начал декламировать:
На какую-то долю секунды воцарилась пауза, потом тишину прорезал истошный вопль сэра Галахада- дитя. Он орал и корчился, словно вместо концовки блистательного дуэта, которая так и не прозвучала, решил изобразить человека-змею.
– Спасите! Он выкрутил мне руку! Отпусти! – наконец выкрикнул он.
Из-за кулис немедленно послышался шепот миссис Лоры Рюбуш. На этот раз он звучал столь кровожадно, что Пенрод почел за лучшее отпустить свою жертву. Тогда король Артур-дитя, которого эта неожиданная импровизация несколько сбила с толку, поднял скипетр и, при поддержке суфлерши, чей шепот по-прежнему сохранял гневные интонации, произнес:
И Пенрод сбросил мантию. Зал охнул. Словно пять сотен пловцов одновременно окунулись в ледяную воду. Этот звук не был однороден. Множество оттенков слышалось в нем. Тут был и плохо скрытый восторг, и даже бурное ликование, и два горестных вопля. Такое сочетание чувств, слившихся в одном крике, услышишь не часто, и те, кто присутствовал при этом, надолго запомнили славное представление. Крику ничуть не уступало породившее его зрелище. Вид Пенрода, который, сбросив средневековую мантию, предстал залу в комбинезоне сторожа, был сногсшибателен.
Сторож был человеком дородным, и его комбинезон омывал Пенрода как море. А складки синей ткани словно штормили, ежесекундно грозя захлестнуть сэра Ланселота-дитя. Левая штанина, которую Пенрод впопыхах не успел как следует завернуть, теперь спустилась. Она-то и создавала эффект «слоновой ноги», так озадачившей Маргарет. Словом, на нашего юного рыцаря стоило посмотреть.
Возможно, некоторые из присутствующих уже тогда осознали, что стали очевидцами исторического события. Великое распознается сразу, ибо даже на первых порах несет печать бессмертия. Не ощутил величия лишь сам виновник торжества. Со скромностью, этой неразлучной сестрой истинного дарования, он решил продолжать спектакль. И, выставив плечо, по которому при посвящении король должен был ударить мечом, начал декламировать:
Он продолжал свой монолог и дальше, однако его не слушали. Потеряв самообладание, зрители разразились хохотом. Позже один из них назвал это происшествие «культурным безобразием».
Что касается участников представления, то на них вид Пенрода не произвел столь сильного впечатления. Наиболее проницательные из них, – правда таких было меньшинство, – сразу догадались, что комбинезон – не что иное, как необходимая поправка, на которую Пенрода вынудили неправомерные действия матери. Эта часть актеров прониклась к нему невольным почтением. Так молодые заключенные робко и, одновременно, восторженно взирают на соседей по камере, приговоренных к виселице. Другие дети просто решили, что Пенрода так одела мать. Наряд им казался немного странным, но они считали, что родители и не такое могут придумать, и пытались продолжать представление.
Их мужество было беспредельно, но кратко. Неудержимый хохот зрителей выбивал детей из колеи. Они не понимали, в чем дело, но от этого им было не легче. Стоило сэру Ланселоту-дитя открыть рот, как зал начинал неистовствовать, повергая актеров во все большее замешательство. Наиболее решительные из зрителей, собрав последние силы, покидали зал. Эти девушки и женщины доходили до фойе, чтобы упав друг другу в объятия, снова зарыдать от смеха. Малодушные продолжали хохотать в зале.
Места радом с миссис Скофилд и Маргарет незаметно опустели – так зрители проявили свою деликатность. Друзья автора пьесы поспешили за кулисы, и там миссис Лора Рюбуш открылась им с совершенно неожиданной стороны. Позже они уверяли, что та сама не ведала, что творит. Как бы там ни было, она со слезами на глазах молила, чтобы ей дали возможность хоть ненадолго остаться один на один с Пенродом Скофилдом.
Ее увели.
Глава VI
ВЕЧЕРОМ
Солнце скрылось за забором Скофилдов. Конечно, от их заднего двора светило, даже и заходящее, находилось на солидном расстоянии, но вечер все-таки наступил. Пенрод подошел к забору и бросил на него задумчивый взгляд. Он уже было собрался, по обыкновению, оседлать его, но, осторожно ощупав себя сзади, почел за лучшее вообще ни на что не садиться. Он тяжело вздохнул, прислонился к забору и посмотрел на верного Герцога. После этого он предался воспоминаниям. Картины, одна другой драматичнее, проносились у него в голове. И, наконец, он дошел до самой ужасной. Это случилось в тот момент, когда ненасытного сэра Ланселота-дитя оттаскивали от сэра Галахада-дитя. Последнего он атаковал прямо на сцене. Едва над провалившимся спектаклем опустился занавес, сэр Галахад был повержен и продолжал истошно вопить до тех пор, пока Пенрода не оттащили от жертвы.
О, коварство женской натуры! Вместо того, чтобы встать на сторону справедливости, торжествовавшей в лице Пенрода, Марджори Джонс рыдала над участью сэра Галахада-дитя. Когда обозленный сторож схватил Пенрода и потащил вон, она залепила ему звонкую пощечину, а потом, презрительно отвернувшись, заключила в объятия сэра Галахада-дитя.
– Не смейте никогда больше разговаривать со мной, Пенрод Скофилд! – крикнула она вдогонку.
Дома бывшего сэра Ланселота-дитя заперли в чулан, где он принужден был дожидаться прихода отца. Вернувшись домой, мистер Скофилд прибег к очень древнему методу воспитания. Может быть, к нему прибегали еще первобытные люди. Что касается античного мира, то там он совершенно определенно применялся, и с той поры пользуется популярностью среди тех, кто привержен жизни по-спартански суровой и простой.
Именно потому Пенрод стоял теперь на заднем дворе, подпирал спиной забор и переживал события
