Энди продолжал:
— Пришли американцы. Они скупили весь малый бизнес — такси, напитки, бензоколонки. А теперь посиживают себе да денежки считают. Они нужны правительству, вот им и расчистили место, отправили всех мошенников в Панаму. А эти теперь здесь заправляют. Почитай, все как один из Нью-Йорка. Почитай, все жиды.
Энди довел свою декламацию до конца, правда, скомкал последние строчки:
— «Ведь и светская леди, и Джуди О'Греди в темноте сойдут за сестер!..» Вы что-то сказали, сэр?
— Жиды, — повторил толстяк, и его чавканье прозвучало как вызов.
— Ты слышал, Пол? — спросил Энди. Он снова обратился к толстяку: — Но и вы тоже здесь, если я не ошибаюсь?
— Я тут проездом, — процедил толстяк. Пиво, орешки, пиво, орешки — он не останавливался ни на минуту.
— Точно, — кивнул Энди, — вы приехали сюда с деньгами. Но оказалось, что вы здесь не один, и вас это раздражает, — значит, все время, пока он декламировал «Женщин», Энди слышал, что говорит этот человек. И теперь принял серьезный торжественный тон. Он сказал: — Ну что ж, сэр, вы вправе высказать свое мнение. И я не собираюсь с вами спорить. Но я также выскажу свое мнение, и оно состоит в том, что вторым из величайших поэтов в мире является Роберт Сервис.
И Энди принялся декламировать «Кремацию Сэма Макги». Он сбился, выругался, но быстро утешился, решив перейти к другому стихотворению Роберта Сервиса — «Моя Мадонна»:
На несколько минут толстяк замолк, однако, едва Энди кончил читать, он взялся за старое:
— И не только жиды. Любой, у кого есть деньги. Они все изгадили. Но я вот что вам скажу: Карачо непременно выберут, и уж он даст им всем хорошего пинка. Пусть проваливают обратно к себе в Нью-Йорк. Вот только этих мошенников не так-то легко отсюда выкурить, — он протянул руку к вазе, но та оказалась пуста. Он удивленно уставился на нее. И повторил: — Не так-то легко выкурить.
— А вы сами откуда, сэр? — поинтересовался Энди.
— Из Техаса.
— Я так и думал. И знаете почему? Потому что только в Техасе так любят поэзию! Да, только в Техасе! А теперь послушайте, я знаю, что вы не какая-то деревенщина…
— Это все пиво за меня говорит, — заявил толстяк. Его рука, лишенная орешков, шарила по стойке бара: толстые алчные пальцы так и норовили что-нибудь ухватить.
— …и я надеюсь, что вы не откажете мне в любезности?
— Да?
— Одна маленькая просьба, — сказал Энди. Он с трудом балансировал на высоком барном стуле. Его голос звучал небрежно и равнодушно, и вдобавок он то и дело прерывался, чтобы сделать очередной глоток пива. — Я надеюсь, что вы не откажете мне, — он глотнул пива, — и поможете записаться, — он еще глотнул пива, — в действительные члены, — он отпил пива и вытер губы, — куклукс-клана.
Толстяк прокашлялся и сплюнул под ноги.
— Вы ведь не откажете мне в этой небольшой услуге? — спросил Энди.
— Ага, ты будешь стирать там балахоны, — пробурчал толстяк.
— Я знал, что у него есть чувство юмора! — воскликнул Энди. — Этот парень из Техаса — настоящий весельчак, и, честно говоря, я бы с большим удовольствием просидел здесь всю ночь и хохмил бы с ним напропалую. Но, Пол, ты знаешь, в чем проблема? По-моему, мне уже хватит пива.
Энди сполз со стула, попытался стоять ровно, цепляясь за стойку, и торжественно произнес:
— Так точно, если ты плохо держишься на ногах, значит, уже хватит! Ты не подскажешь, в каком отеле я остановился?
Когда Энди вышел, толстяк сказал:
— Пусть радуется, что я сегодня добрый. Я бы руки ему повыдергал.
Толстяка звали Диббс. Он служил полицейским в Техасе, но подал в отставку и не преминул уточнить, что подал в отставку потому, что ему не разрешали действовать с должной жестокостью. В чем это выражалось? Ну, пару раз он с удовольствием бы вышиб кое-кому мозги, но ему этого не позволили. Хотя он запросто мог списать последствия на сопротивление при аресте. А он на дух не выносит всех этих панков, которых ему не дают пристрелить. Он пошел работать на стройку, на бульдозере, но и оттуда ушел, потому что все кому не лень живут на пособие, так почему бы и ему так не жить? И теперь он личный телохранитель («у жида») и курьер.
— А чем именно занимается курьер? — поинтересовался я.
— Доставляет разные вещи. Я доставляю деньги.
За последние недели он успел побывать в Мексике, Панаме и Гондурасе. Он доставил пятьдесят тысяч долларов в песо в Монреаль и восемьдесят тысяч канадских долларов в Гондурас и Панаму. Он работает на одного человека, как он сказал. А на мой вопрос, как ему удается перевозить через границы такие большие суммы наличными, он весело расхохотался. Но объяснил, как именно провозит деньги, в чемодане.
— В большом таком чемодане.
— Вы не поверите, какие большие деньги можно упаковать в совсем маленький чемодан, — продолжил он. — Это очень просто. Ни одна страна не проверяет ваш багаж на выезде. А таможенникам в США и Канаде плевать, если они откроют чемодан, а там полно песо. Они даже не всегда его открывают. Но если откроют и увидят, им все равно. Столько денег они в жизни не видели.
Мне стало ясно, почему именно Диббса взяли на такую работу. Он был силен, он был огромным, как дом, он был на диво глуп и предан хозяину. Ему не интересно, откуда у хозяина такие деньги и почему их надо везти через границу, и он даже обмолвился:
— Может, меня зовут Диббс, а может, и нет.
Он имел весьма раздутое представление о собственной персоне, и перевозка таких крупных сумм наличными только подкрепляла это представление. Он гордился тем фактом, что еще ни разу никому не пришло в голову его ограбить.
— Знаете, почему?
Я не знал.
— Потому что я алкоголик, — заявил он. И приподнял свою кружку. — Вот, видите? Это кока. Если я хлебну чего-то покрепче, я пропал. Вот я и не пью. Не могу пить. А пьяных грабят. Вот вас, например, запросто могут грабануть. Вы же весь вечер дуете пиво. А я могу пронести полсотни косых через самые жуткие районы в Панаме — и хоть бы хны!
— Вы будете трезвы.
— Знаете, почему еще?
— Не знаю.
— Потому что я знаю карате. И могу выломать вам руки, — Диббс подался вперед. Он действительно выглядел так, будто хочет выломать мне руки. Он сказал: — И еще, я не дурак. Всякие пьяные меня спрашивали об этом. Вот они и есть дураки. Они ходят, куда не надо. Они напиваются. И они не знают карате.
И я еще добавил про себя, что они не весят сто с лишним кило.
