— Кто виноват в том, что мы падаем, поскользнувшись на банановой кожуре? — вопрошал оратор.
— Чёрные кошки!
— Кто виноват в том, что самые дорогие вазы разбиваются?
— Чёрные кошки!
— Кто виноват в том, что комары нещадно кусают нас?
— Чёрные кошки!
— Кто виноват в том, что голуби портят нам шляпы?
— Чёрные кошки!
— Кто виноват в том, что рвутся карманы и носки?
— Чёрные кошки!
— Кто виноват в том, что наши футболисты не забивают голов?
— Чёрные кошки!
— Кто виноват в том, что ключи теряются и их не найти?
— Чёрные кошки!
— Кто виноват в том, что автобусы не ходят по расписанию?
— Чёрные кошки!
— Кто виноват в том, что у нас лысина и насморк?
— Чёрные кошки!
— Кто виноват в сложных вопросах на экзамене?
— Чёрные кошки!
— Кто виноват в том, что воры гуляют на свободе?
— Чёрные кошки!
— Кто виноват в коррупции и безработице, в непосильных налогах и сборах?
— Чёрные кошки!
— Кто виноват во всех катастрофах и стихийных бедствиях, в тайфунах, наводнениях, обвалах, землетрясениях?
— Чёрные кошки!
— Правильно! Это всё проклятые чёрные кошки! Толпа кричала всё громче и громче. Передо мной были горящие глаза, сжатые кулаки, пылающие щёки, вспотевшие лбы.
— Где же избавление? — надрывался клетчатый. — Как можно остановить все эти несчастья?
— Как?.. Скажи нам!.. Спаси нас!.. — раздавались со всех сторон умоляющие голоса.
— Есть только один выход. Один-единственный. Все чёрные кошки должны исчезнуть навсегда с лица земли! Все до единой!
— Все до единой! — повторяли люди как загипнотизированные. — Все до единой!..
— Так в чём состоит долг каждого сознательного гражданина? — возопил оратор, подняв кулак.
— Истреблять чёрных кошек! — закричали воспламенённые гневом люди.
Он простёр руку в сторону города.
— Так пойдите же и разыщите этих гнусных тварей! Пришло время им расплатиться за те неисчислимые бедствия, которые они навлекли на наши головы!
И толпа хлынула в сторону города с яростными криками:
— Вперёд!..
— Отыщем проклятых!..
— Уж они за всё поплатятся!..
ТОЛСТУХА С СЕКАЧОМ
Глава восьмая,
в которой за мной гоняются с секачом по кухне, но в самый критический момент появляется нежданный спаситель
За мной и грехов-то почти нет, а уж к тому, в чём обвиняла кошек рассвирепевшая толпа, я точно непричастен. И вот теперь, стало быть, надо мне заделаться котом-бегуном — удирать со всех ног! Я начал осторожно отступать, но в панике перепутал направление. И вскоре оказался, совершенно того не желая, на широкой мощёной улице, которая освещалась факелами безумствующей толпы. Группы разъярённых демонстрантов, искавших чёрных кошек, выкрикивали:
— Где б они ни прятались, мы их найдём!
— Разбежались, твари... Ничего, всё равно отыщем!
— Уж мы их проучим!
Кого я только не повидал в тот злополучный вечер! Взлохмаченных женщин с кухонными ножами и орущих детей с рогатками, юношей с гарпунами и дровосеков с топорами, мясников с секачами и пьяниц с разбитыми бутылками... Все они преследовали четвероногую добычу, и глаза у всех горели жаждой мести.
Я видел, как люди разбивали витрины лавок, где продавался кошачий корм. Видел их лица, искажённые в свете факелов, когда они стучали в двери и спрашивали полусонных хозяев, нет ли в доме чёрных кошек. Видел, как они устраивали засады на улицах, вооружившись молотками, и жгли костры.
Нужно где-то спрятаться, пока я не угодил в их цепкие руки! Я вбежал в извилистый тёмный переулок. Позади слышались шаги и голоса. Переулок упёрся в высоченную кирпичную стену. Я с трудом вскарабкался на неё, прыгнул и приземлился в маленьком дворике, вымощенном плиткой. Прямо передо мной светилось полуоткрытое окно с вышитыми занавесками. Два-три бесшумных прыжка, красивое сальто — и я спрыгнул с подоконника в тёплую кухню. На огне в кастрюле что-то тихонько побулькивало. На столе стоял противень, полный ароматной пахлавы. Я не сдержался, окунул лапу в сироп и принялся её лизать.
— Ах ты!.. Чёрная кошка!
Поворачиваюсь на крик — и вижу краснощёкую толстуху со светлыми волосами, собранными в пучок. Она выхватывает из раковины секач, с которого капает мыльная пена, и в бешенстве бросается на меня.
Я спрыгиваю со стола, проскакиваю между её ногами и вылетаю в коридорчик. Тупик! Оборачиваюсь — и вижу страшные глаза Смерти: толстуха уже занесла секач над моей головой. Только чудо может меня спасти.
И чудо происходит! Внезапно из норки выскакивает серый мышонок, молниеносно взбирается по толстухиной ноге и исчезает в складках её юбки.
Толстуха издаёт душераздирающий вопль, секач выпадает у неё из рук и втыкается в паркет, а сама она трясётся, бьёт себя по бокам и подскакивает, словно отплясывает на танцплощадке, усеянной морскими ежами. Одновременно открываются две двери, ведущие в коридор. Из одной появляется удивлённый старик в полуспущенных штанах и с рулоном туалетной бумаги в руках, из другой высовывается сонный лысый господин в пижаме цвета тресковой икры, прижимающий к груди грелку.
Мышонок выскакивает из толстухиной юбки на паркет и бежит ко мне. Я его тотчас узнаю. Это мой друг Пискля.
— Сюда! — кричит он.
Мы мчимся через спальню, тускло освещённую масляной лампой, и выпрыгиваем в окно на грядки помидоров и артишоков.
— Как ты здесь оказался? — спросил я, когда мы уже перевели дух, укрывшись за большими листьями артишоков.
— Что значит — как оказался? Я тут живу поблизости. Дом Анестиса Анапеста, поэта, в соседнем
