Разумеется, все это должно было возместить огромные затраты по постройке дома и пополнить доходы Клеопатры Ильиничны.
Сегодня это бывшее частное владение княжеской четы известно как «дом со львами». И не в последнюю очередь благодаря пушкинскому «Медному всаднику»: несчастный герой поэмы Евгений пытался спастись от наводнения, пристроившись на одном из мраморных львов, которых изваял знаменитый мастер Паоло Трискорни.
Интересную подробность, доступную только очень наблюдательному человеку, по поводу мраморных львов сообщает П.Я. Канн в книге «Прогулки по Петербургу».
«Заметим, – пишет он, – что это сторожевые львы. Лев, держащий лапу на шаре, должен все время быть в напряжении, иначе шар выскользнет... Внимательно осмотрев изваяние, мы заметим, что один лев бдительно несет свою службу – его лапа возложена на шар. А второй страж утратил бдительность, шар откатился, и лев подкатывает его на прежнее место».
Эта аллегория заставляет вспомнить о хозяевах: мраморный шар можно вернуть «на прежнее место», а вот с человеческими отношениями дело обстоит куда сложнее.
Роковые финансовые просчеты, в которых супруги как будто вступили в состязание друг с другом, неуклонно подводили их к печальному финалу. У них действительно все постоянно «выскальзывало» из рук. Клеопатра Ильинична, по характеру человек добродушный, пришла в неописуемую ярость, узнав, что в Киеве супруг не только проиграл большую сумму денег, но в уплату долга ушло ее имение в Подольской губернии.
Однако и она сама отличалась каким-то непостижимым умением терять одну жемчужину за другой из короны славных предков. Усадьбы Лобановых-Ростовских, расположенные в нескольких губерниях России, ничем не напоминали загородные дворянские жилища с их обязательным набором: парк, пруд и барский с почти непременными колонами дом. Нет, это были настоящие дворцы! И внутренняя обстановка тому соответствовала.
Но вот снова «выскользнуло» – Клеопатра Ильинична продает внучке «Пиковой дамы» Н.С. Голицыной великолепное черниговское имение Гринево, «где дом-дворец», как писали, «почти сколок с Царскосельского дворца», был подлинным музеем: тут находились громадная библиотека, постоянно пополняемая, в большом порядке содержавшийся семейный архив, прекрасные гобелены и картины, целая коллекция вывезенных из Италии этрусских ваз. Правда, Клеопатра Ильинична хотя бы их догадалась пожертвовать Обществу поощрения художников.
Можно лишь добавить, что эту черниговскую глушь украшало и великолепное здание церкви, построенной по чертежам Кваренги, коими петербургскими шедеврами мы любуемся по сию пору. В том же храме были четыре иконы, принадлежавшие кисти Ореста Кипренского.
...Несмотря на все прорухи, Клеопатра Ильинична с превеликой наивностью продолжала считать себя дельной хозяйкой и, как утверждали, самолично вела дела конторы по управлению «домом со львами» – ее последней надеждой хоть как-то свести концы с концами в своем бюджете. Но и этот первый пример домовладельческого бизнеса среди петербургской аристократии совершенно не оправдал себя.
Ссорясь и обвиняя во всех бедах друг друга, супруги Лобановы-Ростовские договорились обойтись без формального развода, но жить совершенно раздельно.
Князь тут же воспользовался предоставленной свободой. Как говорится, нет худа без добра: с оставшимися все еще немалыми средствами он устремился туда, где единственно и можно их потратить в свое удовольствие, – в Париж. Здесь ему предстояло провести несколько отнюдь не самых худших лет жизни.
Человеку размашистому, привыкшему обставлять свою жизнь по высшему разряду, Александру Яковлевичу были свойственны все сумасбродства и излишества исконно русского барина.
В 1821 году адрес роскошных апартаментов Лобанова-Ростовского становится известен во французской столице, и «весь Париж» у него обедает. Однако это лишь одна сторона медали.
В том же году Александр Яковлевич переводит на русский язык Евангелие от Матфея и молитвы, читаемые на Божественной литургии. Оба труда были напечатаны в одной из лучших типографий Парижа. Причем текст был набран особым шрифтом, придуманным самим князем.
За что бы ни брался этот, безусловно, разносторонне одаренный человек, все несло на себе печать особой элегантности, новизны и обширнейших знаний.
К примеру, Александру Яковлевичу, большому гурману и знатоку гастрономии, принадлежат два сборника разнообразных рецептов на французском языке – правда, они увидели свет без обозначения имени автора.
...С самого начала пребывания русского князя на берегах Сены просвещенные французы восприняли его не как прожигателя жизни, каких видели тут немало, а как человека, желающего трудиться с пользой не только для своего Отечества, но и для европейской культуры. Это не могло остаться незамеченным среди французской интеллектуальной элиты. За свои первые опубликованные труды, коллекционирование и описание разного рода документов, художественных находок, их атрибутирование Лобанов-Ростовский был избран членом парижского Общества библиофилов, в память чего получил специально выбитую медаль.
Между тем серьезные занятия, которые требовали сосредоточенности и уединения, мирно уживались с тем, что называлось «парижской жизнью». В апартаментах Лобанова-Ростовского можно было встретить представителей сословной элиты и богему, представленную самыми разными лицами: художников, поэтов, композиторов и, конечно, хорошеньких актрис – как же без них?
...Однажды князю пришла в голову мысль переместить всю эту шумную компанию подальше от столицы, начинавшей раздражать его своей сутолокой. Но куда? Перебрав пришедшие на память достойные места под Парижем, Александр Яковлевич вспомнил о замке французских королей – Фонтенбло. Кажется, это то, что надо, – Версаль просто юнец по сравнению с семисотлетним гнездом монархов благословенной Франции. Да и располагалось Фонтенбло всего-то в каких-нибудь сорока верстах от Парижа.
Отправившись поближе познакомиться с облюбованным приютом на ближайшие годы, князь понял, что угодил в точку. Для него, любителя величественной архитектуры, красивых пейзажей, старины и охоты, тут было раздолье.
Бесчисленные залы замка хранили воспоминания о прежних хозяевах и законных женах, фаворитках, авантюристах, убийцах и мучениках. Окрестности же, в особенности огромный лес с пятисотлетними дубами, были полны зверья, озера изобиловали дикими утками и рыбой.
Теперь оставалось лишь договориться с хозяином всех этих прелестей – королем Франции Карлом X. Лобанов-Ростовский уже успел свести с ним знакомство и, вероятно, сделал ему настолько финансово выгодное предложение, что тот, говоря современным языком, не смог от него отказаться. Это неудивительно: много ли история знавала королей, которые не нуждались бы в средствах?
...Итак, Фонтенбло на оговоренных условиях – в дворцовых апартаментах князь мог жить, в лесах охотиться – поступил в полное его распоряжение. Весьма опрометчиво Александр Яковлевич сообщил об этом друзьям, родным и светским приятелям в России. Последствия не заставили себя ждать: из-за наплыва гостей громадное поместье с дворцом посередине очень скоро стало походить на Ноев ковчег – над
