— Я же сказал, ты нам необходим!
— Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… — насмешливо пропел юноша.
— От дедушки ты вряд ли уйдешь, — оборвал его Корытов.
— Уйду, — спокойно ответил Олег.
Через некоторое время машина остановилась возле уже знакомого Олегу старого деревянного домика с флюгером в виде черного петуха.
— Проходите, гости дорогие, — весело сказал старик и распахнул калитку. — Вот это мое истинное жилище, а тот дворец — так, показуха.
— А все же жалко! Там столько красивых вещей, а какие картины! — сказала Настя.
— Почему ты жалеешь? — спросил Корытов.
— Так ведь все заберут, конфискуют…
— Ты думаешь? Сомневаюсь! Тот дом принадлежит одному весьма известному и почитаемому писателю, не буду называть его имя. Завтра же он начнет стучать во все двери, бить в колокола… — старик усмехнулся. — Скажет, что ни о каких посторонних, проживающих у него на даче, он и не слыхивал и скорее всего стал жертвой чьей-то шутки. Никто из присутствующих сегодня на даче не сможет назвать наши имена и даже описать внешность. Главный свидетель обезглавлен, никакого письма, как вы слышали, не существует.
Рассуждая таким образом, старик тем временем открыл входную дверь и пригласил Олега и Настю войти.
В доме было сумрачно и прохладно. Олег разулся и с наслаждением размял ноги, походив по скрипучим деревянным половицам. Он осмотрелся. Обстановка здесь была еще скромнее, чем он ожидал. Допотопные диваны и комоды, какие-то громадные буфеты заполняли внутреннее пространство дома. От обилия старой мебели было тесновато. Но все равно Олег чувствовал себя здесь гораздо уютней, чем в загородном особняке.
— Что, нравится? — с любопытством спросил старик. — Мне тоже нравится куда больше, чем в том музее. Но, понимаешь, необходимо иногда пыль в глаза пускать. Особенно непосвященным. Ситников здесь со мной и разговаривать бы не стал, — он хихикнул. — Да и ты скорее всего тоже. Люди склонны судить о хозяевах по обстановке их жилищ… Кстати, после пережитых приключений неплохо бы заморить червяка, вы как считаете, молодежь?
Молодежь отнеслась к предложению хозяина одобрительно. Вместо окрошки на этот раз были голубцы.
— Отменное блюдо, — похваливал старик, — истинно русское, добротное. Приятно на вкус, полезно для пищеварения…
Голубцы, как отметил про себя Олег, действительно были очень вкусны, не было только понятно, откуда в середине лета взялась свежая капуста.
— Вы сами готовите? — поинтересовался Олег.
— Нет, что вы! У меня нет таких способностей. Одна добрая старушка, великая мастерица, ведет у меня хозяйство.
— У вас, я вижу, довольно большой штат прислуги, — заметил Олег.
— Не прислуги, — деланно обиделся Коры-тов, — это все собратья, единомышленники. Каждый из них старается чем-то помочь, подсобить…
— А чем же я могу подсобить?
— Ты? — старик рассмеялся. — Ты предназначен для другого… Ты будешь не прислуживать, а править. Но, конечно, не сразу… Поживешь у меня, пооботрешься… Людей узнаешь, и тебя узнают… — Старик задумчиво посмотрел на Олега. — Ты, Настя, пока иди, — ласково сказал он.
Настя послушно вышла.
— Слушаются вас, — констатировал Олег.
— А почему не слушаться, плохого не посоветую. Давай поговорим о тебе. Несколько раз я уже предлагал тебе примкнуть к моей компании. Возможно, это прозвучало невнятно или слишком фантастично. Конечно, обычный человек, даже если он сам обладает сверхъестественными способностями, с трудом осознает эти способности. Более того, он не в силах совладать с ними. Так было, например, с Матвеевым. Обладая даром и в силу этого уже поставленный над обычной толпой, он, не в силах превозмочь себя, продолжал жить по законам этой толпы. Он был как бы изумленный самим собой человек. А «изумление», как заметил один итальянский писатель, кстати, наш современник, «…рождается в момент внезапного соприкосновения обычных умов с необычным для них миром». По сути дела, умственное развитие того же Матвеева не претерпело значительных изменений. Он просто не мог совладать с даром. Умишка не хватало!
Ту же ошибку делаешь и ты. Я понимаю, так тебя воспитали, но что из того? Почему общественная мораль, причем такого общества, которое меняет свои нравственные категории чуть ли не несколько раз за столетие, должна служить тебе путеводной нитью? Я не буду рассказывать, что и кто нас окружает, я приведу в пример того же Матвеева. Когда он в ходе следствия вышел на истинных заправил в незаконной торговле алмазами, ему тут же заткнули рот. А ведь это мелочь в масштабе государства. Сколько людей стояло во главе этого дела? Два-три человека. Если бы их посадили, неужели бы рухнула система? Да тень на нее не упала бы! Подумаешь — три негодяя! Так ведь даже на это не пошли. Как же! Своих тронули! А какого-нибудь пацана, который унес с завода железку, сажают на пять лет. Где же справедливость? Когда Матвеев пытался, используя свой дар, аргументированно доказать, куда заведет внешняя политика, которую проводит руководство государства, его просто-напросто упрятали в психушку. И поделом, я считаю. Не будь дураком! Я, друг мой, не Дон Кихот. С ветряными мельницами не сражаюсь. Дай срок! Мельницы и сами рухнут. Но я не хочу быть как все! А почему я должен быть как все?! Неужели я явился на этот свет, чтобы жить под чью-то диктовку? Вспоминаю своего брата — ситников-ского батюшку… Неглупый был человек, однако хотел, идиот, чтобы всем было хорошо. Но всем хорошо не бывает! Кому-то обязательно будет плохо. В результате — пуля в спину. От своих же, заметь!
