— А что было бы, если бы я все-таки уехал?
— Я не знаю.
— Какая роль отводилась Ситникову?
— Этого я тоже не знаю.
Олег чувствовал, что девушка сильно устала, поэтому он решил вывести ее из транса.
— Теперь ты ляжешь рядом со мной, — приказал он, — а через пять минут проснешься и пойдешь к себе. Там заснешь и проспишь до утра.
О нашем разговоре ты не будешь ничего помнить.
Настя покорно легла рядом с ним. Минут через пять она проснулась, ласково погладила Олега по щеке.
— Кажется, я задремала, — она сладко зевнула, — пойду к себе. Спокойной ночи. — И она ушла.
Олег некоторое время размышлял над услышанным. Все вставало на свои места. Неясно было только одно: что же делать дальше? Принять предложение старика или отвергнуть его? Эх, если бы его пророческий дар мог подсказать решение! Но прорицателям, как известно, неведома собственная судьба.
Лето было в разгаре. Облетел тополиный пух, отшумели июньские грозы. Древние стены Монастыря, его живописные башенки и даже приземистые очертания внутренних зданий навевали, если смотреть на них снаружи, идиллическое настроение. Суздаль, да и только!
В кабинете главного врача Тихореченской психиатрической больницы товарища Ромуальда Казимировича Ситникова находились трое людей в белых халатах. Сам хозяин кабинета задумчиво смотрел в распахнутое окно. На его лице блуждала неопределенная улыбка, свидетельствующая, что главврач пребывает в благодушном настроении.
— А хорошо бы, Степа, сейчас куда-нибудь на природу, к речке… Искупаться, порыбачить, может быть, чуть-чуть выпить, шашлычок там, закусочка…
— Можно организовать, — отозвался его заместитель Степан Иванович Козопасов. — Речка — вон она, рядом. Таких мест там полно. Разведем костерок, нажарим шашлыков, можно кого-нибудь из сестричек прихватить.
— Сестрички — это лишнее, — поморщился Ситников, — разговоры пойдут… А в остальном… Почему бы не освежиться? Вы как, Ираклий Агафонович, — обратился он к молодому кавказцу, тоже мечтательно глядевшему в окно.
— Я — за! — встрепенулся тот. — Я всегда в таких случаях — за! Могу быть тамадой.
— Отлично! — воскликнул Степа. — Сейчас пойду распоряжусь, чтобы замариновали мясо и насчет всего остального. Уже двенадцать, часа через три можно отправляться, — и он вышел.
— Хоть и дел много, а отдохнуть не мешает, — как бы оправдываясь, проговорил главврач. — И все же пока мы еще на работе. Вернемся к нашим баранам. Как там этот паренек-учитель?
— Тузов? — спросил Ираклий Агафонович.
— Именно. Ведь в вашем отделении это единственный новенький?
— Трудно сказать, — задумчиво ответил молодой кавказец, — парень очень возбужден. Приезжали его родители, так он даже не вышел. Забился в угол. Не тащить же его силой. Кстати, они рассказывали, что мальчик с детства легковозбудим, страдал ночными кошмарами, долго мочился в постель. В юности был очень замкнут. Практически не имел друзей. Диагноз очевиден — шизофрения.
— Куда вы его поместили?
— В палату, где лежал покойный Матвеев. Я, правда, его не застал, но персонал много рассказывал об этом чудаке.
— Интересное совпадение. Конечно, ему у нас не место. Отправим в обычную психбольницу по месту жительства. А вообще мальчонка интересный. Жаль его.
— А вы с ним уже общались? — полюбопытствовал завотделением.
— Ну как же! — воскликнул Ситников. — И при очень драматических обстоятельствах.
— О чем разговор? — спросил вбежавший в кабинет Козопасов.
— Да о Тузове, — сказал Ситников, — вот товарищ Дудашвили интересуется обстоятельствами нашего знакомства.
— Историк этот? — спросил Степа. — Ну как же, помню. Хлопот нам доставил уйму. Еще городское начальство за него заступалось. Сам первый секретарь горкома товарищ Караваев! — он хмыкнул. — Этот Тузов, — объяснил он Дудашвили, — залез прошлой осенью в Монастырь. Вы тогда еще у нас не работали.
— Неужели сам залез? — не поверил Дудашвили.
— Определенно. Перелез через стенку — и к нам!
— Но почему?
— Ему, видите ли, кто-то сказал, что покойный Матвеев способен был предсказывать будущее. Прорицать, другими словами. Ну, этот идиот и решил с ним пообщаться. Он, оказывается, в университете писал про разного рода пророков курсовую работу. Ну захотел познакомиться с настоящим! Каждый олух мнит себя исследователем.
