разнообразные платья, а на полу в два ряда выстроились разноцветные туфли и ботинки – парадная обувь Маргарет.
Тут следует уточнить одну особенность. Дверь в сие царство девичьего гардероба открывалась вовнутрь, и с внутренней стороны на ней не было ни ручки, ни щеколды, вообще ничего. Ручка находилась только со стороны комнаты, и, окажись кто-нибудь случайно в шкафу за закрытой дверью, он не смог бы самостоятельно выйти наружу.
– Вот это я и имел в виду! – гордо произнес Пенрод. – Лезь туда, Верман! Спорим, теперь никто из них не дотронется до тебя мечом! Во всяком случае, в скором времени этого не произойдет! Полагаю, что не произойдет!
– Ага! – воскликнул Сэм. – Вот ты что придумал! А если твоя мать придет сюда и велит ему вылезать раньше, чем…
– Нет, не придет. Они с Маргарет уехали за город, к тетке, и до вечера не вернутся. Даже если Верман поднимет шум, никто его не услышит из-за закрытой двери. Но он не будет шуметь. Такое правило, Верман. Уж раз тебя посадили куда-то, ты должен сидеть тихо-тихо. Ты ведь пленник. Понял, Верман?
– А вё пам лапать? – отозвался Верман.
– Ну, тогда залезай. В темпе!
Верман покорно залез в шкаф и расположился среди туфель и ботинок, с чистотой и нарядностью которых являл весьма любопытный и поучительный контраст. Его все еще душил хохот, но теперь он затыкал себе рот не рукавом, а одной из туфелек Маргарет.
Пенрод затворил дверь.
– Ну вот, – сказал он, выходя из комнаты, – теперь ты, наконец, понял.
Сэм ничего не ответил.
Они вышли из дома и вернулись к Уильямсам, но даже тогда Сэм не выразил никакой признательности Пенроду за бесценный вклад в общее дело.
– Я это легко придумал, – самодовольно заявил Пенрод, который был попросту возмущен тем, что Сэм упрямо не желал воздать ему справедливую хвалу. Именно благородное возмущение побудило его добавить: – Тебе бы, Сэм, наверное, долго пришлось бы размышлять, пока ты придумал бы что-нибудь подобное.
– Почему же долго? – спросил Сэм. – Почему бы мне пришлось долго размышлять?
– О! – начал небрежным тоном Пенрод. – По той самой основной и простой причине…
Сэм уже не мог больше сдерживаться.
– Заткнись! – заорал он.
Пенрод обиделся.
– Ты мне? – спросил он.
– Тебе! Тебе! – ответил затравленный Сэм.
– Ты сказал мне «заткнись»?
– Да, сказал!
– А ты не забыл, с кем разговариваешь? – угрожающе спросил Пенрод. – Может тебе напомнить, а? Думаю, тебе следует напомнить! Наверное, стоит это сделать по той самой основной и простой…
Тут Сэм с отчаянным воплем набросился на Пенрода и клещами обвил руки вокруг его поясницы. В тот же миг деревянные мечи за ненадобностью полетели на землю, и поединок доблестных кавалеристов уступил место обыкновенной потасовке.
Это нападение не было полной неожиданностью для Пенрода. Он уже давно почувствовал, что все больше и больше раздражает друга. И, хоть никто из них двоих не понимал причины неприязни, Пенрод постепенно стал тоже распаляться. Вот почему Пенрод был готов к стычке и, несмотря на то, что в первые минуты боя Сэм явно одерживал над ним верх, все-таки даже обрадовался этой определенности.
Тут следует внести абсолютную ясность. Конфликт был налицо, однако ни характер его, ни метод разрешения, ни в коем случае не следует путать с банальной дракой. Пенрод и Сэм вышли из себя, души их переполнились скорбью, которая требовала выхода, но они не наносили друг другу ударов и не лили слез. Это была не драка, это были толкотня, натиск, пыхтение, которые прерывались обоюдными замечаниями, типа: «зря стараешься!», «нет, не зря!», «ах так?», «ну, сейчас я тебе покажу!», «ну, ну, что ж не показываешь?»
На их лицах появились потеки и пятна, а их икры и лодыжки, по мере того, как они пинали друг друга, покрывались царапинами и ссадинами. Кустам и газону тоже пришлось несладко, ибо наступил момент, когда мальчики нырнули головами в заросли сирени, и один при этом сказал: «Уф!» – а другой: «Оф!» – после чего битва продолжалась в лежачем положении. Успех переходил от одного к другому: наверху оказывался то Сэм, то Пенрод. Они катались по земле, извивались, и лица их от натуги были пунцовыми. Поединок длился так долго, что, казалось, ему никогда не суждено кончиться. Оба участника битвы настолько свыклись со своим положением, что оно грозило превратиться в форму существования. Можно было подумать, что они жили так с рождения, живут теперь и собираются продолжать в том же духе до конца дней своих.
В таком виде их и накрыл летучий отряд вражеской кавалерии во главе с Родди Битсом и Германом, за которыми следовали пленники Морис Леви и Джорджи Бассет. Заметив извивающихся на земле дуэлянтов, вновь прибывшие испустили хоровой вопль восторга:
– Пленники! Теперь вы оба пленники! – визжал Родди Битс и поочередно дотрагивался мечом то до Сэма, то до Пенрода. Потом, поняв, что они не обращают ровно никакого внимания на его прикосновения, он вдруг припомнил, как они не слишком нежно тыкали своими мечами в его пухлое тело. Теперь ему представился великолепный случай для отмщения. Ведь по правилам он должен был повторять слово «пленник», пока противник не согласится, что его действительно коснулись мечом. А так как противники пока никак не реагировали, он начал наносить им удары изо всей силы. Меч он при этом держал плашмя.
Родди не преследовал каких-то далеко идущих целей. Однако его немилосердные действия обернулись совершенно неожиданным образом. Пенрод и Сэм вдруг словно забыли о поединке и с кровожадными криками дружно вскочили на ноги. Морис Леви заплясал от радости. Герман так развеселился, что начал кататься по земле. А Джорджи Бассет с назиданием заметил:
– Так им и надо. В другой раз не будут драться!
Но Родди Битс моментально смекнул, что сейчас действия противников явно зайдут далеко за рамки правил игры в «Пленника».
– Не трогайте меня! – заверещал он. – Я вам ничего не сделал! Я просто брал вас в плен! Я хотел, чтобы вы почувствовали, как я вас коснулся!
Но Пенроду и Сэму дело представлялось совсем в ином свете, и они собирались твердо отстаивать свою точку зрения. С целеустремленностью, повергшей Родди в трепет, они нагнулись и подхватили свои мечи.
– Эй, не трогайте меня! – взмолился он. – Я больше не играю! Я ухожу домой!
Но ушел он домой не сразу, а лишь после того, как Пенрод и Сэм применили к нему ряд мер, явно носящих характер насилия. Как и все, что ведет к восстановлению попранной справедливости, экзекуция была исполнена сурового величия. Когда она завершилась, и жалобная песнь боли, которую исполнял Родерик Мэгсуорт Битс- младший, затихла вдали, Пенрод и Сэм совершенно забыли о былых разногласиях. Теперь они чувствовали друг к другу большее расположение, чем раньше. Агрессивное настроение совершенно оставило их, ибо они полностью его израсходовали на Родди. Увы, они не испытывали к нему благодарности. А ведь именно он привел дело к такой благополучной развязке. Но так уж устроен этот мир, в котором иногда тщетно приходится ждать признательности за благодеяния!
Глава II
ПЛЕННИК
