ревность, грубость, неуемную картежную игру. У нее родился сын Леонтий, в следующем году дочь Наташа. Появление детей ничего не изменило.
Наталья Николаевна представляла себе одинокую в своем семейном несчастье дочь, которая от нее так далеко. И нет способа помочь, ободрить в тяжелых испытаниях. Эта тяжелая драма, мучившая ее дитя где-то далеко, отозвалась на Наталье Николаевне самым роковым образом. Она, по выражению Александры, «стала таять, как свечка».
...Надежды Ланского на то, что вот вырастут дети и они с женой заживут тихо, спокойно, для себя – не оправдались. Как говорит пословица: маленькие детки – маленькие бедки. И когда стало известно, что Дубельты решили пока разъехаться, а там видно будет, то Наталья Николаевна совсем пала духом, но все же надеялась, что супруги опомнятся. К этому времени у них было уже трое детей. Как и чем Таша будет жить, если останется одна?
Ничего кроме беспокойства не вызывал у Ланских и младший сын Пушкина Григорий. Его совершенно поработила любовная связь с некоей француженкой. О женитьбе речь не шла, а Наталья Николаевна, как всякая мать, хотела для него основательного семейного благополучия: добропорядочной жены, детей, прочного дома. Нет! Все рвалось, расползалось из рук, шло наперекосяк.
Единственным лучом надежды на беспокойном фоне личной жизни детей Пушкина стало решение старшего сына Александра жениться на Сонечке Ланской. Наталье Николаевне, возле которой осиротевшая девочка выросла, казалось, что в ней он найдет «простую, тихую жену». Тем более, что Саша и Соня еще подростками почувствовали друг к другу симпатию. Детский роман перерос в любовь.
Но и тут возникли, казалось, непреодолимые препятствия. Сын в отчаянье бросился к ногам матери: их с Соней отказываются венчать из-за близкого родства. Формально это было справедливо: Соня доводилась племянницей Петру Петровичу, а так как Саша Пушкин считался ему приемным сыном, то выходило, что молодые люди – двоюродные брат и сестра.
И вот тут-то Наталья Николаевна, никогда ничего не умевшая просить для себя, буквально грудью стала за счастье влюбленных. Не найдя снисхождения у духовных чинов, она добилась личной беседы с императором по этому вопросу. И тот использовал свое влияние на церковь: «Обвенчать...»
...«Мой прекрасный муж», «дорогой Пьер», «душа моя», «мой славный Пьер»... Сколько милых слов, сквозь которые так чувствуется взаимная любовь супругов.
Часто, очень часто им приходилось расставаться. Ланской тосковал, забрасывал жену письмами, в которых жаловался на свое одиночество, и – терпел. Она уверяла его: «Поверь, что не ты один страдаешь от нашей разлуки».
Им казалось, что жизнь – длинная штука, впереди еще много времени. И его хватит, чтобы насладиться близостью друг с другом и наговориться всласть – уже не в письмах.
Однако Петр Петрович видел, что жене становится все хуже и хуже. Он доставал какие-то новые лекарства, приглашал новых врачей. Каждый раз Ланской ждал чуда – хоть небольшого улучшения здоровья жены, а она тихо уходила от него.
Он делал все, что от него зависело, чтобы замедлить этот уход. Недавнее долгое лечение жены за границей не дало никаких результатов, потому что у нее была цель не столько поправить здоровье, сколько показать дочерям Европу. Вместо тщательного выполнения всех предписаний врачей – поездки, экскурсии, развлечения для молодежи. Хватит! Теперь с женой поедет он сам и, безотлучно находясь возле нее, заставит серьезно лечиться.
Весной 1861 года Ланской на год попросил отпуск. Получив его, он увез Наталью Николаевну в Германию, которая славилась в то время и врачами, и курортами.
Однако состояние больной не улучшалось. Ланские переехали в Швейцарию, а зиму провели в Ницце. И вот здесь Наталья Николаевна стала поправляться. Врачи посоветовали закрепить успех и вместо русских холодов провести еще одну зиму в теплом климате.
Наталья Николаевна настаивала на возвращении в Россию. Причина состояла в том, что старшей дочери Ланских вот-вот должно было исполниться восемнадцать лет – ей предстояло выезжать в свет. И, как всегда, интересы дочери были поставлены на первый план. Никакие уговоры мужа не помогали.
По возвращении в Россию Наталья Николаевна продолжала чувствовать себя хорошо. Они с мужем устраивали новую квартиру в Петербурге. Девочки Ланские гостили у брата Саши в Бронницком уезде. И мать, скучая по ним, приезжала в усадьбу села Ивановское.
В этом селе сохранился пруд, заросший по берегам такими огромными кустами сирени, что к воде трудно подобраться. Над ним когда-то стоял помещичий дом. Место это до сих пор называется барщиной. Не исключено, что по здешнему приволью гуляла Наталья Николаевна, которая всем европейским красотам предпочитала тишину, безлюдье, чуть печальную прелесть родных краев.
Сашина жена Софья Александровна, Сонечка, ожидала четвертого ребенка. Первые трое были девочки. Счастливое известие о том, что наконец-то родился мальчик, застал Наталью Николаевну в Петербурге. Его в честь деда и отца его решено было назвать Александром. Сын написал матери, что очень хотел бы видеть ее на крестинах. Уже стоял октябрь, холодало, и Петр Петрович в который раз упрашивал жену поберечь себя, заочно крестить, малыша, но Наталья Николаевна уже видела себя с маленьким Александром Пушкиным на руках. Во время возвращения в Петербург она простудилась.
Снова врачи, постельный режим и такая слабость, что не хватало сил оторвать голову от подушки. Ночью больная хрипела, металась от жара. Ланской не отходил от постели жены. Так прошли шесть суток, пока врачи не сказали ему, что часы его жены сочтены. Александра Ланская писала, что «отец как-то весь содрогнулся, ужас надвигавшегося удара защемил его сердце».
Вызванные телеграммами все дети, кроме Таши, Натальи Александровны, собрались возле умиравшей матери. Наталья Николаевна была в полном сознании. Понимая, что времени у нее остается совсем немного, она попросила дочь Машу, которой, как старшей,'были завещаны письма Пушкина, передать их сестре Наташе. Образ несчастной дочери с тремя малышами на руках стоял перед Натальей Николаевной. Она понимала, что письма Пушкина – это большая ценность, в том числе и материальная, а потому хотела, чтобы на черный день у Таши было что продать.
День 26 ноября выдался унылым и серым, когда кажется, что на земле больше не будет ни солнца, ни
