Высоцкий оторвался от своего тома, взглянул: «Ага...»
Я вмешался: «А почему нет? Все, что было».
— Да нет, все верно, — согласился Высоцкий.
Я ему подарил, естественно, первый экземпляр (первую копию) двухтомника. А он в благодарность написал на втором: «Сушко Юрию Михайловичу с уважением к его настойчивости и терпению. В. Высоцк.. Запорожье, 78».
Когда увиделись следующим днем, я спросил,-
— Володя, книги просмотрели?
— Конечно. Долго сидел. Ошибки в текстах, конечно, есть...
— Записи не всегда качественные.
— Да я не в претензии... Ну, ладно, еще раз спасибо. Садись. Так о чем ты хотел спросить?..
Беседа затянулась на несколько счастливых для меня суток..
Отвечая, собирается ли он публиковать свои стихи, Высоцкий, как правило, отвечал: «Я-то собираюсь. Сколько я прособираюсь, не знаю. Сколько будут собираться те, от кого это зависит, — тем более мне неизвестно... Как будет называться — как вы понимаете, об этом пока даже разговора нет серьезного... Чем становиться просителем и обивать пороги редакций, выслушивать пожелания, как переделать строчки, лучше сидеть и писать. Вместо того, чтобы становиться неудачником, которому не удается напечататься. Зачем? Можно писать и петь вам. Это же примерно то же самое. А вы не думаете, что магнитофонные записи — это род литературы теперешней? Ведь если бы были магнитофоны при Александре Сергеевиче Пушкине, то я думаю, что некоторые его стихи были бы только на магнитофонах...»
Он верил: «Как в девятнадцатом веке была литература не только печатная, но и рукописная, так теперь есть литература магнитофонная. Новая техника и новый вид литературы» Недаром кто-то заметил, что аппарат и гений не нуждаются друг в дате. Гений создает новые структуры: Ломоносов — университет, Пушкин — «Современник», а Высоцкий — магнитофонную культуру.
Но иногда он сожалел, что некоторые свои стихи вынужден петь, делать их песней. О той же балладе «Памяти Шукшина» говорил: «Я считаю, что ее хорошо читать глазами, ее жалко петь, жалко...»
«...БРАТОМ ВОВЧИК БЫЛ ШЕМЯКЕ»
В один из первых парижских вечеров Марина предупредила: «Сегодня идем в «Гранд-Опера», танцует Миша Барышников, он нас пригласил».
— Мишка! Вот замечательно! Сто лет его не видел, — обрадовался Владимир. — А он же вроде в Штаты перебрался. Как он?
— По-моему, прекрасно, — сказала Марина. — Здесь на гастролях, бешеный успех, скрывается от поклонниц. Живет у Тани...
— Здорово. А как же граф?
— А при чем тут граф? Таня Мише как старшая сестра.
Танцевал Барышников превосходно. Владимир, не считая себя
большим знатоком и поклонником балетного искусства, глядя на отточенность, завершенность каждого движения танцовщика, понимал, почему шеф все время ставит им в пример балетных артистов. Конечно, они являлись для Юрия Петровича идеальными исполнителями воли постановщика. Ни шага влево, ни шага вправо. Все безукоризненно строго, четко, выверено до миллиметра. А у Миши ко всему рвалась на волю душа, и он не сдерживал свой темперамент. Зрители это чувствовали, аплодировали каждому удачному прыжку и даже жесту.
Когда представление закончилось, Высоцкий с Мариной отправились за кулисы. Она в здешних лабиринтах ориентировалась, как в собственной квартире. Зря, что ли, танцевала тут еще девчонкой?..
У входа в артистическую комнату стоял суровый страж. Но Миша выглянул — и во всю ширь распахнул двери:
— Прошу!
С Мишей Барышниковым Высоцкого давным-давно познакомил Иван Дыховичный во время одного из набегов на славный город Питер. Тогда Мишка еще был солистом Кировского театра, красавец, молодой Аполлон. Карьера складывалась на удивление удачно, в 25 уже был заслуженным артистом. И кто бы мог подумать, что во время гастрольной поездки он посмеет остаться на Западе. Чиновники возмущались: мы ему только-только «Волгу» дали!..
Теперь Миша — звезда мировой величины. Правда, без «Волги».
Обнялись, расцеловались.
— Не боишься? — подмигнул Барышников Высоцкому.
— Тебя, что ли? — рассмеялся Владимир. — Это ты меня бойся!
В большой гримерной было тесновато от незнакомой публики.
Хозяин тут же принялся исправлять свою заминку:
— Знакомьтесь, господа, это мой друг — знаменитый русский певец и актер Владимир Высоцкий...
— Знакомьтесь...
— А это, Володь, тоже из наших — мой тезка, художник Миша Шемякин. Из Ленинграда, между прочим.
— Из Санкт-Петербурга, — без тени улыбки поправил танцовщика молодой стройный парень в очках, затянутый во все черное. — Много о вас слышал, — сказал он, обращаясь уже к Высоцкому. — Вернее, много вас слушал.
— Тебя, — исправил Высоцкий. — Я о тебе тоже слышал, но картин, честно говоря, не видел...
— Это легко исправить. В любой момент...
— Все, потом договорите! — прервал беседу Барышников. — Поехали, нас ждет Таня.
Пока ехали к старинному особняку, в котором жила сестра Марины Таня — Одиль Версуа, Владимир спросил Шемякина:
— А почему Санкт-Петербург?
— Старая привычка. Я так всегда свои картины подписывал — «Шемякин. СПб». Когда в психушке лежал, врачам объяснял, что это аббревиатура такая — «Специальная психбольница»...
— И долго ты в психушке был?
— Долго, — вздохнул Михаил.
— Я тоже, — в ответ выдохнул Высоцкий.
У Тани гостей ждали. Ее муж — итальянский граф — отсутствовал. Но зато был великолепный стол, мерцание свечей и очень теплый, дружеский, но не светский разговор.
«Потом Володя много пел, — рассказывала жена Шемякина Ревекка. — А я ревела. Миша тоже был совершенно потрясен... На следующий день Володя с Мариной были у нас дома... В тот вечер мы пешком шли по Парижу.. И говорили, говорили, говорили...»
Больше говорил Шемякин, Высоцкий слушал, лишь изредка что-то уточнял. Их детские биографии были схожи. Они оба были сыновьями фронтовиков, профессиональных военных, служивших после войны в Германии в оккупационных войсках...
У них были примерно одинаковые творческие судьбы. Правда, до неприкрытого «выдавливания» из Союза у Высоцкого дело не дошло. Но живые примеры были перед глазами... Шемякин был интересен ему как эмигрант с трехлетним опытом, сумевшим не просто выжить, но и добиться успеха и признания на чужой земле. Хотя художнику, конечно, сделать это проще, его язык общения с публикой интернационален. Может, на эсперанто начать стихи писать? Тогда его еще хотя бы один человек поймет — создатель языка...
В общей череде парижских впечатлений лишь короткая встреча с Барышниковым да знакомство с Мишей Шемякиным и его картинами были светлыми пятнами, а так... После второй поездки во Францию,