— Он, видимо, заболел, еще учась в университете, — заметил Ситников, — потом приехал в незнакомый город, друзей нет, родители далеко, одиночество… Ну, болезнь и начала прогрессировать. А тут еще слухи по городу глупейшие бродят. И полез… Мы его на сутки поместили к Матвееву. Выполнили, так сказать, его желание. О чем уж они там беседовали, не знаю… Но сейчас думаю, зря мы тогда это все затеяли, нужно было его сразу этапировать по месту жительства родителей. Это вон все Степан Иванович, добрая душа, пожалел мальчишку в тот момент, не надо, говорит, ему судьбу портить. А если бы вовремя приняли меры, может быть, ему сейчас… — врач не договорил и с легким раздражением посмотрел на Козопасова. — Распорядился? — спросил он.
— Так точно! — гаркнул весельчак Степа.
— А что же дальше было? — с интересом спросил Дудашвили.
— С кем?
— С Тузовым?
— Ах, вы все не можете забыть беднягу. Ну что дальше? — Ситников потер подбородок. — Степа, что с парнем дальше было?
— Клиническая картина весьма обычна, — глубокомысленно заметил Козопасов. — Когда мы его выпустили, он снова пошел работать в школу. Историков, видите ли, у них не хватает! — внезапно рассердился он, вспомнив кого-то. — Хоть и полоумный парень, а все разно нужен. В школе, правда, вполне нормально работал до конца учебного года, а потом сломался. Видно, пока сдерживала производственная дисциплина, он держался. Все же целый день занят… Болезнь как бы спряталась. А тут каникулы… безделье… И сразу — обострение.
— Ты забываешь, что отдельные закидоны у него были и чуть раньше.
— Да, — Степа почесал затылок. — Ведь верно. Он в мае что учудил: поставил крест на могиле Матвеева. Собственными руками воздвиг. Я как об этом узнал, сразу сказал Ромуальду Казимировичу: «Скоро этот парень вновь к нам попадет». И точно!
— Может быть, и трагедия с Матвеевым на него повлияла, — заметил Ситников. — Ведь когда тот бежал, то отправился не к кому-нибудь, а именно к Тузову.
— Рыбак рыбака видит издалека, — засмеялся Степа.
— Странно, но факт, — продолжил Ситников, — скрывался у него сутки.
— Не может быть! — удивился Дудашвили.
— Установленный факт, — Ситников открыл холодильник и налил себе минеральной воды. — Сердце что-то давит, — пожаловался он. — Так вот, когда мы Матвеева там захватили, произошла тра… — он запнулся, — весьма неприятный инцидент, скажем так. Матвеев сдуру бросился бежать. А куда тут бежать? На улице было полно народа. Поднялся страшный крик. Бабы визжат: «Убьет, убьет!» Они решили, что Матвеев их убивать будет… Тогда этот парень из органов, забыл его фамилию, достал пистолет и застрелил Матвеева. Большой скандал вышел. Еще бы! Стрельба на людной улице! Кагэбэшника сняли и перевели куда- то. Что ж, думать надо, что делаешь!
— Интересные дела у вас творятся! — удивился Дудашвили.
— Это точно, — захихикал Козопасов.
— Так вот, — продолжал Ситников, — после начала каникул Тузов остался в городе, родители его телеграммами засыпали, почему, мол, не едешь домой, а тут приехала эта девица — дочь Матвеева. Якобы могилу отца посетить. Вполне возможно, что и так. Но известно, что она встречалась с Тузовым. После этого он пропал. Где он был почти неделю, никто не знает. Обнаружили его возле речки. Грязный, оброс щетиной. Девчонки пошли туда купаться и наткнулись на него. Сидит возле костра какое-то чудище, они его даже не узнали. Со страху побежали в милицию. Те его отловили и доставили к нам, да вы это все и сами знаете. — Ситников закончил рассказ, болезненно поморщился, помассировал левую сторону груди.
— Давит и давит! — сообщил он. — Может, к грозе?
— На небе ни облачка, — сказал Козопасов, — просто нужно выпить рюмочку коньяка, как рукой снимет.
— Ты наговоришь, снимет!.. Однако, может быть, попробовать?
— А сейчас-то как себя ведет этот Тузов? — спросил любопытный Степа. — Я ведь даже в этот раз его не видел. Как-то мимо меня все прошло, заботы, знаете ли…
— Потребовал бумагу и ручку, — сообщил Ду-дашвили, — что-то все время пишет. Пытался я с ним беседовать, я, говорит, послан, чтобы открыть людям правду, поведать им, что ждет нашу несчастную страну, а ждут ее ужасные потрясения… И тому подобную чушь.
— Набрался этой заразы от Матвеева, — убежденно сказал Степа.
— Я тоже на него глянул, — произнес Ситников, — так он, как меня увидел, затрясся весь, кричит что-то непонятное, изо рта пена!..
— Жуть! — откликнулся Степа. — Однако надо готовиться к пикничку…
Олег проснулся. За окном чирикали птички. Но к обычному дачному шуму добавился звук подъезжающего автомобиля. Захлопали дверцы, послышались резкие голоса.
Олег припомнил сон, который ему только что снился. Неужели это был всего лишь сон? Но как все явственно. Словно он снова очутился в Монастыре. И Ситников жив, и Козопасов. Себя он, правда, не видел, но разговор ведь все время шел о нем. Олег редко видел сны и обычно их тут же забывал, но этот стоял
