Подобные мысли были в новинку для Севера. Он — отпрыск не слишком богатого семейства, к нему не приставляли в учителя образованных рабов, а большую часть времени Квинт проводил в компании Стакира. Скиф, при всех его талантах, высокими материями не увлекался. Впервые список жизнеописания Александра на каком-то выцветшем папирусе, в оригинале составленный, кажется, самим Птолемеем, попался Квинту во время службы под началом Дидия. В первую очередь юный трибун заинтересовался, конечно, описанием походов и битв, но было там еще кое-что. Что-то, заставившее задуматься.
Здесь, на Востоке, самым большим удивлением, даже потрясением, стало то, что он, римлянин, с детства обучившийся греческому языку, понимал всех. В городах Вифинии, в порту Фокеи, любой чужестранец, одетый необычно, говорил по-гречески. Это поистине всемирный язык. Квинт путешествовал на борту финикийского гаула, подвергся нападению киликийских пиратов, а теперь ступает на борт египетской пентеры с командой, состоящей из египтян. И все эти люди, как он мог убедиться, были весьма условными финикийцами, киликийцами и египтянами. При всей этой удивительной общности, деление на 'наших' и 'не наших' представало чем-то донельзя искусственным. А вот кто органично смотрелся по ту сторону границы 'наших', так это римляне, отряды которых Лукулл разместил на всех египетских кораблях. Собственных людей у легата не больше трех сотен, а то бы он отрядил их и в команды родоссцев с критянами. Не доверяет союзникам Луций наш Лициний.
Приятной неожиданностью стала встреча на борту 'Трех Харит' с Барбатом и еще одним легионером, Титом Милоном, по прозвищу Лапа. Подбирая сопровождение для посла, Сергий Назика выделял ребят крепких, под стать этому Лапе с его геракловыми ручищами, но если на 'Любимце Астарты' Милон особенно не выделялся, то здесь был, как титан посреди карликов.
Тессерарий весело подмигнул Квинту:
— Что, командир, провалились мы?
— Выходит так.
— Ничего, еще поживем.
— Поживем, Луций.
Впервые оказавшись на военном корабле таких размеров, Квинт был поистине впечатлен. Немаленький гаул казался теперь скорлупкой. А ведь пентера — не самый большой корабль из ныне существующих, и уж ни в какое сравнение не идет с гигантами Деметрия Полиоркета и Птолемея IV. Еще больший восторг вызвало зрелище выхода союзного флота в море. Север уже видел большие скопления кораблей при переправах в Грецию и Азию, но то были транспортники, а здесь, куда ни кинь взгляд, воды не видно от триер и пентер. Восемьдесят кораблей.
У входа в Геллеспонт флот изготовился к бою. Египетская эскадра шла правильным клином 'Три Хариты' располагались довольно близко к его острию. На правом траверсе — пентеры 'Ганимед', 'Прекрасная'. Далее флагман — 'Птолемаида'. По левому борту шла пентера 'Рог Аписа', а чуть сзади держались триеры 'Атропа' и 'Чайка'. Моряки сосредоточены, даже напряжены. Всезнающий Барбат, который не стеснялся расспрашивать всех обо всем, подсказал Квинту, что египтяне последние десятилетия сражались на море лишь с пиратами, часть из которых сейчас, союзники, довольно беспорядочно расположились на левом фланге. Флот Митридата же на море господствует. Не мудрено, что все его боятся. 'Вернее, опасаются', — поправился Луций.
Когда на башне соседнего 'Ганимеда' появился красный щит, пошло движение.
— Совсем близко понтийцы, видать, — прокомментировал Барбат, — за мысом. Скоро начнется.
Забегали моряки, расставляя возле рессорных стрелометов-эвтитонов здоровенные стрелы — каждая чуть короче римского пилума. Север заметил, что они снабжены медными трубками с торчащими наружу промасленными жгутами.
— Там внутри что? — спросил префект одного из матросов.
