потом — он сам поет, прикрыв глаза, с какой-то строчкой уходя в никуда, в туннель какой-то Меня прошибла песня и ее припев: «А счетчик щелкает... В конце пути придется рассчитаться...»

На лето у Владимира был запланирован краткосрочный, изначально обреченный на провал роман со «Стряпухой». Как говорила его партнерша по съемкам Светлана Светличная, этой своей роли в фильме Высоцкий просто стеснялся, чувствовал себя униженным. Но момент для него был кризисный, и верный Левон Кочарян уговорил начинающего режиссера Кеосаяна взять друга в киноэкспедицию. «Он тогда, — деликатно говорила Светлана, — чуть-чуть попивал больше, чем нужно. К съемкам мы его отхаживали кислым молоком...»

На съемках всем все было до лампочки, замечал 2-й режиссер Владимир Акимов. Не было никакого энтузиазма — только бы Кеосаяна не подвести В Краснодарской станице мы два месяца снимали без выходных. В 5 утра я уже всех поднимал, в 6 часов выезжали в степь на съемки и — пока не стемнеет. А потом набивалось в хату много народу, появлялась гитара со всеми вытекающими последствиями — часов до двух ночи пение, общение... Эдик Володю пару раз чуть не выгнал, был страшно недоволен, скандалил, грозился отправить в Москву Мы брали Володю на поруки, а сам он брал бумагу и сочинял письмо Кочаряну: «На Большой Каретный, дедушке Левону Суренычу. Милый дедушка, забери меня скорей отсюдова! Эдик меня обижает...»

..А вот вестей из Минска по-прежнему не было Что они тянут? Серенькая книжка сценария Шпаликова по-прежнему пылилась в ящике его столика в гримерке, уже на отдельные листочки рассыпалась. Сколько раз читал, материал нравился, себя узнавал. Точнее, свои впечатления детские. Роль танкиста Володи классная, ясно видно, как играть. Человек серьезный. Прошел войну, горел в танке, был тяжело ранен, в 30 лет — седой, с искореженным лицом... Но не озлобился, остался добрым, чутким парнем... Полгода лежал в госпитале, боялся посмотреться в зеркало... Потом приходит домой. Дома нет мебели, потому что все сожгли — было холодно, нечем топить. Только гитару пожалели и зеркало. И вот он впервые видит свое лицо после госпиталя. Протирает зеркало и смотрит... Все в роли есть — и настроение, и судьба.

Неужели опять пролет?..

Оператор Саша Княжинский, который подсунул ему сценарий, ни в чем не виноват. Он свое дело сделал, уговорил режиссера вызвать на пробы в Минск. А оказалось, Туров просто хотел познакомиться с человеком, который пишет необычные песни.

Ну, приехал, познакомились Провели пробы. Потом побрели в общежитие, где квартировали операторы, посидели.

— Получился хороший разговор, — рассказывал Виктор Туров. — Мы делились воспоминаниями, впечатлениями, все это перемежалось песнями... И мы с Высоцким почувствовали какую-то взаимную симпатию. Это возникает непроизвольно и необъяснимо — нам просто почему-то не захотелось расставаться... Отправились на вокзал, сдали его билет, потом поехали ко мне домой и всю ночь напролет говорили.

Именно в ту ночь Высоцкий узнал о детской трагедии Турова: «На его глазах немцы казнили отца, а потом угнали его с матерью в Германию. Ему было 7 лет... Когда их освободили американцы, они с матерью ушли. И потеряли друг друга Он полгода скитался по Европе — добирался до России. И пришел к себе на родину, в Могилев, сам, пацаном девятилетним».

На следующий день Высоцкому кровь из носу необходимо было быть в Москве, в театре. Ранним утром они поймали какого-то мотоциклиста и помчались в аэропорт. «И вот когда Володя уже уходил за турникет — бежать к самолету, — вспоминал Туров, — он вдруг повернулся и сказал: «Витя! Возьми меня. Увидишь — не подведу!» Самые обычные слова. Но было что-то в его голосе такое, что я... отказался от той пробы, которую для себя первоначально Наметил, и утвердил Высоцкого.

В августе в краснодарскую станицу передали вызов на съемки фильма «Я родом из детства». С трудом удалось улизнуть от Кеосаана со «Стряпухой» на несколько дней в Минск.

Там намучился с гримом, с костюмерами. Шрамы делали с помощью коллодия — всю щеку стягивало, воняло жутко. Форму капитана-танкиста с нашивками о ранениях носить пришлось даже вне съемочной площадки. И он так вжился в образ, что как-то на улице одна старушка его остановила, поглядела, погладила по рушу кителя: «Ой, милок, как же тебя война проклятущая изувечила...» А «милку» только двадцать семь стукнуло...

