— Ты знаешь мнение солдат, Фимбрия, — сурово заявил Носач, — иначе никогда не затеял бы свершенное. Хочешь, чтобы я высказался при этих юнцах? Хорошо. Солдаты предпочитают тебя. Ты в деле проверенный. Солдатам не нравится, когда тупоголовый сенатор, торопящийся за венками и триумфами топит их в шторм при переправе в Грецию, когда можно было подождать месяц до ровной погоды. Солдатам не нравится, что он, прослышав про победу Суллы под Херонеей, вместо того, чтобы воодушевиться и навалиться на Митридата, нагадил под себя и забыл, зачем его сюда посылали. Ты удовлетворен? Солдаты собираются воевать с понтийцами и поиметь на этом деле добычу. С Суллой я предпочел бы разбираться потом. Кстати, про сопляков... Ты тут много разных слов сказал... Не знаю, что у тебя там случилось с Младшим, — Носач усмехнулся, — не мое это дело, но тебе следует помнить, что его здесь поддерживают многие. Да что там, все мы тут за Младшего. Хотя, даже я признаю, что Марий-старший, незадолго до того, как отправился к Плутону, крепко тронулся умом. И натворил разных дел...
Префект недовольно поджал губы, но ничего не возразил.
— Собственно, нам ничего другого не остается сейчас, — вставил Север. — Не вижу вариантов. Командуй, Гай Флавий. Легат.
Фимбрия молчал минуту, затем расправил плечи и, повысив голос сказал:
— Все планы остаются прежними, только на месте мы больше топтаться не будем, а начнем действовать стремительно. Мы потеряли массу времени из-за лопоухого ублюдка[5]. Главная цель — Митридат. С Суллой будем разбираться потом. Продолжать переправу. Все команды выполнять бегом!
Север, а затем и остальные вскинули правые руки в салюте, повернулись.
— Север, останься, — Фимбрия сел за стол, принадлежавший ранее консулу, — Сергий, ты тоже задержись.
Когда все, кроме названных, вышли прочь, новоиспеченный легат объявил:
— Север, я назначаю тебя префектом конницы. Сергий, организуй вербовщиков здесь, в Халкедоне. Только сам, я не доверяю этому барану квестору. Нам нужно усилить вспомогательную кавалерию. Ее я тоже отдам под начало Севера.
— Пустая трата денег, — недовольно заявил примипил, — лишние хлопоты о фураже, да гречишки и не умеют толком воевать верхом. Больше бесполезного народу — не значит сильнее армия.
— Меня твое мнение не интересует, Сергий. Выполняй приказ. Свободен.
Носач отсалютовал без особого энтузиазма и, выходя прочь из палатки, недовольно проворчал:
— Лошадник...
Север остался наедине с легатом. Назначение его не обескуражило, но удивило.
— А как же Азиний? Я думал, раз он твой заместитель, то...
— Азиний выслужился из низов, лихо дерется в конном строю, но этого мало. Мне нужен человек, который понимает, что конницу можно использовать не только для разведки. Я дважды слышал про твою атаку под Термесом. От одного декуриона, а потом и от самого Дидия. Читал про Александра?
— Попадалось кое-что, — кивнул Квинт, — как раз там в Испании. Какой-то кусок из Птолемея, без начала и конца.
— Это хорошо, что читал. А еще лучше, что сообразил, как применить на деле. Я с восемнадцати лет служу в кавалерии, Север, еще Югуртинскую войну застал. Сейчас тяжело найти опытного командира, соображающего, как правильно руководить конницей. Говорят, все от того, что Ганнибал повыбил всех способных из числа нобилей. Чепуха все это. Больше ста лет прошло, как будто новых воспитать не могли...
— Может он и воспитателей повыбил, — усмехнулся Квинт.
— Чушь. Не забивай себе голову подобной ерундой. Конница на поле боя может творить чудеса, дураки не понимают. Возьми любого из этих сопляков, — легат невнятно мотнул головой в сторону, но Квинт и без уточнения догадался, что речь идет о молодых трибунах, — с лошади не падают и то хорошо... А ведь все они всадники. Раньше в кавалерии служить за честь почиталось, потому что не каждый мог, а теперь деньжат скопил, на тебе кольцо на палец — всадник. Сколько, интересно, в Городе всадников? Тысяч сто? Или больше? А половина лошадей-то имеет только чтоб в телегу запрягать.
