ему для карьеры комика — любимца публики.
— А в рублях это ж сколько будет? — Обалдуев прикрыл глаза и стал шевелить губами, подсчитывая. Толпа напирала. Мистер Дрин и пес замерли в ожидании.
— Хорошо, согласен. Бери свою шавку на руки и проваливай! Вон туда проваливай, в шлюпку.
— А кота? Это наш кот!
— Никаких котов, ни за какие бабки! — Обалдуев ненавидел кошек с детства. Как-то его, тогда еще маленького, как его ласково называла мама, «обалдуйчика», больно цапнул соседский кот, которому он ради смеха изо всех сил наступил на хвост, и в результате пришлось лечиться и делать уколы от бешенства, так что по отношению к кошачьим у матроса была только одна присказка: «кошаков — душить!»
Мистер Дрин, подхватив на руки пуделя, поднялся на входную ступеньку приставного трапа и довольно ловко — сказались постоянные занятия теннисом — спустился по нему в бултыхающуюся на волнах шлюпку. Петро-сан-IV последовал за ним немного спустя. Шлюпка качалась на темной океанской воде, как лилия на болоте. Она была низкой и с толстыми бортами. На корме располагалась универсальная кладовка: ящик с НЗ — неприкосновенным запасом в виде питательных таблеток, бутылок с водой, опреснительной установки с ядерной батарейкой, гидрокостюмов, спасательных жилетов с радиомаячками и спутникового видеофона. Троица устроилась на жесткую скамье, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться в ночном холоде.
Огорченный Адмирал следил за ними с борта корабля. Его не взяли. На хозяина, капитана «Титаника-7», надежды было мало. Как известно даже и корабельному коту, капитан покидает корабль последним. Сидя в капитанской каюте, Адмирал много раз слышал от своего босса эти слова, и опасался, что тот вообще не захочет покинуть яхту, и оба они пойдут на дно. Адмирал беспокойно мяукнул и стал метаться вдоль борта. Ему отозвался далекий лай Тоби в уже отплывшей шлюпке.
Мария Нахрапова покидала тонущее судно, сохраняя полное спокойствие, как на матче со 1159-й ракеткой Вселенной. Ее телохранители несли только несколько ящиков с самым необходимым — кубками турниров «Большого галактического шлема» и самим этим шлемом, а также с любимыми ракетками. Платьев она взяла с собой лишь три чемодана на колесиках — и это из целых двух мега-контейнеров одежды! Когда надо, Маша действительно умела идти на жертвы. Нина сопровождала ее как Пятница Робинзона. Они усаживались в особую спасательную шлюпку премиум-класса, с вместительным багажным отделением, специально предназначенную для того, чтобы VIP-пассажиры не расставались с любимыми игрушками даже на те часы, пока их не спасут. Или спасут? Этот вопрос занимал Машу, несмотря на внешнее спокойствие. Ее радовало, что рядом с ней нет, как обычно, отца — иначе ей пришлось бы заботиться и о нем, хотя постороннему наблюдателю и казалось, что все было наоборот. Но старик Нахрапов катался на горных лыжах где-то очень далеко отсюда и ничего не знал о судьбе «Титаника-7». Дождется ли ее участия в сборной тренер, великий и ужасный Усама Мудрищефф и весь американский народ? Сыграет ли она на Галактической Олимпиаде? Получит ли она хотя бы еще один «Большой шлем»? Все это были вопросы первостепенной, вселенской важности. Судьба чемпионки в данный момент была неясна, как мрак океанской ночи и зыбка, как морская вода, в которой отражались дрожащие красные огни аварийного корабельного освещения.
Но из состояния меланхолии ее, уже спустившуюся в премиум-шлюпку, вывело отчаянное мяуканье кота Адмирала. Он увидел, как его кумирша собирается покинуть его, как и все остальные. Видимо, весь мир решил оставить его пропадать здесь. Пораженный, несправедливостью судьбы, он не захотел с ней мириться, и теперь, по крайней мере, желал привлечь к себе внимание напоследок. «Адмирал, сюда! Кис-кис-кис!» — закричала чемпионка. Кот ловко полез по узкому бортику к месту посадки, осторожно переставляя толстые лапы. Но шлюпка уже отвалила от борта! Кот смотрел, как последняя надежда уплывает от него. «Прыгай! Прыгай!» — кричали ему снизу Маша и Нина наперебой. Адмирал измерил расстояние до шлюпки. Было высоко, слишком высоко, и он очень боялся воды. Но он все-таки решился — и прыгнул.
