которая без всякого умысла разбивает мужские сердца. И женские, впрочем, тоже...
— Я любила Мориса, — наконец заговорила Софи. В её голосе была такая искренность, которую невозможно подделать. Она не пыталась убедить меня и не оправдывалась, а просто констатировала это, как бесспорный факт. — Но Морис не верил в мои чувства. Он не верил, когда я говорила, что люблю его. Я всеми силами старалась доказать ему свою любовь, но он всё равно не верил. Он вбил себе в голову, что я только покоряюсь ему, а сама втайне мечтаю избавиться от него. Возможно, со стороны это так и выглядело, но... Вы ничего не знаете о моём прошлом?
— Кое-что знаю, — ответил я. — В общих чертах.
— Фактически я была рабыней, — продолжала Софи, — хоть и жила в роскоши. Морис купил мне свободу, но тогда я этого не понимала. Я считала его своим новым хозяином, — она грустно усмехнулась, — хозяином моей мечты. Хозяином, которого я любила не в силу долга, а по велению сердца. Морис не уставал твердить мне, что я свободна, и в теории я это знала. Но на практике... Только позже я начала осознавать, что свобода — нечто большее, чем возможность выбирать себе хозяина. И даже большее, чем просто быть хозяином себе. Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к свободе, научиться жить без хозяина, обрести самостоятельность — но Морис не хотел этого понять. Он полагал, что достаточно освободить раба, и тот сразу станет свободным человеком.
— А как же ваш... — я с опозданием прикусил язык.
— Что «мой»?
Я растерялся. Надо было срочно что-то придумать, но, как на зло, мои мысли зациклились на одном вопросе, и ничего путного, кроме нелепых отговорок, в голову не приходило. Софи сразу почувствует фальшь...
«Ну и чёрт с ним, — в конце концов решил я. — С какой это стати я должен деликатничать?»
— Мне говорили, — осторожно начал я, — что по пути на Землю вы... э-э... у вас начался роман с одним человеком, другом Мориса. Не знаю, насколько это соответствует действительности, но... мне так говорили.
Софи потупила глаза и густо покраснела. Видя её смущение, я тут же пожалел, что не прибегнул к одной из тех нелепых отговорок, которые лезли мне в голову.
— Вас не совсем точно информировали, — сказала она, не поднимая взгляда. — Или вы неверно поняли. То был не друг, а
— Подруга?! — ошарашено переспросил я.
— Да, — кивнула Софи. — Она была без памяти влюблена в Мориса и страшно ревновала. Я хотела успокоить её, мне казалось, что мы и втроём сможем неплохо поладить — ведь на Новой Персии многожёнство в порядке вещей. Алине, подруге Мориса, понравилось со мной, я думала, что всё идёт хорошо, и лишь потом, значительно позже, поняла свою ошибку.
— Стало быть, Морис решил, что вы... ну, эта...
— Нет, хотя в некотором смысле я «эта». На Новой Персии и «это» в порядке вещей, особенно в таких больших гаремах, как тот, где я воспитывалась. — Софи подняла на меня взгляд, в котором, наряду со смущением, был вызов и была насмешка. — Имейте «это» в виду, если вздумаете приударить за мной... А что касается Мориса, то он истолковал моё поведение, как молчаливый протест. И ещё Морис решил, что я придерживаю Алину в надежде, что он снова вернётся к ней, а меня оставит в покое.
— Вы так и не уладили ваши недоразумения?
— Не успели. Тогда я понятия не имела, что делаю всё не так. А Морис молчал, поскольку был уверен, что я выхожу за него против собственной воли, из одного чувства благодарности за своё освобождение. — Она коротко рассмеялась, как я подозреваю, чтобы подавить всхлипыванье. — Бедняга так и умер, считая себя подлецом... Если бы можно было повернуть время вспять!..
«В твоём случае можно, — без особого энтузиазма подумал я. — Если не повернуть время вспять, то исправить былые ошибки...»
Между тем Софи легко вскочила с кресла (её слабость, отчасти развязавшая ей язык, видимо, уже миновала) и подошла к дивану, где лежали сумки с моими и Мориса вещами. Разумеется, её внимание в первую очередь привлекла Грейндал.
— Вот это да! — сказала она, взяв шпагу в руки. — Какая тяжёлая! Небось настоящая, боевая, не из тех бутафорий, с которыми щеголяют придворные олухи в Версале. Ваша, не так ли?
— Фамильная реликвия, — ответил я.
Софи стояла, повернувшись ко мне боком, и я откровенно любовался её изящным профилем. Предупреждение, что она немножко «эта» нисколько не отпугнуло меня. Общаясь с крошкой Ди и Браном Эриксоном, которые на все сто процентов «эти», я убедился, что «эти» — такие же люди, разве что со странностями. Ну а «немножко», тем более у женщин, вообще не считается.
Ещё я думал о том, что в самом начале свалял дурака. Нужно было сразу, как только Софи представилась, сказать: «Очень мило, мадам. Кстати, вы всего лишь на пять минут разминулись со своим мужем»... Впрочем, боюсь, и тогда было поздно. Анализируя свои чувства, я пришёл к выводу, что втрескался ещё в невесту на экране, которая раздевалась перед зеркалом в брачных покоях. Или, самое позднее, это случилось, когда она переступила порог дома в своей лёгкой курточке, припорошенной снегом, обворожительно улыбнулась и произнесла со своим дивным акцентом: «Bonsoir, monsieur»...
Набравшись мужества, я встал с кресла и твёрдо заговорил:
— Софи, пожалуйста, исполните одну мою просьбу, какой бы странной она вам ни показалась.
Озадаченная моим тоном, Софи положила на прежнее место шпагу и повернулась ко мне.
