Побледневший как полотно главный механик судорожно всхлипнул.
— Конструкторскому бюро?
— Нет, — уже более дружно откликнулись многие.
Главный конструктор шумно перевел дыхание и стер платком пот с высокого лба.
— Плановому отделу?
— Нет. Конечно, нет, — уверенно забасили многие.
Методом исключения отвергли еще нескольких. Наконец в кабинете повисла гнетущая тишина. Взгляды обратились к единственному из неназванных — главному бухгалтеру. Стареющий сухонький человек, вжавшись в кресло, нервно теребил сатиновые нарукавники.
— Как же это так? Что же это такое? — тихо шептал он, умоляюще поглядывая на присутствующих, а затем вскочил и выбежал прочь.
— Что и требовалось доказать, — мрачно завершил один из присутствующих.
Все радостно задвигались, заскрипели стульями.
Итак, первое дело новоявленного криминалиста завершилось полным и безоговорочным успехом. А старичок бухгалтер? Он возражает. Правда, не в полную силу, ибо с сильнейшим нервным расстройством уже несколько недель находится в больнице. Однако это, по мнению Игоря Арсентьевича, чепуха — неизбежные издержки большого дела. Мы от души поздравляем его с крупным успехом на новом поприще».
И так далее.
Дочитав фельетон, Вершинин поморщился, потом свернул газету и положил ее вместе с заявлением Кулешова в чистую папку.
РЕШЕНИЕ АВЕРКИНА
Прокурор области Николай Николаевич Аверкин словно нехотя перелистывал страницы лежащего перед ним уголовного дела. Его пальцы лишь на минуту задерживались на отдельных страницах. Однако кажущаяся рассеянность ни на минуту не обманывала ни Вершинина, ни сидящего рядом начальника следственного отдела Бакулева, настороженно наблюдавших за реакцией шефа. Они прекрасно знали, что за видимым безразличием Аверкина скрывается острое внимание и необъяснимая способность улавливать именно те недостатки, о которых хотелось бы умолчать.
Вершинин и Бакулев напряженно молчали, и тишина прерывалась только тяжелым, с одышкой, дыханием прокурора и мягким шелестом перелистываемых страниц. Наконец он закрыл дело, потом, словно умываясь, провел рукой по широкому лицу и усмехнулся, заметив напряженное состояние своих подчиненных. Они перевели дыхание. Затем Аверкин неожиданно вновь раскрыл дело и принялся перечитывать какие-то страницы. Чуть подавшись в его сторону, Вершинин заметил, что того заинтересовали показания матери Шестакова.
— Выходит, мамаша навела на верный след, — заметил прокурор, прочитав протокол до конца.
— Возможно и так, Николай Николаевич, — отозвался Вершинин. — Версия об убийстве Шестакова Глуховым сейчас тщательно проверяется.
— И, как вижу, без заметных успехов.
— Верно. Главная трудность — найти Глухова, а он как в воду канул. По обеим линиям: следственной и розыскной приняты все возможные меры, но пока безуспешно. Однако я уверен, что в ближайшее время мы найдем его.
— Я тоже так думаю, — вмешался в разговор Бакулев, привычным жестом прижав дужку круглых очков к переносице. — Куда ему спрятаться? Отсиживается, наверно, у кого-нибудь из родственников или приятелей.
— Не вижу оснований для оптимизма. Все возможные места проверены, но безуспешно, — сказал Аверкин, недовольно посмотрев на Бакулева. Он не любил беспочвенных заявлений.
Бакулев моментально вскочил с места и приготовился отстаивать свою точку зрения. Однако Аверкин небрежно махнул рукой, и тот медленно опустился на стул. Бакулев, работавший прежде районным прокурором, был недавно назначен начальником следственного отдела и, как все работники районного звена, близко не соприкасавшиеся с прокурором области, испытывал в его присутствии излишнюю робость.
— Родственники, включая живущих за пределами нашей области, действительно все проверены, — стал горячо доказывать он, — но ведь и кроме этого мест, где можно отсидеться, предостаточно. Парень он ходовой, возможно, живет у кого-нибудь из дружков. Вот почему и мы, и уголовный розыск сконцентрировали все внимание на связях Глухова, а они у него обширные. Однако в ближайшее время мы обнаружим его, и тогда преступление можно будет практически считать раскрытым.
— Тэк-с, товарищи, тэк-с. Насколько я вас понимаю, все ваше внимание сконцентрировано на Глухове как на наиболее вероятном участнике убийства и скорее всего даже как на непосредственном убийце? — заключил Аверкин, снова перечитывая показания матери Шестакова.
Вершинин и Бакулев переглянулись. В словах прокурора области сквозил едва прикрытый скептицизм.
— Имеются все основания так считать, — уже без особой уверенности ответил Вершинин. — Показания Шестаковой объективно подтверждаются исчезновением Глухова. К чему ему скрываться, если он не чувствует за собой вины?
— Вина вине рознь. Трудно сказать, чего он боится. Повод для убийства, который вы называете, слишком несерьезен, а потом прошу обратить внимание на время исчезновения Глухова. Он скрылся спустя несколько дней после убийства, почти через неделю. Почему? Глухов должен был ожидать задержания на другой день, а он столько времени медлил, раздумывал. О чем он раздумывал?
Вершинин в душе был полностью согласен с Аверкиным, ибо такие же сомнения мучали и его. Он не стал их высказывать вслух, так как они работали против единственной мало-мальски правдоподобной версии.
— Безусловно, — продолжал Аверкин, — у Глухова имеются серьезные основания скрываться, но вот насколько они важны для нас и насколько они связанны с убийством Шестакова, трудно сказать. Пока, правда, у нас это единственная ниточка, и кто его знает, оборвется она или поможет распутать клубок. А ниточка тоненькая, как паутинка. Вообще-то, честно говоря, в последнее время вас трудно узнать, Вячеслав Владимирович, — закончил он.
Услышав конец фразы, Вершинин с удивлением посмотрел на прокурора.
— В расследовании не чувствуется устремленности, инициативы, а со стороны следственного отдела — постоянного контроля, — продолжал развивать свою мысль тот. — У меня в памяти свежи многие ваши прежние дела: убийство десятилетней давности, ограбление и изнасилование учительницы. Вот это было следствие. Классические примеры, а тут… — взглядом он остановил пытавшегося возразить Вершинина. — По этому делу вы работаете без огонька, и я, кажется, понял почему. Хотите знать? Все упирается в объект преступления. Вы небрежно относитесь к личности убитого, она вам малосимпатична. Согласен, Шестаков или как там его?
— Ханыга, — подсказал Бакулев.
— Вот именно Ханыга. Тип он, действительно, малосимпатичный, но это не основание, чтобы работать спустя рукава. Человек есть человек, и разве позволено просто так, за здорово живешь, отнимать у него жизнь. А нам тем более опасно поддаваться излишним эмоциям. Вспомните его мамашу, ее горе. Подумайте о том, что убийца может быть матерым преступником или, наоборот, совершил преступление впервые и безнаказанность окрылит его, толкнет на продолжение подобных подвигов. Уж извольте расследовать как положено. А вы, товарищ Бакулев, лично изучите дело и разработайте вместе с Вершининым подробный план следствия. Доложить мне через три дня!
— Слушаюсь! — по военному отчеканил Бакулев.