Старик помолчал, чему-то усмехнулся.
— Теперь о нас, — продолжал он. — Я так понял, что тебя пугает само название — сатанис-ты, инфернальные слуги или как там нас еще называют?! Но кто сказал, что мы служим злу?
И вообще, что есть добро? Что есть зло? Мир здорово изменился с тех пор, как распяли Его. Ты вспомни. Ты ведь историк. Античный мир изучал. Богов было много, и каждый смертный молился тому, который ему больше нравился. Да и боги были как люди. Они любили, предавали, воевали, гневались, радовались… Они были понятны.
Не было никакого дьявола — воплощения абсолютного зла, потому что не было идеи абсолютного зла. Но потом с Востока пришел Невидимый и Вездесущий. Сына своего он предал лютой смерти во искупление каких-то неведомых грехов человечества.
Старик остановился и перевел дыхание. Олег внимательно слушал доводы Корытова. Наконец-то ему пытались объяснить хоть что-то.
— Таких, как ты и я, в древности было много. Не зря античная литература и история насыщены пророками, прорицателями, ясновидцами… И вот пришла новая религия. И подобных нам стали уничтожать. Естественно, инакомыслящие никому не нужны! Сначала, конечно, присматривались: нельзя ли их использовать? Но позже поняли — не удастся. Старые боги тоже не сразу умерли. Они пытались бороться. Но всех их скопом переиначили в чертей и демонов. Чуть человек не так живет, выделяется из толпы, не в того бога верит — колдун, ведьма! На костер их! Сожгли миллионы людей только потому, что они были не как все. А ведь именно они поддерживали равновесие, тушили раздоры, лечили людей. В те времена общение без слов, другими словами — телепатия, было в порядке вещей, знахарка могла сделать больше, чем современный врач. Да что там говорить… Но уничтожали! И почти всех уничтожили. Даже сегодня, в наше время, погибают последние островки некогда могущественного и древнего братства. Предания всех без исключения народов полны упоминаний о нежити, маленьком народце, русалках, леших, домовых… Где ты теперь найдешь домового?! Вымерли! Может, где и сохранились последние реликты? Но едва ли. Была одна деревенька. Лиходеевка называлась. Очень достопамятное местечко, прямо заповедник! Кого там только не было: и домовые, и ведьмы, и колдун был, хороший мой знакомец — Асмодей Чернопятов. Всех извели под корень! Мерзавцы! На месте Лиходеевки город построили… социалистический…
Но, однако, и там до конца не разорили… Асмодей, умирая, передал свои способности одному мальчонке. Очень способный юнец! Вам бы не мешало познакомиться. Я в этой Лиходеевке, бывало, лето проводил. Лучше, чем на правительственной даче. Столько интересного! Кладбище там было выдающееся. Может быть, одно такое на всю Россию.
— Чем же оно было знаменито? — спросил Олег.
— Слыхал ли ты про зомби?
— Это ожившие мертвецы?
— Вот-вот. Именно ожившие… Древняя такая деревушка… Все заасфальтировали! Ладно. Отвлекся! Продолжу. После того как к власти пришли эти атеисты, и вовсе все наперекосяк пошло. Народишко распустился: ни в Бога, ни в черта!.. А дальше и вспоминать неохота… Будь я действительно дьяволопоклонником — радовался бы, что у власти неверующие, А я скорблю!
— Вы почти убедили меня, — задумчиво сказал Олег. — Но что нужно, чтобы, как вы говорите, примкнуть к вашей компании?
— Нужно только одно — согласие.
Олег задумался и внимательно смотрел на старика, ожидавшего ответа.
— А Настя? — неожиданно спросил он.
— Что Настя? Бабенка, каких много. Мечтаешь о ней — будет твоя. Это сейчас не главное. Мне остается жить совсем немного. Чувствую — убывают силы… Если не состоится передача, то все кончено…
— Что состоится? Что кончено?
— Так ты решился? Олег молчал.
— Коли ты в своем университете интересовался жизнью пророков и прорицателей, — спокойно сказал старик, — даже писал, кажется, о них, то должен бы помнить, чем почти все они закончили. Пророк обречен на поражение. На гибель! Но главное — он обречен на забвение. А забвение хуже всего. Возьми Матвеева — кто о нем вспомнит. То же ждет и тебя. А идя рука об руку со мной, ты достигнешь больших высот. Давай, Вещий Олег, решайся.
— Все суета сует и всяческая суета, — неожиданно изрек Олег. — Все, что вы сказали, вроде правильно, но не по мне это. Может быть, вы и правы. Забвение — страшная вещь для того, кто знает больше, чем простой смертный, и все же у меня другая стезя.
— Что же, будешь ходить по Руси и проповедовать? — насмешливо спросил старик.
— Может быть, — ответил юноша. — Может быть…
В этот момент они услышали за окном какой-то шум.
— По мою душу приехали, — сказал старик. Выследили все-таки. Настя! — крикнул он. — Уходим!
Настя быстро вбежала в комнату.
— Нас арестовывать приехали, — сказал Олег. — Видать, на даче нечетко сработали? Нашли концы…
— Как же мы выберемся? — тоскливо спросила Настя.
— Да очень просто! Тут где-то должен быть небольшой чемоданчик. — Старик пошарил за буфетом. — Вот он. А больше ничего и не нужно. Можно уходить.
В этот миг в дверь забарабанили.
