– Да, – сказал он, – в нашей третьей ты бы и дня не продержался. Еще до большой перемены убежал бы к мамаше жаловаться!
– Не побежал бы, – отряхивая колени возразил Пенрод, но в тоне его не слышалось уверенности.
– Побежал бы!
– Нет, не…
– Слушай, – мрачно перебил его толстомордый, – ты что, мне еще перечить будешь?
Он сделал шаг по направлению к Пенроду, после чего тот почел за лучшее придать своим возражениям менее категоричную форму.
– В общем-то я хотел сказать, что, мне кажется, я не побежал бы.
– Ты лучше берегись! – Рюп подошел ближе и вдруг опять зажал Пенроду шею. – А ну, говори, – продолжал он, – говори: «Я побегу домой и буду кричать: «Мамочка!»»
– Ой! Ладно. Я побегу домой и буду кричать: «Мамочка!»
– Ну, так-то лучше! – сказал Рюп и, сжав последний раз тщедушную шею Пенрода, отпустил его. – Вот так поступают у нас, в третьей.
– И ты можешь так поступить с любым парнем в третьей? – потирая шею, робко осведомился Пенрод.
– Слушай, ты, – сказал Рюп тоном человека, терпение которого, наконец, лопнуло. – Быстро говори, что именно так я и могу поступить с любым парнем в третьей, а то…
– Я знаю, что можешь, – поторопился согласиться Пенрод и даже попытался выдавить некое подобие улыбки. – Это я просто для смеха спросил.
– Я бы на твоем месте давно перестал спрашивать для смеха, – грозно произнес Рюп, – а то…
– Да я просто так! – Пенрод начал медленно отступать. – Я знал, что ты самый сильный. Я с самого начала понял. Я думаю, я тоже справлюсь с любым парнем из третьей. А что, нет?
– Не сможешь!
– Ну, хоть один-то найдется, кому бы я мог…
– И не найдется. Ты бы лучше не…
– Ну, нет, так нет, – быстро проговорил Пенрод.
– Именно, что «нет». Я же тебе сказал. Ты из третьей живым не выйдешь! Хочешь, могу показать, детка, как мы там поступаем с такими, как ты?
Он надвигался медленно, но неумолимо. Пенрод попытался его отвлечь.
– Знаешь, Рюп, у меня в сарае есть ящик с крысами. У него стеклянная крышка и, если постучать, видно, как крысы начинают бегать. Хочешь посмотреть?
– Пойдем, – уже мягче сказал толсторожий, – мы отдадим твоих крыс Дэну на ужин.
– Ну уж нет! Они были у меня все лето! Я даже имена им придумал!
– Слушай, ты опять за свое? Ты разве не слышал, что я сказал? Мы отдадим их Дэну, и он их съест!
– Да, но я не хочу…
– Чего ты там не хочешь? – Рюп снова начал вести себя угрожающе. – Сдается мне, ты что-то опять слишком осмелел!
– Но я не хочу.
Мистер Коллинз пристально посмотрел Пенроду в глаза. Этот гипнотический взгляд имел широкое распространение, как в третьей школе, так и на театральных подмостках. Наморщив лоб и выпятив нижнюю губу, Рюп почти прижался к лицу Пенрода. Немудрено, что тот даже глаза скосил от страха.
– Дэн съест этих крыс, ясно? – зашипел ему в лицо толсторожий.
– Ну, ладно, – сдался Пенрод и шумно глотнул. – В общем-то мне эти крысы не очень нужны.
Рюп отошел назад. Теперь Пенрод мог спокойно посмотреть на него. И он окинул нового знакомого почти благоговейным взглядом.
К нему снова вернулась бодрость. И он вдруг исполненным энтузиазма голосом воскликнул:
– Давай через забор, Рюп! Ты прав, дружище, дадим сегодня нашим собакам немного мяса!
Глава XXII
БЛАГОЕ ВЛИЯНИЕ
В тот вечер Пенрод поверг в шок свое семейство. Голосом, которого раньше не было в его репертуаре, тоном, в котором сливались воедино апломб и нахальство, он заявил:
– Любой, кто зарабатывает сто долларов в месяц, имеет неплохие деньги!
– Что? – спросил мистер Скофилд, у которого даже рот раскрылся от изумления, – ведь разговор до сих пор шел о болезни малолетнего родственника Скофилдов.
– Любой, кто зарабатывает сто долларов в месяц, имеет неплохие деньги.
– О чем это он? – воскликнула Маргарет. Пенрод для солидности нахмурил лоб и продолжал:
– Ну, к примеру, бригадир на стройке столько имеет.
– Ты-то откуда знаешь? – спросила мать.
– Да уж знаю! Сто долларов в месяц – неплохие деньги. Это я точно вам говорю!
– Ну и что из того? – спросил отец.
– Ничего. Я просто сказал, что это неплохие деньги.
Мистер Скофилд не стал продолжать разговор на эту тему. Он лишь покачал головой и был глубоко неправ. Потому что, стоило ему поинтересоваться природой вклада, столь щедро внесенного Пенродом в общую беседу за ужином, и целая бездна разверзлась бы перед ним. Он узнал бы о существовании Рюпа Коллинза и его отца, который и работал бригадиром на стройке. Быть может, он узнал бы и еще что-нибудь новенькое, ибо, когда подросток начинает отпускать необычные замечания за столом, за этим уж наверняка что-то кроется.
– Неплохие деньги? – повторила Маргарет. – А что такое неплохие деньги?
Пенрод смерил ее строгим взглядом.
– Знаешь, тебе не мешало бы набраться ума!
– Пенрод! – повысил голос отец.
А мать растерянно посмотрела на сына. Никогда он еще так не разговаривал с сестрой.
Знала бы миссис Скофилд, что таким образом открывается новая эпоха в жизни сына, ее сердце исполнилось бы еще большей скорби. После ужина Пенрод отправился на кухню к Делле и объявил ей, что у нее бородавка на среднем пальце правой руки. Но Делла оказалась плохим партнером для отработки силовых приемов, и он добился лишь того, что получил несколько легких шлепков. После этого он отправился на задний двор. Найдя там Герцога, он поднял его за передние лапы.
– Заруби себе на носу, – прошипел он, – меня зовут Пенрод Скофилд! – Он наморщил лоб, выпятил нижнюю губу и нагнулся так низко, что почти уткнулся носом в нос Герцога. – Советую тебе вести себя осторожно, когда Пенрод Скофилд находится поблизости. Понял, детка?
На другой день и в последующие за ним дни поведение Пенрода все больше удивляло и огорчало домашних. Они чувствовали, что с ним творится что-то неладное, но не могли этому найти никакого объяснения. Да и могли ли они понять, что все это не больше и не меньше, как дань поклонения кумиру. Впрочем, и о кумире они не имели ровно никакого представления. Они знали, что какой-то скверно одетый мальчишка «не из их среды» несколько раз приходил «поиграть с Пенродом», и только. Но они отнюдь не усматривали в этом обстоятельстве ничего, что могло бы хоть в какой-то степени пролить свет на странное поведение Пенрода, взгляды которого на жизнь начали, по меткому определению мистера Скофилда, смахивать на идеалы цыгана-кочевника.
Что касается самого Пенрода, то ему открылись совершенно иные миры, и жизнь стала казаться ему неизмеримо богаче. Раньше он не испытывал особых склонностей к дракам. Теперь он только о них и говорил, и, слушая его, можно было подумать, что он все время кого-то бьет.
