'Нужно будет, возьму гемиолию...'
Вот так вот просто.
Истину говорят из века в век: 'Тот, кто бороздит море, вступает в союз со счастьем. Он жнет, не сея, ибо море есть поле надежды'.
До последнего Дракил надеялся. Считал, прикидывал, думал. Вслушивался в разговоры. Слова бросал, как ему казалось, нужные. А у причала Питаны все надежды пошли прахом. Не по зубам орешек оказался. В Лаврионе Эвдор казался ему проходимцем из совсем захудалых, даром, что крепок телесно. Оборванец, простак, при знакомстве представившийся, как Эвдор-Ниоткуда. Поначалу Дракил, чувствуя себя стоящим выше в иерархии Псов, по разбойной привычке силился придумать Эвдору кликуху. Ничего не липло. Ну как могло случиться, что этот простак так возвысится? Совсем недавно Аристид проболтался, что в Патаре на сходке вождей Эвдор ничего не возразил Мономаху, когда тот звал его 'Мышеловом'. Отчего у вожака такое прозванье, Аристид не объяснил, но каким же было удивление Дракила, когда один из царевых людей на пирсе Питаны приветствовал кормчего 'Меланиппы', этим прозвищем. И вовсе даже не обидным тоном. Да еще сцепил с ним предплечья и чуть ли не облобызал. Тут критянин окончательно понял, что ставка его не сыграла.
Эвдор сразу куда-то исчез вместе со встречавшими его вельможами. Перекинулся парой слов с Аристидом и удалился. В тот день пираты его больше не видели. Дракил для затравки высказал предположение, что вожак, поди уже, неудобно ерзает на остром колу. Шутке посмеялись, а Аристид весело скалясь, хлопнул Дракила по плечу и сообщил, что он, критянин, дурак, и шутки у него дурацкие. Они вели себя, словно что-то знали такое, чего не знал Дракил. Ну, Пьяница может и был осведомлен больше других, но остальные-то откуда? Критянин, лелея перемену власти, держал ухо востро, но ни с кем, кроме как с Аристидом, Эвдор не шептался. Измучившись предположениями, Дракил напрямую спросил у Койона, куда подевался вожак. 'Понятия не имею', — ответствовал Койон и глаза у него при этом были честные- честные. 'Вегно, к бадшим дачадникаб побёг' — предположил Гундосый. '...' — пожал плечами Залдас.
Флот Мономаха появился спустя день, после прибытия в Питану 'Меланиппы'. По такому случаю весь город бурно ликовал, славил Эргина, сам царь появился на пристани и лично приветствовал пиратского наварха. Эвдора на этом фоне забыли моментально.
Команда 'Меланиппы' не скучала, отыскивала среди вновь прибывших многочисленных знакомцев и зависала с ними в портовых кабаках, хозяева которых по случаю снятия осады (хотя осаду, на самом деле, никто еще не снял) гостеприимно распахнули двери.
Эвдор появился под вечер. Плечи его покрывала синяя шерстяная хламида, в складках которой при ходьбе поблескивала позолоченной отделкой перевязь с мечом. Оба запястья украшали тяжелые золотые браслеты, а коротко стриженую голову плотно обтягивал черный платок.
— Ты только погляди! — восхитился пьяный Койон так сильно, что не удержал равновесие и, завалившись назад, ткнулся затылком в пирата, сидящего на соседней лавке,
На него недовольно заворчали и бесцеремонно вернули в исходное состояние, отчего Койон ткнулся лбом об столешницу.
— Гудите? — поинтересовался вожак, — насилу вас нашел. Где Аристид? Опять по бабам побежал?
— Здесь собралось слишком много мужей, — раздался голос из-за соседнего стола, — я брезгую.
— Вот ты где, — Эвдор нашарил глазами товарища, — вставай, пошли, у нас дело есть. Надеюсь, ты еще в состоянии держаться на ногах?
— Ты говоришь обидно, Эвдор, ты же знаешь...
— Знаю-знаю. Пошли.
Эвдор вытащил из-под плаща увесистый кожаный мешочек, подбросил его, прикидывая вес и громогласно объявил:
— Братья! Боги благословили сегодняшний день! Выпейте за мое здоровье и мою удачу! Я угощаю! — с этими словами он высыпал содержимое на стол.