Коты неплохо видят в темноте, но отвратительно плавают. Адмирал был не очень спортивным котом. Он любил быть скорее зрителем, нежели игроком, поэтому не рассчитал силу прыжка и промахнулся на несколько метров мимо шлюпки. Ему еще повезло, так как борт мега-лайнера был настолько высок, что он мог запросто разбиться о палубу спасательного средства. Он сумел выплыть, но когда мокрая белая голова с залитыми водой ушами показалась над поверхностью, совершенно потерял ориентацию: с одной стороны был светящийся тусклыми огнями корабль, с другой темнота, освещаемая лишь пятнами корабельных прожекторов, в которой покачивались темные массы лодок. Поняв это, Нахрапова достала свой висящий на шее любимый видеофон и высоко подняла его над головой. Бриллианты на нем засияли, отражая свет фонарей лайнера. Получился как будто бы маяк, сходство еще более усиливалось высоким ростом Марии. Кот заметил этот свет, и загребая лапами по-собачьи, или, лучше сказать, по-кошачьи, поплыл на него.
— Вот так, очень хорошо! Это снимок войдет в историю! — это кричал Риччи Бздерл, фотографируя Нахрапову своим любимым трехмерным стереофотоаппаратом. Эти снимки могли бы стать отличной рекламой для компании видеофонной связи. Он набирал материал для своего последнего, уникального репортажа, лучшей колонки в его жизни… или все-таки не последнего? Риччи оставался оптимистом до конца. Он надеялся, что, как обычно и бывало, потонут все, иначе это сочли бы не самым величайшем крушением прогулочного судна в истории, а рядовым несчастным случаем, вроде мелкой аварии. Материал он рассчитывал передать в редакцию в последний момент по каналам космической связи, а о себе, как настоящий журналист, он просто не думал.
Проплыв метра три, Адмирал почувствовал, что он больше не может. Лапы устали, длинная шерсть намокла. Он окончательно загрустил — и тут же пошел на дно. Однако утонуть ему не дали. Мария, поняв, что дело плохо, отпихнула охранников и сама, лично прыгнула в воду! Привычно поймав Адмирала за шиворот, уже через минуту она перевалилась с добычей через борт VIP-шлюпки. Телохранители даже не успели снять с себя пиджаки, ботинки и кобуры с бластерами, чтобы прыгнуть ей на помощь.
Увидя, что Нахрапова очутилась в воде, Бздерл завопил, щелкая в темноте камерой с ультраяркой вспышкой ей в глаза: «Тоните красиво! Это для истории!» Эти крики настолько огорчили чемпионку, что как только Мария очутилась на относительно твердой поверхности шлюпки, она, положив кота на скамейку, мгновенно достала ракетку, и, ловко размахнувшись, послала миниатюрный видеофон в корпус Риччи. Ей некогда было искать мячик, и пришлось пожертвовать дорогой техникой. Сверкающей молнией платиновый гаджет распорол ночное небо и угодил прямиком в репортерское тело. Риччи охнул и согнулся от боли. Ему не понравилось, что даже в момент дьявольски неприятной, но величественной катастрофы знаменитости думают только о неприкосновенности своей частной жизни. Пораженный людской неблагодарностью, Бздерл решил не снимать больше ничего и, хромая, пошел занимать очередь на посадку в спасательный плот для пассажиров низшей категории.
Собственно, довольно много народу уже спустилось в шлюпки. Японцы-электронщики погрузились туда организованно, соблюдая порядок. Главный японец сел рулевым, остальные расселись по бортам. «Хей-хей-хей!» — звучала в ночи команда, и самураи начали слаженно грести, дергая за особые ручки на бортах, от которых усилие передавалось на гребной винт. Этим дедовским способом приходилось пользоваться, так как собственные ядерные аккумуляторы на лодках японцы боялись «посадить» преждевременно.
Китаец с корейцем попали в одну лодку с Изей, который, подобно Агасферу, разумеется, не мог просто так утонуть, и его верным шахидом Джафаром. Араб, несмотря на внезапность, мигом оказался готов к выходу, подтверждая тем самым пословицу «Нам, шахидам, собраться — только подпоясаться», а у Изи, который якобы путешествовал налегке, оказалось с собой столько багажа, что спасательный плот чуть не перевернулся. Подталкиваемый жадностью, он пытался погрузить на жалкое суденышко даже шикарное корабельное кресло из кают-компании. На это стяжательство с осуждением смотрел бедный кореец. Он шевелил губами, молясь напоследок великому председателю Ким Ир Сену. Китаец лихорадочно вспоминал, сколько же у него на счетах юаней, и пробовал разослать наследникам завещание с помощью смс-сообщений. Однако наследников было так много, что очень скоро галактик-кредит на видеофоне подошел к концу. В последнее время китайцы размножились до четырех миллиардов, несмотря на ограничительную демографическую политику Компартии Китая.