— Мой отец, — сказал Север, — подтвердил ценз всадника, когда мне исполнилось семнадцать. Благодаря этому я через год избрался в трибуны. А иначе вступил бы в легионы рядовым.
— Остается только порадоваться за твоего уважаемого батюшку. Север, конница Митридата превосходит нашу количественно и качественно, но упрямые индюки вроде Носача ее недооценивают. Три наших армии Митридат уже разбил. Три, Север!
— Сулла взял Афины и победил под Херонеей, — спокойно ответил Квинт, — без превосходства в коннице.
— Сулла... — оскалился Фимбрия, — пусть Сулла бьет понтийцев там, в Греции. Войну можно выиграть только здесь, в Азии. Только здесь, Север, где средоточие мощи Митридата! Тому, кто одержит победу здесь, вся слава и достанется. А Сулла пусть возьмет хоть сто Афин.
— Ищешь славы победителя Митридата, Гай Флавий? — прищурился Север.
Фимбрия внимательно посмотрел ему в глаза.
— А чего ищешь ты?
— Я? — Квинт помедлил с ответом, подбирая слова, но повисшая пауза истолковалась легатом по- своему и он добавил:
— Эти легионы собрали с трудом, вербовщики по большей части впустую намозолили языки, суля золотые горы добычи. А все Сулла. Он, как меч над шеей Рима, его боятся больше, чем понтийского царя. И тут возникает Квинт Север, доброволец, который горит желанием отправиться в поход. На кого, на Митридата? Оказывается, вовсе нет.
— Ты мысли читаешь, легат? — поднял бровь Квинт, — я никому...
— Мысли, похоже, у нас умеет читать Серторий.
— А-а. Нет, он не умеет. Тут все гораздо проще. Мы с ним хорошо знакомы еще с Испании. Оба служили под началом Тита Дидия, когда он воевал с кельтиберами. Я совсем еще мальчишка, только что был избран в трибуны, все удивлялся, как мне это удалось, — Квинт усмехнулся, — у отца нет лишних денег на покупку голосов...
— Ты стал клиентом Дидия? — перебил Фимбрия.
— Нет. Им стал Серторий, мы же оба провинциалы, но он сильнее хотел продвинуться, искал влиятельного покровителя. Я не столь амбициозен. Поэтому до сих пор сам по себе.
— Продолжай.
— Ну, — Квинт поскреб подбородок, заросший трехдневной чуть рыжеватой щетиной, — война протекала удачно, Дидий получил триумф. А потом... Мы снова встретились в Союзническую. В Самнии, у меня на родине...
Квинт замолчал, разглядывая шлем легата, лежавший на столе. Фимбрия тоже не говорил ни слова, внимательно изучая лицо Севера, на котором, как на листе папируса читались тяжелые воспоминания.
— Серторий знает — я сделаю все, чтобы предотвратить гражданскую войну. Поэтому он и написал мне то письмо, — трибун поднял глаза на легата, — заморские цари, они где-то далеко, Гай Флавий, мне нет до них дела. Но война на родине... Как вспомню...
...Десять миль и он увидит отца с братьями, обнимет мать. Десять миль верхом — ничто. На коня и вскачь. Сердце успокоить. Назовут дезертиром... Да плевать, пусть назовут, пусть отдают под суд! Если и там такое... В груди бьет молот. Не кузнечный, кузнец не сможет так часто.
Он сердито трет глаза, украдкой, чтобы не видели солдаты. А впрочем, если увидят, решат — от дыма слезятся. Здесь все в дыму, не мудрено. Им ведь не узнать, что четыре года назад Инстей Айсо, самнит, прислал Марку Северу-старшему бочку старого вина в подарок на праздник Конкордии. И они все вместе пили это вино в честь согласия и доброго соседства, а потом поехали к нему в гости. У него самые лучшие виноградники в округе. Были — это они сейчас дымят в миле к северу, на склоне горы... Что за дело солдатам до какого-там Инстея Айсо, самнита, мертвого, как обугленные ворота его собственного дома, на которых он висит, прибитый за руки гвоздями.
— Кто?
— Из наших-то? — переспрашивает солдат.