Новенькие тетрадрахмы заплясали по засаленным доскам.
Кабак взревел многоголосым хором.
— Да здравствует Эвдор!
— Славься, сильномогучий Эвдор!
— ...а это кто такой?
Когда они протолкались на улицу, Аристид поинтересовался:
— Я смотрю, ты внезапно разбогател? Откуда это все? Уж не царь ли одарил? Будто это ты привел шесть десятков кораблей, а не одну единственную утлую скорлупку.
— Царь — не царь. Не важно. Есть подле царя кое-какие уважаемые люди.
— Куда мы идем, да еще в такой спешке.
— В похожее заведение, 'Сломанный трезубец'. Там нас ждут. А спешка... Времени у нас мало, Аристид. Вот все наши пьют, ты пьешь, Полиад пьет, а Эргин с Угольком не пьют. Их шторм изрядно потрепал, но они своим людям передыху не дали. Царевы войска уже грузятся на корабли. Я думаю, сам царь со свитой в первых рядах. Может, отплыл уже.
— Куда?
— Не куда, а откуда. Город, вообще-то валом обнесен, за которым римляне сидят, если ты забыл.
— Ну и сидят. Вчера сидели, и завтра сидеть будут. Видать про драку у них кишка тонка. Куда спешить- то?
— То-то эти, с тонкой кишкой, Пергам по кирпичику разобрали... Ты помнишь того 'финикийца', из-за которого тебе пришлось искупаться? На нем ехал один храбрый римский трибун. Не припоминаешь? А куда он ехал? Ты уверен, что поутру горизонт не будет укрыт лукулловыми парусами? 'Финикийца' мы упустили.
— Значит надо и нам рвать когти, зачем же ты меня тащишь в какой-то кабак?
— Затем, мой друг, Эномай, что я не киник и бочкой не удовольствуюсь [89]. Много мы навоюем на 'Меланиппе'?
— За царя? Немного.
— Да хоть и за себя. Да, немного.
— Что, есть варианты? — оживился Аристид.
— Есть, пьянчуга, есть.
Этим 'вариантом' оказалась гемиолия с именем, милым всякому Псу — 'Актеон'[90]. Командовал и владел ею пират Менесфей Златоуст, а правой рукой при нем состоял его двоюродный брат Идай. Братья были пиратами из бедных и кормились объедками от стола Мономаха. Оба славились невероятной драчливостью и фатальной невезучестью. Рыскали по морю бездумно, кидались без разбору на кого попало. Что ни бой, то треть команды в покойниках. Когда Псы подметили данную закономерность, число желающих наняться к братьям резко поубавилось. В результате их корабль, 'Актеон', шестидесятивесельная гемиолия, обеспечивался гребцами, хорошо если наполовину. А для палубной драки народу совсем недоставало. Вот братья и прозябали на подхвате у Эргина.
Многих удивляло то, что при таком раскладе Мономах или кто другой не присвоят себе замечательное, добротное судно, каковым являлся 'Актеон' — недешевая собственность, явно не по удаче братьев. Объяснением служила крайняя агрессивность Менесфея с Идаем. Оба брата прекрасно владели оружием, вокруг них сплотилась горстка сторонников, им под стать, связываться с которой, несмотря на ее малочисленность, не рисковал никто. Не жаждали Псы приобрести корабль ценой пирровой победы.
'Актеон' был построен три года назад пиратом Гликоном. Вернее, 'построен пиратом' — слишком сильно сказано. Строился-то он на Галикарнасских верфях совсем не для пиратских нужд. Заложили его, как триеру, а Гликон, в море пират, а в городе — уважаемый всеми состоятельный гражданин из известного рода, сразу же положил на него глаз. Со всеми городскими 'отцами' он в дружбе. Одному подарок, другому симпосион — и на триере исчезает верхний ряд весел, средний ряд укорачивается наполовину. Вот и нет никакой триеры. А это не гемиолия часом, столь любимая пиратами, на верфи стоит? Где? Эта что-ли? Да нет, окститесь, граждане, это просто триера недостроенная. Так на воду и спустили недостроенную триеру, а потом она вообще куда-то исчезла. Corruptio, как говорят римляне.
Собственно, не первый случай. Вообще немалая часть пиратского флота из века в век строилась