Отец Онуфрий развил кипучую деятельность на борту тонущего судна. Не видя возможности спасти плоть потенциальных прихожан, он стал лихорадочно и в массовом порядке пытаться спасти их души. «Покайтесь, пока не поздно!» — кричал он им и махал серебряным крестом и кадилом. Но пассажиры мало прислушивались к нему, занятые лишь собственными шкурными интересами. «Вы еще успеете на последний поезд!» — голосил батюшка в спины эвакуирующимся и обливал их на прощание святой меркурианской водой с длинной лопаточки из перьев скоростного венерианского страуса-мутанта. Экзотические животные были завезены на планеты Солнечной системы колонистами-переселенцами с Земли и, как ни странно, отлично там прижились, правда слегка мутировали, приспосабливаясь к местным тяжелым условиям. Впрочем, инженерам-генетикам тоже пришлось немало потрудиться.
— На какой поезд, батюшка? — поинтересовалась случайно оказавшаяся рядом с отцом Онуфрием Алиса. Людей по тонущему кораблю мотало от борта к борту, как частички при беспорядочном броуновском движении.
— А, дочь моя! И ты здесь! Слава тебе господи, услышал мои молитвы — увидеть тебя напоследок! Покайся, исповедуйся перед смертью мне, твоему духовному наставнику! Все равно терять уже нечего, и если мы уединимся сейчас в укромном месте, я с удовольствием произведу твое последнее духовное окормление! А за эту исповедь господь простит тебе все грехи, все-все! Ведь у тебя их много, правда?
— Я не могу, батюшка! Все равно все презервативы уже кончились… И вообще я предпочитаю классику. Но о каком «последнем поезде» вы глаголите? — Алиса от общей взвинченности обстановки почти перешла на старославянский.
— На небеса, дочь моя! Прочти хотя бы «Отче наш» — и спасешься! Попадешь на подножку хвостового вагона! И не время думать об интимной гигиене, когда разверзлись хляби морские!
— Но какие небеса, отче? Ведь уже почти все расселись по шлюпкам, и скоро за нами прилетит космическое МЧС… Все спасутся, все будет хорошо! — Алиса решила утешить приунывшего попика.
— Нет, не спасутся! — отец Онуфрий был тверд в своей вере. — А иначе чего ж я тут бегаю, кадилом машу, как дурак?
— Машите как умный! — посоветовала ему Алиса.
— Как умный я не умею. Нас в семинарии этому не учили. Ладно, я побежал. Пока!
И отец Онуфрий бросился искать потенциальных клиентов ГПЦ дальше. Хохол, верный сын Незалежной православно-католической церкви, в ответ на предложение покаяться, а то будет поздно, только отпихнул русского попа и заорал ему в ухо «А щоб ти сказився, клятий москаль!», и побежал поближе к шлюпкам, пытаясь пролезть без очереди. «Не покаетесь — смените пучину морскую на геенну огненную!» — завопил отец Онуфрий, но не басом, как полагается в церковном песнопении, а почему-то фальцетом. В ответ на этот призыв мягкосердечный чех пнул батюшку ногой, коротко стриженный белобрысый прибалт молча дал в зубы, почти не размахиваясь, католически настроенный поляк просто отпихнул «прешеклентого» русака, и стал продираться в людском потоке дальше, а грузин завопил: «Слюшай, отстань, да? У миня такие ребята — орлы, на тебя наведу, они тебе всю церковь обчистят! Голый будешь, да?» И «братья- славяне» и примкнувшие к ним грузин и представитель вольной Балтии кучно побежали грузиться на плоты, волоча за собой свое барахло. В голове отца Онуфрия забродили совсем не христианские мысли: «Ах ты гнида, „грызун“ проклятый… прокляну, всех прокляну! Отлучу от церкви и прокляну напоследок… Никто не спасется… все потонете!»
Пьер Даню, грузившийся на спасательный плот в шикарном оранжево-розовом переливном пиджаке и кальсонах, вообще не понимал по-русски, и был занят в роковые минуты только одним — спасением толстой пачки порнографических журналов, отпечатанных на старомодной глянцевой стереофотобумаге.
