нуждался осажденный блокированный и героически сражающийся Ленинград. А потери и жертвы? Что ж они, как говорится, могли бы быть меньше, даже в тех, на редкость суровых и неблагоприятных условиях прорыва из Таллина в Кронштадт. Пусть же будет утешением для нас, ветеранов и участников грозных событий 1941 года и вообще минувшей Великой Отечественной войны, то, что героическая гибель наших боевых товарищей не осталась неотомщенной. Тот, кто побывал» Финском заливе в августе 1941 года, вполне поймет меня.
ГЛАВА 8. ЛЕНИНГРАД В ОПАСНОСТИ
Напряженная обстановка в начале сентября. Приезд Наркома ВМФ в Ленинград. Директива Ставки о судьбе флота. Бои за ораниенбаумский плацдарм. Перегруппировка сил противника. Задачи артиллерии флота. Собрание партийного актива Ленинграда. Клятва балтийцев.
А положение под Ленинградом все ухудшалось… 24 августа войска 16–й армии противника начали наступать от Чудова вдоль железной дороги Москва — Ленинград, овладели Любанью, под угрозой оказались Тосно, Мга, Кириши. С берегов Ладоги срочно была снята 168–я стрелковая дивизия, Ладожская флотилия перебросила ее на этот участок; сюда же была направлена 4–я дивизия народного ополчения. 28 августа противник захватил Тосно.
В этот день впервые были произведены непосредственно из Ленинграда выстрелы по танкам и пехоте врага, прорвавшимся в совхоз Красный Бор, из сверхмощного 406–миллиметрового орудия. Командовал огневым налетом капитан — лейтенант Е. Д. Романцов. Чтобы избежать паники среди населения, в газете «Ленинградская правда» было опубликовано сообщение о стрельбе с траекторией через город.
30 августа противник вышел на левый берег Невы к Ивановскому, где наших войск не было. Создалось критическое положение: все дороги перерезаны, финны в Новом Белоострове, казалось, еще нажим — и вражеские войска соединятся. Фашисты по радио протрубили на весь мир о том, что до падения Ленинграда остались считанные часы.
В последних числах августа в Кронштадт прорвались из Таллина основные силы Балтийского флота. С волнением всматривались мы, моряки, находившиеся на кораблях, в выплывавшие из дымки родные берега. Кронштадт, который обычно казался жизнерадостным, сейчас выглядел суровым, но спокойным. И вот мы на берегу, перед нами желтое здание штаба флота.
В этот же день в Ленинград прибыл из Москвы Нарком ВФМ адмирал Н. Г. Кузнецов. Встретив его, я на ходу доложил об обстановке, о наших потерях при прорыве флота из Таллина в Кронштадт, положении гарнизона на Моонзундских островах, который остался в глубоком тылу и которому помочь мы теперь ничем не могли. Нарком слушал внимательно, и все?таки мне казалось, что его тревожит что?то еще более серьезное, скорее всего его беспокоила обстановка под Ленинградом, о которой он был осведомлен лучше, чем я, только что прибывший из Таллина. Как выяснилось, Нарком был озабочен выполнением поручения Ставки. Подробного разговора не получилось.
Расставшись с Николаем Герасимовичем, я занялся изучением положения наших войск на отдельных направлениях, особо меня интересовала деятельность командования и штаба морской обороны Ленинграда и Озерного района. Штаб проводил большую и полезную работу по формированию новых частей, батарей, рот, батальонов для фронта. В той обстановке это было главное.
Потом мы встретились с Наркомом снова. Н. Г. Кузнецов решил побывать на крейсере «Максим Горький», находившемся на огневой позиции в торговом порту. Командовал крейсером капитан 1 ранга А. Н. Петров, которого Нарком хорошо знал по совместной службе на Черном море. А. Н. Петров просил адмирала только об одном: выделить оружие для личного состава; все, что было, крейсер отдал отправленным на фронт морякам. Это была общая проблема — в оружии нуждались и другие корабли. Во время обороны Таллина винтовки и пулеметы приходилось доставлять самолетами с вновь строящихся кораблей, фортов и батарей, изъяли все до последнего патрона. Нарком обещал помочь, но выполнить обещание было не так просто. Оружие шло в первую очередь для вновь формируемых бригад морской пехоты, отправляемых на фронт.
