По такой технологии в массовом сознании можно создать веру в то, что «русские бьют нерусских». Или наоборот.
Таким способом можно создать любую массовую фобию: по отношению к соевой колбасе, фастфуду или наоборот — к натуральным продуктам, к старым (или новым) автомобилям. Это только вопрос мастерства, времени и потребных ресурсов.
По этому простенькому шаблону рисуется и имидж «русского фашизма».
Нужно только накрепко усвоить основное правило: если жертвой стал нерусский и есть хоть малейшая возможность обвинить в преступлении «русский фашизм», — это должно быть сделано.
Обратим внимание, что манипуляция в данном случае обходится без лжи. Просто из потока сообщений где
И правила этой игры принимают все ее участники. В том числе и российские чиновники (чего не делают чиновники ни одной из прочих стран, где существует неофашизм). Например, российские госчиновники, в том числе сотрудники милиции и прокуратуры, сразу же, в соответствии с выделенным правилом, принимают версию об участии «русского фашизма» там, где это только возможно.
Повторюсь, этого не делают в других странах, где тоже существует свобода слова. Там не акцентируют внимание публики на проявлениях неофашизма и неонацизма, и уж точно — не раздувают их и не смакуют. К тому есть весомая мотивация: нужно сообщать обо всем, но нельзя провоцировать, без нужды будоражить общественное мнение, или, в соответствии с расхожей метафорой, нельзя при малейшем подозрении кричать «пожар!» в переполненном кинотеатре.
На Украине, чтобы любое неонацистское преступление представить как «обыкновенное хулиганство», лезут из кожи вон и власть имеющие — чиновники и депутаты, и власть обслуживающие — журналисты официозных каналов{23}. И это, наверное, более оправданная позиция, чем нагнетание страстей. Чем вовсю занимаются их российские коллеги.
Зачем? Причин несколько. В комплексе их можно объединить так: в России и власть, и чиновники приняли западный дискурс (и соответствующий ему модус операнди), согласно которому Россия — изначально ксенофобская страна, и иностранцев в ней не могут убивать из корысти, ревности или по иным мотивам, а только из чувства ксенофобии. Это — главное.
Но к главному приплетаются еще множество мотиваций. К примеру, каждый депутат знает, что и как нужно сказать, чтобы это осталось в эфире, каждый журналист знает, какой сюжет понравится его редактору. А современная «свободная пресса» такова, что журналист давно не пишет и не снимает для публики — только для своего редактора или владельца телеканала. Ему, родимому, нужно понравиться, и тогда ты сумеешь раскрутиться, и зрительская слава придет сама собой, никуда этот зритель не денется, если будет каждый день видеть твое лицо, а это ведь возможно только в одном случае — если редактор (хозяин) будет выпускать тебя в эфир.
Еще раз подчеркну, я пишу «русский фашизм» в кавычках не потому, что отрицаю его существование, но потому, что это словосочетание уже стало своего рода термином, торговой маркой. Не удивлюсь, если борьба за существование — то есть за гранты Сороса и ему подобных — в среде «профессиональных антифашистов» дойдет до того, что кто-то из них официально зарегистрирует авторские права на термин.
У «профессиональных правозащитников» существует любимая поговорка: «Преступность не имеет национальности». Это они повторяют, когда слышат, например, что подавляющее большинство пресловутых «воров в законе» в России — нерусские, или когда им говорят, что участие некоторых народов в преступности несопоставимо с их участием в созидательной деятельности и даже — с их общей долей в численности населения России.
Но для
Я же, в отличие от вышеупомянутых, вижу и предупреждаю об опасности фашизма ЛЮБОГО окраса. Негритюд столь же противопоказан человеческому роду, как апартеид и ку-клукс-клан.
Но двойные стандарты, вызывающие неоправданное порой акцентирование на «русском фашизме», имеют и свою положительную сторону. В России с фашизмом борются и власть, и общество, зачастую с перегибами в сторону усиления наказаний, и борьба эта ведется «весомо, грубо, зримо» на всех уровнях государственной власти.
Российская рыба гниет меньше, чем украинская, и, в отличие от нее, гниет не с головы. Голова в России вполне здорова и старается лечить язвы фашизма, а порой с неоправданной даже жесткостью выгрызает их. Но это, наверное, лучше, чем позволить фашизофрении свободно разъедать мозг общества.
Именно это, как я вижу, происходит на Украине. Никого уже не удивляют слухи о том, что антисемитсткие националистические организации у нас финансируют капиталисты-евреи. Здесь с фашизмом не только не борются — его холят и лелеют, как давно потерянного, но с обретением независимости вдруг отыскавшегося ребенка. Этот ребеночек весь покрыт коростой гитлеровских крестов — ну так объявим, что этих наград никогда не было. Этот ребенок, едва вылупившись, принялся душить другие народы — ну так скажем, что этого не было и нет, даже в музее Яд-Вашем. А кто помнит, знает историю и видит реальность — тот «ворог української нації» и «п'ята колона».
Возрождение нацизма на Украине и власть, и официозные журналисты всячески пытаются замаскировать, сгладить. Когда уж всему миру видно и никак не утаишь — попытаться объяснить «происками Москвы». Это Москва провоцирует «просунуту{24} українську молодь» кричать в центре Киева «зиг-хайль!» (по их терминологии, «кидать зиги») и «москалів на ножи!». Как Москва этого добивается (неужели «свидомые» — все агенты российских спецслужб?) и главное, зачем это Москве нужно, — националисты не объясняют.
Факт остается фактом, и последовательность прослеживается легко: В. Ющенко подписывает указ о присвоении современных украинских наград бывшим гитлеровским холуям — сразу после этого неонацистское сообщество Украины чрезвычайно возбуждается и иногда даже выплескивается на улицы — на специфические шествия, напоминающие Мюнхен, Нюрнберг и Берлин 1930-х годов. На Украине неофашизм развивается при попустительстве, если не сказать — по указанию киевской власти. В России — в обстановке запретов, давления и репрессий властей. В этом — одно из важнейших отличий украинского фашизма от русского.
Глава 6. Природа фашизма — русофобия
Русофобия — это непременная составляющая современного новоевропейского неофашизма. И тут, если присмотреться, наглядно видна традиция, преемственность от издохших гитлеровских псов — к современным молодым щенкам.
Если вспомнить, как Гитлер шел к власти, как он раз за разом набирал на выборах все больше голосов, то мы увидим, чем фюрер купил «свой» народ и сделал его вполне своим. В этой победе его антисемитизм не играл определяющей роли. Наоборот, до победы он не афишировался, существовал как бы для внутреннего потребления в НСДАП, а методы «окончательного решения еврейского вопроса» никогда не афишировались и позже.
Именно это замалчивание и давало возможность миллионам людей на Западе спокойно спать, не зная о концлагерях{25}. И потому, когда войска антигитлеровской коалиции наконец освободили выживших узников, открытие истинного лица германского