***

В сентябре на первом же после каникул сборе труппы было Объявлено о начале репетиций пьесы Бертольда Брехта «Жизнь Галилея». Представили и нового актера — Александра Калягина... Связи между этими двумя новостями никто не видел. «Часть людей я знал, — вспоминал Калягин. — ...Стоял паренек в каком-то пиджаке, абсолютно стоптанные под 45 градусов каблуки, и я был потрясен, когда мне сказали — Высоцкий».

Конкуренция, ревность — в актерской среде дело обыденное, привычное и естественное.

Вначале и речи не было о том, что Высоцкий будет играть Галилея. Все были уверены: только Губенко. А Высоцкий и сам не думал о Галилее. Даже публично обозначил это мимоходом. Журнал «Театр» проводил заочную конференцию актеров. На вопрос «Нужна ли нам тренировка?» Высоцкий простодушно ответил: «Мне это необходимо, так как боюсь, что для роли уличного певца в «Жизни Пшилея» может не хватить умения владеть своим телом...» На большее он не претендовал, покорно соглашаясь с мнением жены, что Любимову он нужен, прежде всего, как исполнитель брехтовских зонгов.

Свои амбиции были у новобранца Таганки Калягина. «Коля Губенко ушел, — рассказывал он, — я был назначен на главную роль и, как молодой актер, конечно, хотел проявиться...»

Но на время галилеевы проблемы отошли на второй план. Осенью развернулись решающие бои за «Павших». Все верили в слова Бориса Слуцкого, который предлагал: «Давайте выпьем, мертвые, во здравие живых!»

Любимов без устали ходил по инстанциям, актеры репетировали до седьмого пота. Высоцкому, кроме Михаила Кульчицкого, Чаплина, Гитлера, Юрий Петрович неожиданно поручил роль Семена Гудзенко. Очень важная роль, финальный аккорд.

Он аж взъерошился от этого назначения, вспоминал Смехов. Это мечта — играть такого поэта. Тут и самолюбие актерское, и просто отличная роль. И Володя попросил помочь: «Я прочел стихи ему... Он слушал, как ученик Я подумал, что он запомнит музыкальную линию и потом воспроизведет. Вечером он мне прочел этот кусок с экономией сил. Любимов присутствовал при мини-репетиции, что-то ему сказал по поводу перспективы роли, Володя ему кивал, но он уже был беременен этим образом, уже у него что- то крутилось... И вдруг я увидел совершенно новое лицо. Как конь, который навострился на далекое расстояние, он вышел — сама пружина, держась за автомат, в плащ-накидке, с каской... Хоть бы что-нибудь из того, что я утром так бережно ему втолковывал, а он кивал и повторял, — куда все это девалось? Все по- новому! И даже некоторые слова заменил — это уже было право поэта. У Гудзенко: «У каждого поэта есть провинция, она ему ошибки и грехи, как мелкие обиды и провинности, прощает за правдивые стихи...», а Володя читал: «..лее мелкие обиды и провинности, прощает за хорошие стихи». Это был поток параллельного авторства, соавторства. И доверие Любимова...

Что касается «инстанций», то знающие люди посоветовали подключить Юрия Владимировича Андропова. Много позже Любимов рассказывал об этой истории западным журналистам: «Когда мне закрыли спектакль «Павшие и живые», то друзья устроили мне встречу с ним. Он был секретарем ЦК Он начал ее с того, что сказал «Благодарю вас как отец». Я не понял, говорю: «За что?» — «За то, что вы не приняли моих детей в театр». — «Да, — говорю, — они очень хотели в артисты и пришли ко мне... Я сказал им, что все хотят в театр, но сперва нужно окончить институт. Они вернулись в слезах «Жестокий дядя отказал и долго читал нам мораль». И за это Андропов меня зауважал... Когда я с ним разговаривал, он произвел на меня впечатление человека умного. Он сразу мне сказал: «Давайте решим небольшую проблему, всех проблем все равно не решить». Я говорю: «Конечно-конечно, самую маленькую. Вот если бы вы помогли, чтобы пошел спектакль «Павшие и живые». Это же о погибших на войне, в их память. А тут подняли такое... Дошли до того, что предложили заменить поэта Кульчицкого поэтом Михаилом Светловым...»

Потом как-то в театр пожаловал Микоян, который был в ту пору председателем Президиума

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату