— Читал?
— Я не читаю чужих писем.
— Зря. Так однажды привезешь приказ о собственной казни. Собственно, ты как раз этим и занимался. Почти.
— Вот как? Не думаю, что мой командир желал мне смерти таким диким способом. Или каким-то другим.
— Твой командир, Фимбрия, послал тебя во вражеский стан и ты наивно полагаешь, что тебя там встретят с распростертыми объятьями?
Лицо Севера вытянулось от изумления.
— Во вражеский стан? Мне было приказано разыскать тебя, легат Лициний и передать...
— Ты дурачок или прикидываешься? — спросил Лукулл, пристально глядя в глаза Северу.
Квинт заткнулся. Помолчав, он сквозь сжатые зубы прошипел:
— Вот оно что... И кто же для вас больший враг? Митридат или марианцы?
— Сам посуди. Митридат всего лишь заморский царек, каких немало. Все эти митридаты, никомеды, птолемеи, тиграны и прочие — всего лишь внешние раздражители, вроде комаров. Кусают, досаждают, мы отмахиваемся, иной раз кого прихлопнем. Обычное дело. А есть опасность пострашнее. От нее гниет и смердит тело. Это болезнь. Она гложет, жрет изнутри, невидима. Она может дремать годами, а потом убить человека за полдня. Комара несложно убить. Даже волка, один на один, повозившись, можно. Гниению плоти противостоять куда сложнее.
— И такой болезнью вы считаете марианцев? — протянул Север, — а кем вас считают те, кто сейчас в Риме? Цинна и прочие?
— Мне как-то все равно. А вот для тебя, трибун, куда важнее беспокоиться о том, кем тебя считают здесь.
— Интересно. Вообще-то я посол. Даже если вы считаете меня послом врага, то священное звание посла не дает вам права...
— Звание посла ничего не значит.
— Даже так? То есть ты, Лициний Лукулл, наплюешь на обычаи, чтимые всеми народами, и казнишь посла?
— Не посла. Мятежника. Никак не вражеского посла, казнить коего не в моей компетенции.
— А в чьей же? Суллы?
— Сулла вполне способен прикончить посла, если будет не в настроении.
Квинт начал осознавать свое положение, и сердце его застучало чаще. Помолчав немного, он прошептал:
— Не хотел бы я служить под началом столь бесчестного человека.
— Да ну? — усмехнулся легат, — а сейчас ты кому служишь? Твой разговорчивый тессерарий рассказал так много интересного про доблестного гонителя Митридата, Гая нашего Флавия и его подвиги. А ваш разлюбезный Марий, спятивший дохлый упырь...
— Будем меряться трупами? — огрызнулся Север, — их с обеих сторон хватает.
— Я твое имя, трибун, раньше не слышал, полагаю, твой род не слишком известен. Твои родные живут в Риме?
— В Самнии.
— Значит, во время резни они не пострадали. А головы кое-кого из моих родных и немалого числа друзей выставлялись на Форуме на потеху плебса. Скажи мне, я должен помогать Фимбрии? Тому, кто так прославился при взятии Рима Марием. Тому, кто убил консула, пусть мы и не признавали тюфяка Флакка таковым. Тому, кто спалил римский город Пергам...
— Пергам был захвачен Митридатом и освобожден нами! — возмутился Север.
— Римский город Пергам сжег мятежник Фимбрия, который еще ответит за свои преступления, когда мы до него доберемся.
— Говоришь, должен ли ты помогать Фимбрии? — процедил Север, — Митридат вырезал восемьдесят тысяч римлян. И не воинов, а стариков, женщин и детей! И вдвое большее число рабов. Вот кто должен понести кару! И ты, Лукулл, можешь стать мечом правосудия, но вместо этого строишь из себя обиженного. Тебе протягивают руку, но ты в гордыне отталкиваешь ее. Ты прав, я совсем не знатен. В восемнадцать лет я каким-то чудом был избран в трибуны, ибо мой отец не имеет лишнего сестерция на подкуп таких, как ты, которые сидят на денежных мешках и вертят государством, как собственной блудливой задницей, теша свое честолюбие. Я присоединился к марианцам, поскольку так было легче всего, иначе быть мне простым легионером. Но я пошел бы под знамя Орла и рядовым, ибо хочу служить на пользу государству. Не Марию и Сулле, а государству! И воевать за Рим, а не за Мария! Против врагов Рима!
Лукулл внимательно выслушал пламенную тираду трибуна и сказал:
— Хорошо говоришь. Конечно, стоит подтянуть риторику, но все это легко осуществимо, ведь даже великий Демосфен был в молодости косноязычен. Учить, развлекать или побуждать — цель любой речи. Определенно, у тебя природный талант к последнему. Ты можешь зажигать людей, побуждать их к действию. Если бы тебя послушали некоторые из моих людей, они уже стучали бы мечами об щиты, а Митридат немедленно нагадил бы под себя. Из таких, как ты, выходят вожди. Ты хочешь служить государству. А какое оно в твоем представлении, правильное государство?
— Власть народа.
Лукулл усмехнулся.
— Мы стоим на шатком мосту над пропастью. Ветер, что раскачивает его, стремясь сбросить нас в бездну — Митридат. Будем стоять, он добьется своей цели. В борьбе с ним нам нужно двигаться. Куда? Назад, откуда пришли? Людей на мосту слишком много. Задним не понять страхи и колебания передних. Задние напирают, как убедишь их повернуть? Возникнет давка, свалка, а мост легок и непрочен, многие полетят вниз. Мы толпой вбежали на него, толкаясь локтями, всякий норовил пролезть первым. Сто человек — сто мнений, вот твоя республика, власть народа. И кого ты послушаешь в толпе, этом слепом неповоротливом звере, что теряя свою плоть, топчется над бездной? Здесь можно идти только вперед, друг за другом. Иного пути нет.
— Идти за кем-то одним, — нагнул голову Квинт.
— Именно.
— Сдается мне, Сулле очень нравится на Востоке, — сказал Север, — полагаю, побеждая Митридата, он уже десять раз позавидовал ему черной завистью. Интересно, он уже катает языком по зубам слово 'царь'?
Лукулл хмыкнул.
— А вот это не твоего ума дело. Ну, хватит пустопорожних разговоров. Не время и не место для состязаний в красноречии. Я свое слово сказал, и планы менять не намерен. Флот пробудет на Косе еще два дня, а затем мы двинемся к проливам.
— Ты дашь мне судно, чтобы я мог вернуться к Фимбрии? — спросил помрачневший Север.
— У меня нет лишних кораблей для удовлетворения бессмысленных прихотей мятежников.
— Хорошо, доберемся сами, только верни нам наше оружие и деньги.
— Кто тебе сказал, мой наивный друг, что ты вернешься к Фимбрии? Ты и твои люди задержаны, как мятежники и враги римского народа.
Север скрипнул зубами.
— Твою судьбу решит Сулла. Но ты мне симпатичен, трибун. Ты не слишком искушен в вопросах политики, но умен, изобретателен и смел. Мне нужны такие люди. Я собираюсь сразиться с Неоптолемом. Ты хочешь драться с понтийцами? Я тебе предоставлю такую возможность. Пользуйся полной свободой в пределах расположения флота. Ведь тебе же, по твоим словам, все равно, под чьим Орлом бить понтийцев? Лишь бы это был Орел?
— Да, — медленно проговорил Север, пытаясь осмыслить произошедшее, — лишь бы это был Орел...
Глава 13