— Смотря какая будет просьба, — заметила она. — Если вы предложите переспать, то... Хотя нет. Эта просьба не показалась бы мне странной. Нахальной — да. Но ни капельки не странной.
— Речь не об этом, — торопливо сказал я, но боюсь, что моё лицо выражало живейший интерес к затронутой теме.
— А о чём? Что я должна сделать?
— Немедленно садитесь в флайер и отправляйтесь к своему тестю. Он у себя на вилле, где-то в Монако. Знаете где?
— Знаю. Но...
— Никаких «но»! — Я резко, почти грубо, взял её за плечи. — Либо вы сейчас же улетаете, либо я за себя не отвечаю. Понятно?
Я отпустил Софи, и она испуганно попятилась. Похоже, мой взгляд был слегка жутковат — а может, и не слегка. Я сам далеко не был уверен, что это лишь пустая угроза. Сначала я собирался сообщить Софи, что Морис жив, но потом как представил, что она, после недоверчивых расспросов, станет радоваться у меня на глазах, да ещё от избытка счастья бросится мне на шею... вот тогда и озверел!
Я сделал шаг вперёд, Софи снова отступила.
— Хорошо, — сказала она. — Хорошо, сейчас я улетаю. Только сначала свяжусь с Франсуа...
— Свяжетесь в флайере! — рявкнул я и сделал ещё один шаг.
Софи вздохнула и взяла с кресла свою куртку.
— Ладно, договорились. — После секундных колебаний она робко подступила ко мне и чмокнула меня в щеку. — До свидания, Эрик Брендон. Извините, если я вас спровоцировала, но... Я ещё не сказала «нет».
И боясь, что её последние слова послужат для меня сигналом к действию, Софи быстро выбежала из холла. Затем громко хлопнула входная дверь.
Я наблюдал в окно, как Софи, надевая на ходу куртку, подошла к флайеру, немного постояла в нерешительности, потом оглянулась, увидела меня и помахала мне рукой. Впоследствии, вспоминая о ней, я часто представлял её именно такой — на освещённой посадочными огнями заснеженной площадке возле флайера, с поднятой в прощальном жесте рукой и с развевающимися на ветру волосами... Наконец Софи забралась внутрь, задвинула за собой прозрачную дверцу, затем флайер плавно поднялся и так же плавно устремился вдаль, пока не исчез в ночной мгле.
Прощай, Софи... До свидания. Ты разбила мне сердце и улетела к Морису, которого всё ещё любишь. Но у нас впереди долгая жизнь — ты даже не подозреваешь, насколько долгая. Когда-нибудь мы возобновим наш сегодняшний разговор. Но это будет нескоро. А пока прощай, Софи... До свидания.
Морис... Ты мне друг, но теперь ты мой соперник. Я не желаю тебе зла, живи долго и счастливо... если сможешь. У меня хватило порядочности не воспользоваться тем, что Софи считает тебя погибшим, однако я сильно сомневаюсь, что мне достанет благородства не вмешиваться в твою личную жизнь. Ты хороший парень, жена любит тебя, и мне трудно будет разрушить твой брак. Тем не менее я попытаюсь — хотя не уверен, что моя попытка не обернётся для всех нас троих мучительной пыткой. Извини, Морис...
Радка... Над нашей любовью с самого начала довлел рок. Против нас было всё — наша молодость, соперничество между нашими Домами, глупость твоего брата Зорана, самодурство твоего деда, моя гордыня. Смерть Ладислава сокрушила разделявшие нас преграды, но на их месте образовалась бездонная пропасть, а мы оказались по разные её стороны... Что ж, быть по тому. Извини, дорогая. Прости, если можешь. Прощай...
Я вздохнул, отошёл от окна и достал из кармана блокнот. Благодарение Митре, я не записал координаты этого мира, целиком полагаясь на свою память, а остальные заметки были вполне невинны по содержанию. Даже если деятели из Звёздной Палаты тщательно изучали мой блокнот в надежде обнаружить хоть что-то, проливающее свет на гибель Ладислава, вряд ли их заинтересовал внушительный перечень номерных банковских счетов или список членов правления какой-то там корпорации «Авалон». А если и заинтересовал, то откуда им знать, в котором из миров эти счета действительны, где искать тех самых членов правления и в каком именно Нью-Йорке проживает Антон Стоич.
Вот с этого самого Стоича я и решил начать. По всей видимости, как раз сейчас он готовится закрыть свой офис, предвкушая приятный вечер в кругу семьи, и не ожидает, что к концу рабочего дня к нему нагрянет личный представитель самого загадочного из его клиентов, Пита Мердока. Забудь, Антон, о приятном вечере — тебя ждут великие дела.
Я мельком взглянул в зеркало и подумал, что Стоич, небось, примет меня за одного из мальчиков Пита. Проклятый Кевин! Почему бы ему, разнообразия ради, хоть разок не притвориться нормальным человеком? Так нет же! Вестимо — извращенец...
*
В «домик в Альпах» я вернулся лишь на рассвете с приятным чувством хорошо выполненной работы. В правом кармане моего пиджака лежала пачка наличных на текущие расходы, а в новом бумажнике из натуральной крокодиловой кожи — десяток кредитных карточек на предъявителя. Кроме того, в токийском отделении Транснационального банка я при содействии Антона Стоича открыл счёт на имя Эрика Брендона, уроженца далёкой и экзотической планеты Лендлайт15. А вдобавок ко всему, на это же имя был задепонирован внушительный пакет акций разных компаний, которые Стоич скупил для Кевина, но ещё не успел оформить их на фиктивных держателей. Признаться, меня потрясли масштабы деятельности кузена — а ведь это была
