому тротуару; севин плащ проветривался на легком сквознячке, свисая с профессорских плеч. Когда Сева потянул тяжелую ручку двери, навстречу возникло строгое лицо, над ним – нимб с орлом и околышем.
– -Вы по какому делу?
– -По поводу акций,-веско уронил Чикильдеев.
– -Сейчас свяжусь,-сказал постовой и набрал номер.-К вам, Владимир Эрастович. Двое.
Сева с беспокойством посмотрел на профессора, но тот стоял, как загипнотизированный.
– -Четвертая дверь налево,-сказал милиционер, вручая им жетоны посетителей.
Сева поблагодарил; профессор слегка кивнул очками. У двери с табличкой 'В.Э.Белопухов' Сева постучал.
– -Одну минуту!-прокричали оттуда.
– -Простите их за задержку, шеф, они не знают, с кем имеют дело,-сказал Сева с прогибом в сторону профессора.
Две канцелярские кисы несли мимо электрический чайник
– -Опять к Эрастовичу народ,-сказала одна.
– -Он мне надоел, всё время зайкой называет и разговорами достал о том, как трудно по Москве стало ездить!
Сева с признательностью посмотрел вслед беспечным созданиям, щедро делившимся бесценной информацией.
– -Прошу!-донеслось из-за двери.-Проходите, не стесняйтесь!
Слов нет, до чего приятно встретить в казенном месте приветливого человека! Хотя, собственно, уважаемые граждане, с чего быть кислым, когда сидишь в нормальной обстановке в центре одного из самых необыкновенных городов мира и продаешь людям секрет, как разбогатеть? Про такого чиновника можно с завистливым вздохом сказать: родился в бумажке.
– -Владимир Эрастович?-осведомился Сева.
Профессор, следуя инструкциям, качественно молчал.
– -Да, я,-сказал человек.
– -Очень приятно,-сказал Сева, пожимая протянутую руку, и, едва успев приземлиться на стул, воскликнул:--До чего же трудно стало ездить в нашем городе, скажу я вам! Битый час простояли в пробке на Смоленской площади. Чуть не сбрендили от выхлопных газов. Поднимаю голову, а наверху рекламный щит:
