оттуда сто рублей.-Не откажите принять.
– -Да что там! Ни к чему оно, обычные дела,-возразил рабочий, пряча бумажку.-Хорошо еще – арматурка нашлась – бросил кто-то. Попался бы чистюля – утопли,-добавил он и завершил:--Пора иттить, итить твою.
Чикильдеев снова пошевелил покрытыми серой коркой пальцами, и вдруг его ужалила страшная догадка:
– -Профессор, скорее! Мы же сейчас затвердеем!
– -Скоро схватится,-гордо подтвердил рабочий.-'Портленд'!
– -Где тут выбираются наружу?-закричал ему в лицо Сева.
– -Да хошь куда бежи – и выберешься,-благодушно отвечал спаситель.
Сева бросился в ближайший проход, с отвращением чувствуя, как бьют по ногам тяжелые мокрые штанины. Следом неуклюже семенил профессор.
Когда они с грохотом командоров ворвались в вагончик 'Ставрополец', то увидели прораба в позе жреца перед тазом, в котором полыхали бумаги. Металлический шкаф был прощально распахнут, рядом ждала спортивная сумка
– -Не ожидали?-выстрелил ему в лоб Сева.-Не сработала труба-то. Техника в руках дикаря мертва!
– -Техника…-Фуфаев на мгновение вроде бы сник, но затем, отлягнув ногой стул, вдруг бросился вперед, крепкий и злобный, как бык на торреадоров.
– -Не уйдешь!-закричал Сева, двигаясь зигзагом в закостеневших штанах.-Держите его, профессор!
– -Держу!-отозвался профессор, и Сева, прежде чем грохнуться, успел увидеть не прежние – благодушные, а другие – похожие на зевсовы – прорабовы глаза и то, как профессор тоже покатился куда-то в угол.
Когда Сева и профессор, побыв кеглями, снова умудрились подняться на ноги, ни прораба ни сумки в вагончике не было. Над тазом вился дымок, распространяя горький запах пепелища. Несколько клочков не успели дотлеть, и Сева проворно, словно цапля, принялся выхватывать их из таза.
– -Смотрите, профессор! Здесь что-то есть!..
– -Тушите!-закричал профессор.-Дорога каждая буква!
Гремя штанинами, он, насколько мог проворно, подскочил к Чикильдееву, и они еще долго рылись в разлетающемся пепле.
20.
– -Вы мне напоминаете патриция,-сказал Потапов.
Они оба снова сидели посреди античной запущенности профессорской квартиры. Сева возвышался над профессорским столом, завернутый в простыню. От профессорского халата, подаренного бухарским горкомом, он отказался, и в нем находился сам Потапов.
Брюки обоих стояли в углу; там же стоял пиджак профессора, растопыривший рукава в радушном приветствии.
На столе между Чикильдевым и профессором лежала дорогая добыча: обугленные бумажные клочки, а также – покоробившаяся от негодования на непристойное обращение записная книжка Чикильдеева.
Еще стоял телефон.
– -С чего начнем?-спросил Сева.
– -Позвоним семье покойного,-предложил профессор.
– -Да уж, непросто достался нам этот телефончик,-сказал Сева.- Но я бы, откровенно говоря, сначала сделал другой звонок. Конфиденциальный.
– -Вы хотите, чтобы я пошел ставить чайник?- сказал Потапов с эмоциональным окрасом.
– -Ладно,-вздохнул Сева.-Начнем с прозы.
Он раскрыл книжку, которая крякнула и тут же просыпала на стол цементную труху.
– -Не удивлюсь, если телефончик липовый,-заметил профессор.
Сева набрал номер.
– -Алло,-сказал женский голос.
– -Это квартира Иголкиных?
Трубка неприветливо молчала.
– -Вы меня слышите?-забеспокоился Сева.
Голос еще помолчал, а потом подтвердил, что слышит:
– -Никогда больше не звоните.
– -Послушайте, вы очевидно не поняли. Мы занимаемся общественным расследованием и как раз хотели узнать… помочь…
– -Вы все воры, сволочи и убийцы,-отчетливо произнес голос и на том конце повесили трубку.
– -Что там сказали?-с надеждой спросил профессор, когда Сева сделал то же самое.
– -Первый результат налицо. Мы с вами включены в элиту государства.
– -Судя по вашему ёрничеству, всё понятно,-сказал Потапов.-Теперь я могу со спокойной совестью идти ставить чай, а заодно отравлюсь газетами, так что времени у вас, Всеволод, предостаточно.
Профессор вышел, а Сева стал снова жать на кнопки телефона. Перед последней цифрой глаза его наполнились тоскливой жалостью к самому себе.
– -Алло!
Хотя это был всего-навсего катин голос, Севе показалось, будто в сердце ему впилась хрустальная заноза.
– -Говорите!-велел голос, раздраженный неуклюжим молчанием.
– -Это Сева,-выдавил Чикильдеев, ощущая, что-то неприличное в своем имени, которым обычно гордился.
– -Сева! А я уже заждалась! Я даже пораньше ушла с работы. Куда мы сегодня идем?
Чикильдееву показалось, что у него под стулом жалобно заскулила и заскреблась побитая собака.
– -Что, уже так много времени?-безнадежно спросил он.
– -Конечно. Уже вечер, Сева!
– -А вроде еще светло,-вылетело у Чикильдеева.
– -Странный разговор. Ты даже на часы не смотришь?-спросила Катя; её голос соответствующим образом изменился.
– -Видишь ли,-забормотал Сева.-У нас опять тут такое дело…
И снова, как и в прошлый раз, вдруг совершенно неожиданно оказалось невозможным дать простое и логичное объяснение своим несчастьям, а именно – рассказать, как всё было в действительности. Ну посудите сами, разве можно взять и брякнуть: 'посмотрела бы ты на мои штаны, вон они стоят в углу'? Поэтому Сева попытался выразиться несколько уклончиво:
– -У меня тут некоторые проблемы.
– -Неправда!-сказала Катя.-По голосу слышно, что неправда! Какие могут быть проблемы у какого-то там обыкновенного исполнительного директора? Ведь неправда?
Сева вспомнил, как мерзко заползает под штанины жидкий бетон, и оскорбился:
– -Мы что – в суде? Может я еще должен на Библии клясться?
– -А зачем тогда звонишь?
– -Как – зачем?-растерялся Сева.-Чтобы сообщить… чтобы ты знала…
– -Может ты и больным родственникам звонишь и говоришь: здравствуйте, это контрольный звонок?- сказала Катя, преподав Чикильдееву прекрасный урок женской логики; в её голосе между тем послышались слезы.
– -Значит, мне не надо было звонить?-возмутился Сева, развивая беседу по классическому сценарию.
– -Не знаю,-сказала Катя и повесила трубку.