На другой день мы с Н. Г. Кузнецовым выехали на машине в Ораниенбаум. В районе Петергофа — Мартышкино нам повстречались жители со скарбом, воинские подразделения, направлявшиеся в Ленинград. Мы заговорили с бойцами, бредущими по шоссе, — «Кто? Откуда?» — Ответ был: «Выходим из окружения». Перебираясь через залив в Кронштадт, мы обратили внимание на усиленное движение буксиров и катеров на его рейдах. Поравнявшись с линейным кораблем «Октябрьская революция», стоявшим на Малом рейде, мы отметили, что он готов к открытию огня своим главным калибром. Я доложил Наркому, что и другой линейный корабль, «Марат», находящийся в торговом порту Ленинграда, также готов немедленно открыть огонь по вражеским войскам.
— Да, дело приняло серьезный оборот, — сказал Николай Герасимович, — раз дошло до использования двенадцатидюймовых орудий по пехоте…
Н. Г. Кузнецов приказал собрать командиров соединений, находившихся в Кронштадте. Нарком хотел лично заслушать их сообщения о состоянии соединений после прорыва из Таллина. Были вызваны В. П. Дрозд, Н. П. Египко, А. Е. Орел, М. И. Самохин, М. И. Москаленко, В. И. Иванов, И. Ф. Николаев, командиры штаба и политуправления. Не смог присутствовать на совещании начальник штаба флота, находившийся в то время с группой командиров в Койвисто, где проводил эвакуацию 50–го стрелкового корпуса, отступившего туда под давлением финских войск; нужно было вывезти в Ленинград более двух десятков тысяч бойцов. Каждый участник совещания, выступая, отмечал, что в ходе боев за Таллин, при прорыве кораблей морем в частях и соединениях сохранялось твердое управление, не допускавшее паники. В исключительно сложной обстановке военные моряки проявили мужество и волю при выполнении поставленной задачи. Вместе с тем мы не закрывали глаза и на промахи и ошибки, которых было немало, не преуменьшали в докладах Наркому значительных потерь боевых и транспортных кораблей, понесенных во время беспрецедентного, полного героизма и трагизма прорыва из Таллина в Кронштадт.
Нарком потребовал от командиров, руководителей политорганов, чтобы личному составу правдиво и глубоко разъяснялась сложная обстановка, складывавшаяся под Ленинградом; военные моряки должны знать, что флот совершил героический прорыв из Таллина для того, чтобы защищать город Ленина. Главнейшая задача флота — в самый короткий срок сконцентрировать все силы, всемерно помочь фронту удержать Ленинград во что бы то ни стало.
Мне запомнилась встреча Наркома с комендантом Ижорского укрепленного сектора генералом Г. Т. Григорьевым. Они знали друг друга еще по Дальнему Востоку. Григорий Тимофеевич обстоятельно доложил Народному комиссару о том, что его заботило в те недели — состояние оборонительных рубежей на подступах к «Красной Горке», созданных флотом задолго до подхода противника к территории Ленинградской области, формирование сухопутных частей из курсантов школы младших специалистов, установка дополнительных батарей на главных направлениях. Было доложено Наркому и о том, что превосходящие силы врага наступают в направлении Купля, Копоница,' Ильмово, Лучки, в связи с чем создалось угрожающее положение для частей 8–й армии, находящихся в районе Усть — Луги, — они могли быть отрезаны. Чтобы дать возможность нашим войскам отойти, морские пехотинцы семь раз переходили в контратаки в течение одной только ночи. Лишь после приказа командующего армией генерала
В. И. Щербакова они отошли на новые позиции. Генерал Г. Т. Григорьев с гордостью рассказывал Н. Г. Кузнецову о мужестве и храбрости морских пехотинцев, отмечал высокую эффективность ударов морской артиллерии. Затронул генерал и известную уже Наркому проблему: у людей не хватает личного оружия.
Нарком понимал и разделял заботы коменданта сектора. Николаю Герасимовичу было приятно, что морские пехотинцы 2–й бригады успешно наступали из Копорья на Подозванье. Он вместе с нами жалел, что по противнику, рвавшемуся к побережью Ко — порской губы на Березняки, приходится вести огонь из 12–дюймовых орудий «Красной Горки» и 18–й железнодорожной батареи, но соглашался, что это