— Нефть, — коротко ответил тот, не вдаваясь в подробности.
— Это горючее земляное масло, — пояснил тессерарий, — я узнавал. Вот этот фитиль поджигают, а целятся так, чтобы стрела по дуге в палубу попала. Тогда урону больше. Масло из трубки разливается и вспыхивает.
Закурились жаровни. Египтяне-эпибаты и римляне облачились в доспехи. Северу выдали кривой меч- копис, простой конический шлем и льняной панцирь, в который трибун, не имеющий навыка, завернулся не без труда.
Север почувствовал, что темп гребли понизился, а потом и вовсе прозвучала команда сушить весла. Критяне на левом фланге, напротив, резко ускорились и, оторвавшись от египтян, начали огибать мыс. Довольно продолжительное время ничего не происходило. Моряки всматривались вдаль, молчали. Наконец, оттуда, из-за мыса, донесся едва различимый треск. За ним последовали крики. Все эти звуки столь слабы, что в иной ситуации не смогли бы перекрыть сухое потрескивание углей в жаровнях и скрип корабельных снастей, но сейчас, а атмосфере напряженного ожидания, они грянули, подобно грозовому раскату.
— Ну, понеслось, — объявил Барбат.
Опыт морского сражения, которым обладал Север, не мог раскрыть ему всю картину того, что творилось за мысом. Треск и крики усиливались. К сигнальному дымку на мысе добавились еще дымы, густые, черные.
— Хорошо смолистое дерево горит, — заметил Милон.
Сражение шло, а на египетских кораблях время словно остановилось. Север заметил, что лежащие в дрейфе пентеры, как будто, немного сносит назад.
'Чего мы ждем?'
Из-за мыса показались корабли. Одна гемиолия, другая, келеты, моноксилы. Кто-то из египтян с досады крякнул:
— Уже бегут, ублюдки.
— Разбойные, что с них взять. Жареным запахло, вот и драпанули.
— А мы-то чего медлим? Надо всем навалиться!
'Он заманивает их в ловушку', — подумал Север, имея в виду Лукулла, — 'это притворное бегство'.
Корабли пиратов слепо шли прямо на египтян.
— Столкнемся же! — воскликнул Милон, крепко схватившись за борт, аж пальцы побелели.
'Отвернут. Это ловушка. Они скрывают нас от понтийцев', — Север чувствовал, как кровь побежала по жилам быстрее.
Лопасти весел пентеры с громким всплеском опустились в воду. Квинт ощутил легкий толчок, сопровождаемый слитным выдохом трехсот глоток: 'Ха-ай!' Деревянные колотушки принялись отбивать неспешный ритм. Слева по борту, с 'Рога Аписа' почти точно в такт доносился свист флейты.
'Р-раз!'
Сто двадцать весел поднялись вперед и вверх, как копья фаланги. Ни одно не пошло криво, выученные гребцы могли поспорить с лучшими геометрами в изображении параллельных линий.
'Два!'
Весла опустились.
'Ха-ай!'
Новый толчок. По обоим бортам в воде возникают цепочки стремительных вертунов, сопровождающих бросок пентеры. А келевст не унимается и бьет все быстрее:
'Р-раз!' — подхватывают пентеконтархи.
'Два!' — копья эпибатов стучат по палубе. Нет сил стоять неподвижно, так и хочется поддержать, отбить нарастающий ритм, принять участие в пробуждении мощи хищного морского чудовища, в которое стремительно превращается пентера.
'Р-раз!' — струи воды дождем льются с поднятых весел.
'Два!' — вода бурлит, мириады брызг на мгновения рождают в воздухе соленый туман.
'Р-раз!'
'Два!'
'Ганимед' чуть вырывается вперед, 'Рог Аписа', напротив, отстает. На встречной гемиолии весла бьют вразнобой, оно и понятно, откуда бы у разбойных взялась такая выучка.
'Р-раз!'