назвать грабителем.
Субботин метнул взгляд в следователя, но за спасительную соломинку не ухватился.
— Домой-то отпустите? — теперь уже уныло спросил он.
— Посмотрим. Жизнь покажет. А вот встречу с родителями гарантирую.
Поезд сбавил скорость. Субботин встал, быстро вышел из купе. Вершинин пошел следом, настороженно глядя ему в спину.
— Думаете сбегу? Не беспокойтесь; — бросил он на ходу. — В туалет надо, а то остановка скоро, Да и чего мне бежать? Пока нам по пути.
«Когда же наши пути разойдутся?» — хотел спросить Вершинин, но передумал и встал около туалета.
Однако Субботин решил поиграть на нервах у следователя и торчал там минут двадцать, пока не собралась приличная очередь.
Выйдя из вагона, Вершинин стал медленно пробираться через толпу встречающих, ощущая спиной теплое дыхание Субботина. Тот шел по пятам. В дежурной комната их уже ожидал Стрельников.
— Посиди пока здесь, — сказал Вершинин, указав спутнику на скамью рядом с дежурным и пошел с Виктором.
— Съездил успешно? — нетерпеливо спросил тот, не успев поздороваться.
— Здрасьте, товарищ начальник. Вежливость прежде всего, — в шутливом тоне начал было Вячеслав, но потом посерьезнел и устало произнес: — Похвастаться пока нечем. Работать с ним надо и сейчас же. Нину доставили?
— Ждет в кабинете Пантелеева.
— Как она относится к очной ставке?
— Поначалу отказалась. Потом убедили — согласилась, но настроение у нее — не очень.
Нина появилась в дверях, губы у нее были надуты.
— Подкатили почти к дому на желтой мигалке, — недовольно пробурчала она. — Бабки из тридцать шестой разнесут на всю улицу: опять, мол, Нинку в милицию забрали. А все Сашка Пантелеев. И чего вы только его в милиции держите?
— Смени гнев на милость, ворчунья, — заулыбался Вершинин. — Скажи лучше, как работается, какие дела дома?
— Спасибочки, хорошо, — ответила она, разом помягчев при виде Вячеслава. — Приняли меня ученицей на швейку, сейчас учусь. А дома? По-прежнему, разве мамашу теперь исправишь!
— Мне в завкоме обещали поселить тебя в общежитие. Так, по-моему, будет лучше для вас обоих.
— Для меня-то, может, и получше, да ведь она совсем тогда пропадет.
Вершинин еще прежде заметил, что Нина избегает произносить слово «мать» и всегда говорит неопределенно: «она». Одно время он даже считал, что девушка не любит мать, но теперь понял свою ошибку. Любовь к ней она пыталась скрыть за нарочитой грубостью.
— Будешь приходить к ней, навещать, — успокоил он свою собеседницу, — может, и она после твоего ухода за ум возьмется. Редко ведь дети уходят от родителей в общежитие.
— Ладно, посмотрим, — уклонилась от ответа Нина. — Вы только скажите в инспекции, пусть поменьше за мной бегают, и на фабрике с моим начальством хватит им шушукаться. А то ведь брошу к черту. Я ведь такая: решила пить бросить и работать начать, сделаю, а носом тыкать меня каждый раз в прежнее кончайте.
— Главное не в них, главное в тебе самой. Решила ли ты окончательно?
— Пока не знаю, — после паузы ответила она. — Посмотрю на ваше поведение.
Вершинин засмеялся:
— Смотри, смотри. А сейчас давай поговорим о другом. Знаешь, зачем тебя пригласили?
— Знаю. Стукача из меня хотите сделать.
Вячеслава больно резануло по сердцу грубое слово, вылетевшее из полудетских уст. Как от острой физической боли он закрыл глаза и плотно сжал зубы. Лицо его окаменело. Заметив реакцию следователя, девушка забеспокоилась. Она не хотела причинять боль человеку, нашедшему доступ к ее сердцу. Вершинин понравился ей сразу.
— Я пошутила, — торопливо поправилась Нина. — Знаю, я должна сказать Субботину насчет перчаток. Одного, правда, в толк не возьму, зачем вам это нужно. Вадька Ханыгу не убивал, где ему убить человека. Он может отнять у сопляка десять копеек, надавать ему подзатыльников, но убить, и притом Ханыгу! — она рассмеялась.
— А кто говорит об убийстве? Мы хотим выяснить, что произошло в тот злополучный вечер, когда ты встретила на вокзале Субботина. К тебе одна просьба: сказать Субботину правду в глаза.
— Хорошо, — согласилась она. — Давайте сюда Вадьку, я ему скажу, что зря отпирается.
Однако, когда тот появился на пороге и скользнул по ней нагловатым взглядом, она покраснела и опустила голову. В такой позе, запинаясь, она смущенно рассказала о последней встрече с Субботиным на вокзале. Рассказ не произвел на того ровно никакого впечатления. Он остался спокойным.
— Врет она, — равнодушно процедил он сквозь зубы. — Пьяная была, наверно, вот и выдумывает, что в голову взбредет. С Витькой своим выжрала пару бутылок и забалдела. На вокзал-то я, может, и приходил, но к ней с такими разговорами и не думал подходить.
После его слов Нина окончательно сникла, понурилась, и Вершинин пожалел, что устроил ей такую экзекуцию. Он предвидел, что Субботин может отказаться, но не ожидал столь резкой и циничной формы отказа. Вячеслав отпустил девушку.
— Так, — начал он, смерив Субботина презрительным взглядом, — солгать в глаза, оскорбить человека тебе раз плюнуть.
— Какой это человек? — сморщился тот. — Глиста она и есть Глиста. Разве это человек?
— Она человек, она исправится, потому что у нее осталось главное — совесть, а вот ты ее давно потерял.
Субботин демонстративно отвернулся в сторону.
Вячеслав помолчал, разглядывая его затылок.
— И все-таки, Вадим, в тот день ты был на вокзале, — возобновил он разговор.
— В какой?
— В день убийства Шестакова.
— Не помню, давно это случилось. Может и… был.
— Значит все-таки был. Один?
Субботин вздрогнул. Кровь отхлынула от его лица, нижняя челюсть отвисла. И хотя Вершинин привык к резкой смене настроения у парня, на сей раз он понял, что тот действительно сильно испугался.
«Почему он так испугался? — стучало в голове. — Может, увидел кого в окошке? Нет. Окно грязноватое, и к нему близко никто не подходил. Что же произошло? Я поинтересовался, был ли он на вокзале один. После моего вопроса возникла такая странная реакция. Но «после» не всегда означает «вследствие». Продолжить расспросы? Сейчас с ним разговаривать бесполезно. Он сильно испуган. Чертовщина какая-то. Самый настоящий испуг».
Он попытался расшевелить Субботина, вывести его из оцепенения, но безуспешно.
— Вот твой пропуск, — сказал тогда Вячеслав. — Иди домой к родителям. Понадобишься — пригласим.
Не веря глазам, Вадим уставился на клочок бумаги, потом на следователя, пытаясь понять, не шутят ли с ним.
— Иди, иди.
Того как ветром сдуло. А Вячеслав продолжал размышлять. Он понял, что необычная реакция парня последовала в ответ на безобидный с виду вопрос, один ли он находился на вокзале. Значит, Субботин боится, как бы не узнали о другом человеке, скорее всего, убийце. И все-таки слишком велик был пережитый испуг. Произошло что-то еще, и Вершинину пока не удалось уловить, что именно.
Сидевший в углу Пантелеев тяжело вздохнул. Весь вид его выражал крайнее осуждение. Он осуждал и
